– Ой! – сказала Гарриет. – Я не знала, что тут кто-то есть. Вы ведь… – У кузена Мэтью конечно же есть фамилия, сумасшедший кузен из Ниццы был, как она вспомнила, наследником после Джеральда, Питера и их потомков, значит, они должны быть Уимзи. – Вы ведь мистер Уимзи? – Хотя, конечно, он с тем же успехом может быть полковником Уимзи, сэром Мэтью Уимзи или даже лордом Каким-нибудь. – Я жена Питера, – добавила она, объяснив свое присутствие.
Пожилой джентльмен очень мило ей улыбнулся и поклонился, слегка махнув рукой, словно говоря: “Будьте как дома”. Он был лысоват, седые волосы очень коротко подстрижены над ушами и на висках. Она решила, что ему лет шестьдесят пять. Предоставив таким образом комнату в ее распоряжение, он вернулся к книге, а Гарриет поняла, что он не расположен беседовать, а также вспомнила, что он глух и застенчив, и решила его не беспокоить. Пять минут спустя она подняла взгляд от стеклянной витрины с миниатюрами и увидела, что он покинул свой пост и теперь разглядывает ее с маленькой лестницы, ведущей на галерею. Он снова поклонился, и цветастые полы халата исчезли из виду в тот самый момент, когда кто-то включил свет в другом конце библиотеки.
– Сидите в темноте, о леди? Прости, что так долго. Пойдем, выпьем чаю. Этот тип никак не отставал. Я не могу помешать Джеральду, если он решит отка зать ему в праве выкупа – на самом деле я сам ему это посоветовал. Кстати, мама пришла, и в Синей ком нате подали чай. Она хочет, чтобы ты взглянула на ка кой-то фарфор. Она страстно увлекается фарфором.
Кроме герцогини, в Синей комнате был худой сутулый старик, опрятно одетый в старомодный костюм с бриджами, в очках и с жидкой седой козлиной бородкой. При появлении Гарриет он поднялся со стула, вышел вперед, протянул руку и нервно что-то проблеял.
– Приветствую, кузен Мэтью! – прокричал Питер, энергично хлопая старого джентльмена по плечу. – Дайте я вас представлю жене. Это мой кузен, мистер Мэтью Уимзи, который не дает книгам Джеральда рассыпаться в прах от ветхости и забвения. Он пишет историю семьи начиная с Карла Великого и дошел уже до битвы в Ронсевальском ущелье[329].
– Здравствуйте, – сказал кузен Мэтью. – Я… я надеюсь, поездка была приятной. Ветер сегодня промозглый. Питер, дорогой мой мальчик, как твои дела?
– Вот вас увидел, и все отлично стало. Покажете мне новую главу?
– Не главу. Нет. Несколько страниц. Боюсь, я увлекся побочной линией исследования. Думаю, что напал на след неуловимого Саймона – того брата-близнеца, который исчез и, по слухам, пошел в пираты.
– Да что вы! Правда? Отличная работа. Это маффины? Гарриет, ты, надеюсь, разделяешь мою страсть к маффинам. Я собирался это выяснить до женитьбы, но возможности не представилось.
Гарриет взяла маффин и повернулась к кузену Мэтью:
– Я только что очень глупо ошиблась. Встретила кого-то в библиотеке, подумала, что это вы, и обратилась к нему “мистер Уимзи”.
– Что? – переспросил кузен Мэтью. – Кого? Кого-то в библиотеке?
– Я думал, все уехали, – сказал Питер.
– Может быть, мистер Лидделл заходил полистать хроники графства, – предположила герцогиня. – Почему он не попросил чаю?
– Думаю, это кто-то, живущий в доме, – сказала Гарриет, – потому что он был в халате. Ему за шестьдесят, на макушке лысина, остальные волосы очень коротко стрижены, и он очень похож на тебя, Питер, во всяком случае в профиль.
– О боже, – сказала герцогиня. – Это, должно быть, Старый Грегори.
– Ух ты! А ведь правда, – согласился Питер с полным ртом. – Вообще это большая любезность со стороны Старого Грегори. Обычно он не показывается в такой ранний час – во всяком случае гостям. Это тебе комплимент, Гарриет. Старикан молодец.
– Кто такой Старый Грегори?
– Дай подумать… Он был каким-то кузеном восьмого… или девятого… которого-то герцога. Кузен Мэтью? В общем, времени Вильгельма и Марии. Он ведь не говорил с тобой? Он всегда молчит, но мы надеемся, что однажды решит заговорить.
– В прошлый понедельник я уж было думал, что заговорит, – сказал мистер Уимзи. – Он стоял у полок в четвертом отсеке, я был вынужден его побеспокоить, чтобы добраться до писем Бредона. Я сказал: “Умоляю извинить меня, только на мгновение”, а он улыбнулся, кивнул и хотел что-то сказать. Но передумал и исчез. Я испугался, что мог оскорбить его, но через минуту он появился вновь – вежливейшим образом, у камина – и дал мне понять, что не обижен.
