– О'кей, – сообщил я инспектору, – можете повернуться.
Кремер опустил свои руки и отступил назад.
– Отлично, мисс Джей, – обратился я к посетительнице, – так в чем же дело?
Она попыталась повернуть голову.
– Отпустите меня, вы мне руку сломаете.
– А вы будете вести себя прилично?
– Да, буду.
Как только Лаура оказалась свободной, ее охватила дрожь. Но потом она выпрямилась, отведя назад плечо, и обратилась к Кремеру, пытаясь оправдаться.
– Я, наверное, потеряла голову, – сказала она. – Я не ожидала увидеть вас здесь. У меня бывает так – я просто теряю голову.
– Это дурная привычка, мисс Джей, На какое время назначена ваша встреча с Ниро Вульфом?
– Я не назначала встречу.
– Зачем вы хотите видеть его?
– Я не его хочу видеть. Я пришла к Арчи Гудвину.
– Зачем?
В это время за спиной Кремера раздался властный голос:
– Что здесь происходит?
В дверях своего кабинета стоял Вульф. Кремер проигнорировал его.
– Зачем вам нужно встретиться с мистером Гудвином? – настаивал он.
– Кажется, я знаю, – вмешался я. – Личное дело, совершенно личное.
– Да, – подтвердила Лаура, – личное.
Кремер перевел взгляд на меня, потом опять на нее. Возможно, он размышлял над вопросом, сможет ли пара специалистов – если он заберет нас и передаст им – вытянуть из нас ответ? Очевидно, он решил, что нет.
– Вы слышали, как я предупредил Вульфа, что он знает закон. И вы – тоже.
Он промаршировал к двери, открыл ее и вышел.
– Ну? – произнес Вульф тоном человека, привыкшего отдавать команды.
Я подергал дверь, чтобы убедиться, закрыта ли она, и обернулся к нему.
– Мисс Джей пришла, чтобы встретиться со мной. Я побеседую с ней в приемной.
– Нет. Идите в кабинет.
Он повернулся и направился в кухню.
Я усмехнулся про себя. Он уже начал работать, и все благодаря тому, что я сообразил предъявить ему чек с предложением Лили в присутствии Кремера. Когда мы с Лаурой Джей войдем в кабинет, он устроится у двери, которая была прикрыта картиной, изображающей водопад и висевшей на уровне глаз справа от стола Вульфа. С другой стороны стены в маленькой нише, находящейся в конце холла, эта дверь была прикрыта скользящей панелью, и если отодвинуть панель, то можно было не только слышать, но и видеть сквозь водопад. Я однажды простоял там в течение трех часов с записной книжкой в руках, записывая разговор Вульфа с растратчиками.
Лаура подняла с полу большую кожаную сумку, которую уронила, когда бросилась на Кремера. Я проводил ее в кабинет. Потом взял у нее жакет, положил его на кушетку, придвинул ее кресло к своему столу и сел.
У нее был вид человека, потерпевшего крушение. Я бы не узнал ее – и не только потому, что до этого видел ее только в форме ковбоя, а сейчас на ней было простое серое платье с черным поясом. Ее щеки ввалились, волосы были в беспорядке, а глаза покраснели и припухли. Кто бы мог подумать, что эта порывистая девушка сможет дойти до подобного состояния?
– Во-первых, – спросил я, – почему вы на него набросились?
Она глотнула воздух.
– Я просто потеряла голову. – Она помолчала и повторила глотательное движение. – Я должна поблагодарить вас за помощь. Когда он спросил меня, зачем я пришла, я не знала, что сказать.
– Не стоит благодарности. А что вы ответите, если я спрошу вас об этом?
– Я пришла кое-что выяснить. Мне нужно знать, говорили вы им о том, что вам вчера рассказал Кэл? Я думаю, что вы им сказали, потому что они арестовали его.
Я покачал головой.
– Они задержали его как важного свидетеля: и веревка принадлежала ему, и он нашел тело. Я обещал Кэлу никому не передавать того, что он рассказал мне. И я сдержал слово. Если бы я сообщил об этом полицейским, то у них появился бы мотив, лучше которого и желать нечего. Они обвинили бы его в убийстве.
– Значит, вы не рассказывали им? Вы клянетесь, что не рассказывали?
– Я даю клятву только на свидетельском месте, а пока что я не на нем. Я никому не говорил, но сейчас передо мной дилемма. Мисс Роуэн наняла мистера Ниро Вульфа расследовать убийство, и он спросит у меня полный отчет о случившемся на вечере. Из-за своего обещания я не могу рассказать ему о том, что мне доверил Кэл. Поэтому в своем отчете Вульфу мне придется оставить пропуски, что ему не понравится. Если бы Кэла можно было увидеть, я получил бы у него разрешение на то, чтобы рассказать об этом Вульфу. Но это невозможно.
