— Вот ваши доказательства, — сказал он, в душе довольный тем, что мисс Дэнвил вряд ли придет в голову интересоваться, каким образом они к нему попали и насколько велико юридическое различие между оригиналом документа и одной из его копий.
Мисс Дэнвил, молча шевеля губами, медленно прочитала письмо. Догадываясь о ее взвинченном состоянии, Петигрю, естественно, ожидал от нее проявления каких-то эмоций при виде столь наглядных, черным по белому написанных свидетельств всей нелепости обвинений против Филипса, но то, что он увидел, превзошло все его ожидания: после первого предложения на ее лице буквально расцвела счастливая, сияющая улыбка, а к тому времени, когда она дошла до конца первого абзаца, залилась слезами…
Честно говоря, Петигрю, хотя и не в первый раз с тех пор, как приехал в Марсет-Бей, почувствовал себя ужасно смущенным. Он просто не находил слов, чтобы утешить ее. Собственно говоря, он ведь уже представил ей самое большое, так сказать, материальное утешение, и, если результатом этого стало бездонное море слез, что еще ему оставалось делать, кроме как ждать и надеяться, что достаточно скоро она устанет плакать, возьмет себя в руки и начнет вести себя достаточно разумно? Да, была бы здесь сейчас мисс Браун! Уж ей бы точно удалось быстро привести мисс Дэнвил в чувство. Но с другой стороны, будь она здесь, эта весьма неприятная ситуация с большой степенью вероятности вообще не могла бы возникнуть.
Впрочем, мисс Дэнвил сама решила проблему, но не перестав плакать, а просто выйдя из комнаты и на ходу вытирая слезы насквозь промокшим носовым платочком. Петигрю едва успел выхватить у нее из руки «материальное доказательство», поскольку к нему подходила миссис Хопкинсон, очевидно внимательно наблюдавшая за ними с противоположной стороны зала, и, несмотря даже на его кислый взгляд, кажется, была полна решимости попытаться пойти на некие уступки.
— Ради бога, извините нас за всю эту склоку, — сказала она. — Моя вина, признаю, но иногда я, как бы это получше сказать, перевозбуждаюсь. У меня злой язык, я знаю, но тут уж ничего не поделаешь, такой уродилась.
Петигрю был совсем не расположен даже говорить с ней. Он молча положил письмо в свой кейс и демонстративно громко защелкнул замки. Но миссис Хопкинсон это не остановило.
— Вы настоящий джентльмен, мистер Петигрю, вы не скажете мистеру Филипсу обо мне? — умоляющим тоном произнесла она. — Мне совершенно не хотелось бы выступать ответчиком в суде. Не говоря уж о выплате компенсации в несколько тысяч фунтов за нанесенный моральный ущерб… даже если бы они у меня были. Я очень, очень на вас надеюсь! — добавила она с нервным смешком.
— Лично я намерен забыть обо всем этом как можно скорее и настоятельно советую вам поступить точно таким же образом, — жестко ответил Петигрю.
— Конечно! Я знала, что вы просто душка! Ах, какой же груз спал с моих слабых плеч! Теперь я смогу спать спокойно. Хотя… А как насчет мисс Дэнвил? Как вы думаете, она может на меня донести?
— Не имею и не желаю иметь ни малейшего понятия. Спросите у нее самой.
— Эта полусумасшедшая фанатичка ничего не скажет, — раздраженно заметила миссис Хопкинсон. — Вы только посмотрите, в каком она сейчас состоянии. То хохочет, то рыдает…
— За это вы должны благодарить прежде всего себя, миссис Хопкинсон.
Но в ответ миссис Хопкинсон предпочла изобразить крайнее негодование.
— Ничего себе! — воскликнула она. — А разве не вы вывели ее из равновесия? Разве не вы только что показывали ей какие-то письма, ну и все такое? Я собственными глазами видела это! Чем же еще…
Если раньше Петигрю старался сохранять спокойствие, то после этой фразы утратил его.
— Полагаю, наша беседа зашла слишком далеко, — сухо прервал он ее. — Я не собираюсь стоять здесь, выслушивая ваши нелепые обвинения. После того как своими бредовыми сплетнями вы расстроили мисс Дэнвил, мне пришлось сделать все возможное, чтобы хоть как-то исправить причиненное вами зло. Что же касается письма, которое я дал ей прочитать, то, если вас это так интересует, оно от стряпчего покойной миссис Филипс, где он официально подтверждает факт ее смерти.
В глубине души он пожалел, что сказал так много, хотя, с другой стороны, ему было приятно увидеть выражение лица миссис Хопкинсон.
— Боже мой! — воскликнула она. — Кажется, я попала в серьезный переплет. Она наверняка скажет ему. Или эта Браун, что, собственно, одно и то же. Что мне теперь делать, мистер Петигрю?