– Вы массу времени тратите, раскланиваясь и расшаркиваясь с фамильными привидениями, – заметил Питер. – Вы бы просто проходили сквозь них, как Джеральд. Это гораздо проще и безвредно для обеих сторон.
– Уж ты бы помолчал, Питер, – сказала герцогиня. – Я ясно видела, как однажды на галерее ты снял шляпу перед леди Сьюзен.
– Что ты, мама! Это чистая выдумка. На кой черт мне шляпа на галерее?
Если бы можно было вообразить, что Питер или его мать способны на такую неучтивость, Гарриет заподозрила бы продуманный розыгрыш. Она осторожно сказала:
– Звучит уж слишком сказочно.
– Не слишком, – возразил Питер. – Потому что это все бессмысленно. Они не предсказывают смертей, не находят спрятанные сокровища, ничего не указывают и никого не тревожат. Слуги и те на них внимания не обращают. А кто-то их вообще не видит – Элен, например.
– Вот! – воскликнула герцогиня. – Я же помню, что хотела что-то тебе рассказать. Ты не поверишь – Элен настояла на том, чтобы устроить новую гостевую ванную в западном крыле, как раз там, где всегда гуляет дядя Роджер. Так глупо, так необдуманно. Ведь хотя все и знают, что они бесплотные, кто угодно – скажем, миссис Эмброуз – смутится при виде начальника караула, выходящего из шкафа для полотенец, когда нельзя ни принять его, ни отступить в коридор. Кроме того, по-моему, влага и тепло не идут на пользу его эманациям, или как их там называют, – при нашей последней встрече он был какой-то туманный, бедняжка!
– Иногда Элен бывает немного бестактна, – сказал мистер Уимзи. – Ванная, конечно, была нужна, но она вполне могла разместить ее дальше и оставить дяде Роджеру кладовую горничных.
– Я ей так и сказала, – подхватила герцогиня, и беседа потекла в новое русло.
“Однако, – думала Гарриет, потягивая вторую чашку чая, – призраком Ноукса Питера, похоже, не испугаешь”.
– Но если я веду себя назойливо, – говорила гер цогиня, – пусть меня лучше усыпят, как бедного Агага, – не библейского, конечно, а того, который был до Артаксеркса, он был персидский голубой, – и не знаю, почему бы не усыплять тех, кто этого хочет, когда человек уже старый и больной и сам себе обуза, – но я боялась, что вы станете нервничать, когда это случится впервые, поэтому и упомянула… Хотя, возможно, после женитьбы все будет иначе и этого не случится вовсе… Да, это “Рокингем”[330], одна из удачных вещей, – большинство из них так дешево расписаны, но это один из пейзажей Брамельда…[331] Ни за что не подумаешь, что такой болтливый человек может быть таким неприступным, но я себе всегда говорю, что нелепо притворяться, будто у тебя нет слабостей, – очень глупо, потому что они у всех есть, только мой муж и слышать об этом не желал… Правда, замечательная ваза?.. По глазури понятно, что это “Дерби”, но роспись сделана леди Сарой Уимзи, которая вышла замуж за графа Северна и Темзы, – это она с братом и их собачкой, а тут можно разглядеть смешную церквушку, она стоит там, на берегу озера… Они продавали белье[332] художникам-любителям, а те потом отсылали его обратно на фабрику для обжига. Тонкая вещь, да? Уимзи либо очень тонко чувствуют живопись и музыку, либо не чувствуют вовсе.
Она склонила голову набок, как птичка, и посмотрела на Гарриет поверх вазы своими яркими карими глазами.
– Я что-то такое подозревала, – сказала Гарриет, отвечая на то, о чем в действительности хотела поговорить герцогиня. – Я помню, однажды он закончил расследование, а потом мы с ним ужинали. Он выглядел совершенно больным.
– Вы знаете, он не любит ответственности, – объяснила герцогиня. – Война и разное другое не пошли людям на пользу в этом смысле… Целых полтора года… Вряд ли он когда-либо вам о них расскажет, во всяком случае, тогда вы будете знать, что он исцелился… Я не хочу сказать, что он сошел с ума, ничего такого, и он всегда был очень милым, только вот смертельно боялся спать… и совсем не мог приказывать, даже слугам, и очень от этого страдал, бедный ягненочек!.. Думаю, если четыре года подряд отдавать людям приказы, посылая их на мины, то заработаешь – как это сейчас называют? – то ли комплекс, то ли расстройство чего-то, мотивации или фрустрации… О, простите, моя дорогая, не стоит сидеть, прижимая к себе чайник. Отдайте его мне, я верну его на место… Хотя на самом деле я гадаю на кофейной гуще, потому что не знаю, как он сейчас эти вещи переживает, да, наверное, и никто не знает, кроме Бантера, – а учитывая, в каком долгу мы перед ним, Артаксерксу следовало хорошо подумать, прежде чем его царапать… Надеюсь, Бантер не создает вам трудностей.
