Я валялся в грязи, чувствуя себя больным и бесполезным стариком. Даже теперь, лежа на земле в полной безопасности, я боялся смотреть вниз. Мои пальцы разжались, и я уронил фонарь. Я видел, как он переворачивался, мерцая, как светлячок, пока не исчез без следа и звука там, где ранее исчезли два человеческих существа.
Вскоре я, как краб, пополз назад. Стало легче, когда исчезло ощущение заглядывания в бездну или раскачивания в паутине над пропастью. Утес спереди был абсолютно гладким, и тела не должны были удариться ни обо что, пока не приземлились. А тогда… Я встал и поплелся к дому.
Алек все еще был в гостиной, стоя у стола и наливая себе виски. Выглядел он мечтательным и довольным.
— Они оставили дверь открытой? — спросил он и тут же добавил: — Что с вами случилось? Где вы так перепачкались?
— Лучше сказать вам сразу, — ответил я. — Они обезумели и бросились вниз с утеса.
Последовало молчание.
Алеку понадобилось время, чтобы воспринять это. Ко мне часто приводят детей и говорят им: «Не бойся — доктор Люк не сделает тебе больно». Дети мне доверяют, и им не бывает больно. Но иногда боль приходится причинять, как ни стараешься избежать этого. В таких случаях уголки рта ребенка опускаются, и он смотрит на меня с упреком, предшествующим слезам. Алек Уэйнрайт, пожилой пьяный мужчина, смотрел на меня именно так.
— Нет! — крикнул он, осознав наконец смысл моих слов. — Нет, нет, нет!
— Очень сожалею, но это произошло.
— Я этому не верю! — Алек поставил стакан, скользнувший по полированной крышке стола. — Откуда вы знаете?
— Выйдите и посмотрите на их следы. Они ведут к краю Прыжка Влюбленных и не возвращаются назад. На кухонном столе записка, но я ее не читал.
— Это неправда! — заявил Алек. — Это… Подождите минуту!
Он повернулся и, пошатываясь, направился к двери в холл. Я слышал его шаги по лестнице и в комнатах наверху, где он открывал и закрывал двери или ящики.
Пройдя на кухню, я открыл кран с горячей водой, чтобы вымыть руки. На крючке рядом с плитой висела щетка. Не заметив, что она обувная, я попытался почистить ею одежду и все еще занимался этим, когда вернулся Алек.
— Ее одежда на месте, — произнес он, шевеля потрескавшимися губами. — Но…
Алек протянул ключ, делая бессмысленные жесты. Это был странный ключ — вроде бы от американского замка, но гораздо меньшего размера. На хромированной головке были выгравированы слово «Маргарита» и двойной узел.
— Не ходите туда! — сказал я, когда Алек нетвердым шагом двинулся к задней двери.
— Почему?
— Вы сотрете следы. Ведь нам придется вызвать полицию.
— Полицию… — повторил Алек, опускаясь на белый стул у кухонного стола. — Полицию. — Казалось, он пробует слово на вкус, постепенно приходя в ярость. — Но мы должны что-то сделать! Не можем мы… спуститься туда?
— Как? Никто не в состоянии спуститься с этого утеса. Кроме того, наступает прилив. Придется ждать до утра.
— Ждать… — прошептал Алек. — Но мы не можем просто сидеть здесь! — Он постарался взять себя в руки. — Вы правы. Полиция решит, что делать. Позвоните им. Или я сам…
— Как мы можем позвонить в полицию? Кто-то перерезал телефонные провода.
Вспомнив об этом, Алек поднес руку ко лбу. От виски и всплеска эмоций его лицо покрылось пятнами, весьма неприятными для глаза — особенно медицинского.
— Но у нас есть автомобиль, — указал он. — Даже два. Мы можем поехать и…
— Именно так мы и поступим, если вы чувствуете, что вам хватит сил.
В тихой кухне внезапно загудел холодильник. Повернувшись, чтобы найти источник звука, Алек впервые заметил листок бумаги из блокнотика с нацарапанными карандашом словами, оставленный под стаканом на столе. Он снял стакан и подобрал листок.
— Со мной все в порядке. Я все еще не могу в это поверить… — Его глаза наполнились слезами.
Алек был беспомощен, как ребенок, — мне пришлось принести ему пальто и шляпу на случай, если дождь пойдет снова. Он настоял на том, чтобы выйти посмотреть на следы с помощью еще одного электрического фонаря. Но, кроме следов, смотреть было абсолютно не на что.
Несмотря на физическое состояние, Алек держался неплохо, но, когда мы вышли в передний холл, направляясь к автомобилю, он свалился в обморок у вешалки для шляп. Маленький ключ, с выгравированными на нем именем «Маргарита» и двойным узлом, выпал из его руки на деревянный пол. До сих пор я не догадывался, как сильно он любил Риту. Подобрав ключ, я спрятал его в жилетный карман, после чего принялся за нелегкую задачу — нужно было затащить Алека наверх.