— Боюсь, я ничем вам не могу помочь, миссис Хопкинсон. Своим злым языком вы сами втянули себя в эту историю, вам же и искать, как наилучшим образом из нее выпутываться.
— Вот вы как! — сердито огрызнулась мисс Хопкинсон. — Бить лежачего! Да еще женщину! Как это по-мужски… Ладно, обойдусь и без ваших советов, большое спасибо. Я сама знаю, что мне надо сделать. При первой же возможности сама расскажу все мистеру Филипсу и попрошу у него извинения прежде, чем одна из этих красавиц успеет нашептать ему на ухо. После этого у него просто не хватит совести попробовать мне отомстить.
Петигрю сильно сомневался в мудрости такого решения, однако в силу только что сказанных им слов вряд ли имел моральное право высказать свое мнение. Поэтому он только молча пожал плечами, проводил уходившую в противоположный конец зала миссис Хопкинсон взглядом и после некоторых колебаний присоединился к маленькой группке у камина.
Здесь, настолько увлеченные своими собственными заботами, что даже не обращали ни малейшего внимания на происходящее, Эдельман и мисс Кларк с пристальным вниманием слушали Вуда, который, судя по всему, раскрывал перед ними дальнейшее развитие сюжета их «заговора».
— Итак, полагаю, общие черты нашей игры уже определились… — говорил он.
Любопытно, отметил про себя Петигрю, насколько уверенными и даже по-своему властными, доминирующими стали манеры Вуда в ходе обсуждения его творения по сравнению со скромностью, которую он продемонстрировал, когда вопрос о его литературной деятельности затрагивался впервые.
— Вот план места преступления, — продолжал он. — И хотя, боюсь, он пока еще несколько сыроват, но в целом идея вполне понятна. А вот расписание времени перемещений всех подозреваемых. Для каждого из них, конечно, имеется алиби… или что-то, на первый взгляд весьма похожее на алиби. Единственный, для кого мне еще ничего не удалось толком придумать, — это Рикеби, но я предлагаю…
— А зачем нам вообще нужен этот мистер Рикеби? — перебила его мисс Кларк. — Лично мне он представляется неприемлемым с любой стороны.
— Да, но мы же все согласились с этим, разве вы не помните, мисс Кларк? Кроме того, он нам на самом деле очень нужен. Итак, для Рикеби я предлагаю…
— Кто тут и по какому, интересно, поводу всуе упоминает мое имя?послышался голос Рикеби, неожиданно вошедшего в зал. Он явно уже выпил, но, в отличие от миссис Хопкинсон, без видимого эффекта. — А-а, так-так-так… Заговор! А знаете, друзья, у меня появилась просто потрясающая идея. Пришла мне в голову в Уайт-Харт, и я тут же со всех ног понесся сюда, чтобы немедленно поделиться с вами. Послушайте, вы будете от нее без ума, обещаю. Честно! Так слушайте, прошу вас. Почему бы не доверить наше убийство старине Петигрю? Вот кто нам нужен! Петигрю, мы все это время держали вас в запасе, и, по-моему, нам всем должно быть очень стыдно. Да-да, именно вы, и никто другой: скрытный, проницательный, себе на уме.
— Не пори чушь, Рикеби, — резко оборвал его Эдельман. — Все было окончательно и бесповоротно решено несколько недель назад. Убийство должно быть совершено мисс Дэнвил, и никем другим.
— А! Мисс Дэнвил! — произнес Рикеби таким тоном, будто в первый раз слышал ее имя. — Ну что ж, раз вы считаете, что это мисс Дэнвил, значит, мисс Дэнвил. Только имейте в виду, я по-прежнему уверен: моя идея необычайно, просто чертовски хороша. А вы, Петигрю?
— Наверное, сейчас вам лучше всего отправиться спать, мистер Рикеби, произнесла мисс Кларк тоном, который обычно приберегала для сотрудников отдела.
— Да, вы правы, может быть, и лучше, — смиренно согласился Рикеби.
Когда мисс Кларк обращалась к кому-либо своим знаменитым «офисным» голосом, ему или ей надо было либо быть куда более пьяным, либо обладать куда более решительным характером, чем у Рикеби, чтобы не выполнить ее требование. Тем не менее, идя к двери, он все-таки изо всех сил старался сохранять определенную степень независимости, но, открыв дверь, лицом к лицу столкнулся с вернувшейся в зал мисс Дэнвил.
— А, вот и она! — с пьяной ухмылкой воскликнул он. — Собственной персоной! Мы только что о вас говорили, мисс Дэнвил.
Мисс Дэнвил, не обращая на него никакого внимания, прошла прямо к камину, где стоял Петигрю. Она была все еще бледна, но глаза уже совсем сухие.
