— О, конечно! И почтительный дворецкий, и слуга, который будет чистить нам башмаки. Все как в самых лучших домах Парижа и Филадельфии! Мой юный Крез, куда, по-твоему, мы едем? Если мы где-нибудь в окрестностях не раздобудем женщину, нам придется самим прибираться, делать покупки и готовить. Ты же знаешь, из меня еще тот кашевар.
Эллери выглядел растерянным.
— Боюсь, мои кулинарные способности ограничиваются лишь приготовлением печенья из полуфабрикатов, крепкого кофе и — более или менее — омлета по-испански. Надеюсь, у тебя есть ключ?
— Уоринг обещал оставить его нам на месте, — спокойно ответил судья, — закопав на фут глубиной в двух шагах по диагонали от северного угла коттеджа. Этот парень не лишен чувства юмора. Мой дорогой мальчик, тут нет воров! За все время, что я провел здесь, отдаленно похожим на преступление, с которым мне довелось столкнуться, можно назвать лишь случай, когда Гарри Стеббинс, владелец бензоколонки и закусочной, запросил с меня тридцать пять центов за сандвич с ветчиной. Черт побери, сынок, там никто не запирает дверь подобным способом.
* * *
— Теперь уже близко, — с воодушевлением заметил судья, вглядевшись через лобовое стекло вдаль, как только они миновали подъем.
— Самое время! — прокричал в ответ Эллери. — А то я уже проголодался. Как насчет провианта? Только не говори мне, что твой чокнутый хозяин оставил нам целый склад консервов!
— О боже! — простонал пожилой джентльмен. — Я совершенно забыл об этом. Нам придется остановиться в Уае — это не доезжая Испанского мыса, около двух миль к северу от него... Туда! Сейчас прямо. Надеюсь, мы найдем какую-нибудь открытую лавку или магазинчик. Сейчас еще нет и семи.
Им здорово повезло — они застали уайского лавочника, разгружавшего свежие овощи перед своим заведением, и Эллери, пошатываясь, вернулся к машине, груженный стратегическим запасом провизии. Они немного поспорили о том, кому платить, разрешив спор небольшой зажигательной лекцией судьи о неписаных законах гостеприимства. Затем, погрузив провиант на заднее откидное сиденье, снова двинулись в путь. На этот раз судья запел «Поднять якоря».
Минуты через три они приблизились к Испанскому мысу. Эллери притормозил, восхищаясь маячившими вдали скалами. По непонятному капризу природы это был единственный кусок ландшафта, видимый над уровнем моря в значительной степени. Он безмятежно раскинулся в лучах восходящего солнца — спящий гигант, плоская вершина которого оставалась вне видимости, если не считать покрытых кустарниками и деревьями краев.
— Красиво, правда?! — громогласно воскликнул судья. — Вот здесь, Эл, останови машину, напротив той заправочной станции. Хочу поздороваться с моим старым другом-разбойником, Гарри Стеббинсом.
— Полагаю, эта манящая глыба камней, — буркнул Эллери, съезжая с шоссе на гравий перед сооружением, похожим на греческий портик с красным насосом перед ним, — не общественная собственность? Вряд ли. Наши миллионеры такого не допустят.
— Частная, как и все дьявольское, — засмеялся судья. — Где же Гарри? Допустят, и даже хуже. Во-первых, потому, что по суше туда можно добраться только по узкой дороге, пересекающей шоссе в этом месте. — Эллери увидел два массивных каменных пилона, которые стояли по обе стороны от въезда на уходящую в сторону и прорезающую парк дорогу. — Парк — это лишь узкая полоска, дорога огорожена с обеих сторон высокой колючей проволокой. Миновав парк, тебе придется преодолеть узкий перешеек — участок горной дороги, на которой с трудом смогут разъехаться две машины. Дорога идет ровно, а так как Испанский мыс поднимается вверх, шоссе идет уровнем ниже через весь мыс к морю. Посмотри на эти скалы! Они по всему мысу. Как насчет того, чтобы взобраться на них, а? И во-вторых, потому, что Испанский мыс принадлежит Уолтеру Годфри, — с усмешкой закончил он, как если бы само это имя служило объяснением.
— Годфри? — нахмурился Эллери. — Годфри с Уолл-стрит?
— Одному из... из многочисленных тамошних волков, — проворчал судья Маклин. — К тому же исключительных. Насколько мне известно, на этом благословенном мысе обитает несколько человеческих особей, однако его хозяин не из их числа. За все время, что я бывал здесь, моя нога ни разу не ступала на его территорию. И не потому, что я вел себя не по-соседски!
— Он не верит в сельскую добродетель?
— Только не он. На самом деле в одном из неофициальных писем, которыми мы обменивались с Уорингом, он упоминал о том же. Уоринг никогда не приближался к... к дворцу Годфри, а ведь он его сосед бог знает сколько лет!