* * *
Тела Риты Уэйнрайт и Барри Салливана были обнаружены через два дня. Их вынесло на покрытый галькой берег в нескольких милях к югу, и какой-то мальчишка побежал за полицией. Но только после вскрытия мы узнали, как они умерли в действительности.
В тот день я впервые встретил сэра Генри Мерривейла при обстоятельствах, которые долго будут помнить в Линкоме.
Война или нет, деревня говорила только о самоубийстве по сговору Риты Уэйнрайт и Барри Салливана. Это сердило меня, поскольку им выражали мало сочувствия — особенно Рите. Общую тенденцию можно было выразить фразой: «Разве вы не знали, что от нее следовало ожидать именно такой глупой напыщенной выходки?»
Впрочем, Алеку тоже не слишком сочувствовали.
— Ему надо было вздуть ее как следует, — говорил Харри Пирс в «Карете и лошадях». — Тогда бы она так не поступила.
Я не видел в этом никакой логики. Кроме того, разговоры об избиении жен вели те, кому не хватало духу даже прикрикнуть на собственную сварливую супругу вроде миссис Пирс. Положение осложняло то, что обморок Алека привел к более серьезным последствиям, чем я думал. Медсестра дежурила у его постели днем и ночью, а Том приходил к нему дважды в день.
В понедельник утром перед ленчем я, повинуясь строгим указаниям Тома, грелся на солнце в нашем заднем саду, когда Молли Грейндж пришла повидать меня. Пройдя по дорожке между высокими голубыми дельфиниумами, она выбралась на лужайку, где под деревом стояли плетеные стулья.
— Как вы себя чувствуете, доктор Люк?
— Вполне сносно, спасибо. Что тебе наговорил мой придурковатый сынок?
— Что вы… перевозбудились.
— Чепуха!
Молли села на плетеный стул напротив меня.
— Ужасная история, доктор Люк, не так ли?
— Конечно! — отозвался я. — Ты ведь знала Барри Салливана? Фактически именно ты представила его…
Я прикусил язык, надеясь, что не пробудил неприятные воспоминания. Но девушка вроде бы не возражала. С первого взгляда люди редко осознавали, насколько привлекательна Молли. Как большинство светловолосых голубоглазых девушек, которые не пользуются косметикой в такой степени, что их лица можно узнавать, как корабли, только по окраске, она выглядела весьма ординарно.
— Я не слишком хорошо его знала. Только слегка. — Молли подняла тонкую руку, разглядывая пальцы. — Но все равно это ужасно. Доктор Люк, вы не против того, чтобы поговорить об этом?
— Вовсе нет.
Молли выпрямилась на стуле.
— Тогда что произошло?
— Разве Том тебе не рассказывал?
— Том не очень хороший рассказчик. Если начинаешь допытываться, он просто говорит: «Черт возьми, неужели ты не понимаешь по-английски?» — Она улыбнулась, но тут же снова стала серьезной. — Насколько я поняла, вы и мистер Уэйнрайт направлялись к автомобилю, чтобы поехать в полицию, когда мистер Уэйнрайт упал в обморок.
— Совершенно верно.
— Вы притащили его наверх и уложили в кровать…
— Мне это не повредило.
— Том говорит, что могло повредить. Но я вот чего не понимаю. По словам Тома, вы шли пешком от «Мон Репо» сюда четыре мили, да еще в темноте…
— Было не совсем темно. Когда дождь прекратился, на небе появились звезды.
Молли отмахнулась от звезд.
— А вернувшись около половины двенадцатого, вы позвонили в полицию в Линтон. Но там должно было находиться два автомобиля. Почему вы ими не воспользовались?
— Потому что, — ответил я, — в них не оказалось бензина.
Молли выглядела озадаченной. Воспоминание о том, что ожидало меня в гараже, не произвело успокаивающего эффекта.
— Моя дорогая Молли, кто-то открыл краны бензобаков моего автомобиля и автомобиля Алека и вылил все содержимое. Даже если не учитывать теперешнюю нехватку бензина, подобная шутка не кажется мне забавной. Не спрашивай меня, почему это сделали или почему перерезали телефонные провода, так или иначе это произошло, и я оказался в затруднительном положении. Более того, я покинул дом, унеся с собой маленький сувенирный ключ, которым Алек, по какой-то причине, очень дорожит, и был вынужден передать его Тому, чтобы тот вернул его Алеку. Я оставил его в скверном состоянии, но должен был прислать помощь. У меня не было ни рации, ни почтовых голубей.