— Может, — усмехнулся Эллери, — ты и твой хозяин недостаточно легкомысленны?
— О, это несомненно. В некоторых домах добропорядочный судья не слишком желанный гость. Видишь ли...
— Давай, давай, выкладывай, что ты там скрываешь под усами?
— Ничего я не скрываю. Я только хотел сказать, что человек вроде Годфри вряд ли мог бы ухватить фортуну за хвост на Уолл-стрит за такой короткий период, если только не позволял себе некие вольности с законом. Я ничего не знаю об этом субъекте, но достаточно хорошо знаю человеческую натуру, чтобы относиться к нему подозрительно. Из всего того, что я слышал о нем, он большой чудак. Хотя у него очень симпатичная дочь. Как-то раз она приплыла на каноэ с молодым блондином, и мы с ней подружились, пока ее кавалер хмурил брови... А, вот и Гарри, песий сын! Ты смотри — в плавках!
Судья выскочил из машины и, сияя улыбкой, бросился пожать руку раскрасневшемуся пузатому коротышке средних лет в ярко-красных плавках и резиновых шлепанцах, который только что вышел, жмурясь, из своей конторы. Он растирал толстые красные щеки махровым полотенцем.
— Судья Маклин! — удивленно воскликнул Гарри, бросая полотенце, затем, расплывшись в улыбке от уха до уха, энергично затряс судье руку. — Глазам не верю! Я таки чувствовал, что вы вздумаете нагрянуть к нам под конец лета! Где вы были прошлый сентябрь? Как поживаете, сэр?
— Потихоньку, потихоньку, Гарри. В прошлом году я был за границей. Как Энни?
Стеббинс печально потряс своей бычьей головой:
— Да все мучается со своим ишиасом.
Эллери догадался, что бедная Энни и есть счастливая миссис Стеббинс.
— Н-да, надо же, в ее-то годы! Передай Энни от меня привет. Гарри, пожми руку Эллери Квину, моему близкому другу. — Эллери послушно пожал влажную руку толстяка. — Мы собираемся провести вместе месяц в коттедже Уоринга. Кстати, Уоринг, часом, не здесь?
— Не видел его с самого начала лета.
— Смотрю, ты только что поплавал. Слушай, старый распутник, тебе не стыдно бегать по автостраде голышом, тряся своим пузом?
Стеббинс застенчиво улыбнулся:
— Ну, судья, кто меня сейчас видит? Тут все так делают, а я люблю окунуться с утречка пораньше. На общественном пляже в этот час ни души.
— Это тот пляж, что мы проехали с милю назад? — спросил Эллери.
— Да, мистер Квин. На другой стороне есть еще один — прямо у коттеджа Уоринга, куда вы направляетесь.
— Должно быть, весело кататься по вашему шоссе, — задумчиво обронил Эллери, — жарким полуднем. Вдоль шоссе разгуливают хорошенькие девушки в одних купальниках, а учитывая, какие купальники носят в нынешнем сезоне...
— Ох уж эта молодежь! — простонал судья. — Знаешь, я помню, как пару лет назад кое-кто из местных блюстителей нравов жаловался властям на полуголых купальщиков у дороги. Видишь ли, существует местное постановление, позволяющее купальщикам прогуливаться вдоль этого участка шоссе в одних купальниках. Что-нибудь изменилось, Гарри?
— Да нет, судья, — хохотнул Стеббинс. — Мы все так делаем.
— Подобные дискуссии вызваны завистью стариков. Мы не умеем плавать...
— Пора бы и научиться, — строго заметил Эллери. — Тогда мне не пришлось бы разыгрывать роль спасателя и вылавливать тебя из океана, как я это делал шесть лет назад в Майне. Полагаю, что за семьдесят лет человек должен уже научиться чувствовать себя комфортно и в другой среде, а не только на суше.
— Кстати, насчет ловли, — торопливо сменил тему разговора судья, слегка покраснев. — Клюет, Гарри?
— Еще как, судья, судя по тому, что я слышал; у меня самого, к сожалению, мало времени для рыбалки. А вы в прекрасной форме! Смотрю, запаслись провиантом. Вы же знаете, в любое время...
— Ты больше не поймаешь меня на крючок, потребовав тридцать пять центов за сандвич с ветчиной, съеденный мною в спешке, — суровым тоном выговорил ему судья. — Я никогда...
Маленький автомобиль тусклого серого цвета со свистом пронесся по шоссе, видимо куда-то спеша. На передней дверце седана мелькнула полоска позолоченных букв. Но машина пронеслась на такой скорости, что они не успели прочесть надпись. К их удивлению, резко взвизгнули тормоза, седан дал крен влево, затем рванул как стрела между двумя пилонами, обозначавшими въезд на территорию Испанского мыса, и исчез за деревьями парка.