– Так вы не рассказали даже Ниро Вульфу?
– Нет, как видите.
– Вы обещаете мне, что не расскажете полицейским? Что вы никогда не расскажете им, что бы ни случилось?
– Конечно, нет, – я посмотрел на нее. – Думайте головой, если вы обрели ее снова. Возможность обвинения Кэла в убийстве зависит не только от меня. Они выяснили, что в воскресенье вечером Эйслер принимал у себя на квартире женщину, и собираются исследовать отпечатки пальцев. Что, если они найдут ваши отпечатки и узнают, что вы с Кэлом хорошие друзья? А они обязательно узнают об этом. Я был бы страшным идиотом, если бы стал ждать, когда меня потащат на свидетельское место, чтобы вытянуть из меня под присягой всю правду.
Я поднял руку:
– Послушайте, суть проблемы в том, что вот сейчас, когда мы с вами разговариваем, вы считаете, что Кэл убил его, а я знаю, что он его не убивал. Вам должно быть стыдно: вы знакомы с ним два года, а я встретил его только на прошлой неделе, но узнал его глубже, чем вы. Когда он отозвал меня вчера в сторону и просил, как лучше спустить шкуру одной гадине, он не собирался совершать преступления. А убийство Вейда Эйслера заранее продумал тот, кто взял веревку Кэла. Я не говорю уже о том, как Кэл выглядел и что говорил, когда показывал мне найденное им тело. Будь у меня хоть малейшее сомнение в том, что не Кэл его убивал, разве стал бы я что-либо пропускать в сообщении мистеру Вульфу? Но я не могу обещать, что буду или не буду чего-то говорить, что бы ни случилось.
– Вы ошибаетесь. Я не думаю, что его убил Кэл, – сказала она, – я знаю, что он не убивал. Это сделала я.
Мои глаза расширились:
– Что вы сказали? Убили Эйслера?
– Да, – она снова глотнула воздух. – Не понимаю, как все получилось. Конечно, я должна была им рассказать, что это я убила его. Но если бы меня арестовали, то Кэл сказал бы, что это он убил из-за того, что я рассказала ему о вечере в то воскресенье. Но я заявлю, что ничего ему не говорила, и у них будет мое слово, и они подумают, что он просто пытается меня выгородить. Поэтому все зависит только от вас. Вы должны пообещать, что не скажете им о том, что Кэл рассказал вам вчера. Ведь убила его я, а зачем вам защищать меня? Какая вам разница, что со мной случится, если я убила человека?
Я внимательно посмотрел на нее.
– Знаете, по крайней мере, я получил ответ на вопрос, почему вы набросились на Кремера: вам хотелось внушить ему мысль, что вы – страшный человек. Это было не так уж глупо, по крайней мере, наполовину. Но послушайте меня. Возможно, вы смогли бы навязать эту мысль полицейским или хотя бы на некоторое время сбить их с толку. Но мне – нет. Помните то первое, что сказал мне Кэл, когда я подошел к кладовой и застал вас вместе с ним? Он сказал, что вы думаете, будто Эйслера убил он. А сейчас вы…
– Кэл ошибался. Как я могла думать, будто убил Кэл, если знала, что убила я?
– Ерунда. Дело не только в словах. Я видел его лицо, как сейчас вижу ваше. Его поразило ваше убеждение. Да вы и до сих пор думаете, что убил Кэл, и поэтому ведете себя, как слабоумная.
Она опустила голову и закрыла лицо руками, прижав локти к груди. Ее плечи тряслись.
Я повысил голос:
– Худшее, что вы могли бы сделать для него, так это пойти и заявить, будто убили вы. Им хватило бы десяти минут, чтобы уличить вас до лжи. И что бы тогда было с Кэлом? Но может случиться так, что вам придется рассказать в полиции о вечере в воскресенье, только, конечно, не то, что вы говорили Кэлу. Если они найдут в квартире Эйслера отпечатки ваших пальцев, то вас заставят дать о них отчет, так что лучше рассказать им раньше, чем они спросят об этом. Это не страшно, нужно просто пойти и рассказать, что случилось.
– Они не найдут отпечатки моих пальцев, – сказала она.
Или мне показалось, что она это сказала? Голос звучал приглушенно, так как она все еще закрывала лицо руками.
– Вы сказали, что они не найдут ваших отпечатков? – переспросил я.
– Да, я уверена, что они их не найдут.
Я вытаращил на нее глаза. Дело было не столько в словах, сколько в тоне, или даже не в тоне, а в чем-то еще. Если хотите, назовите это безумным предчувствием – никто не знает, откуда берется предчувствие. Но оно было настолько диким, что я чуть было не отмахнулся от него, хотя этого никогда не стоит делать.
– У вас не может быть уверенности, – вкрадчиво начал я. – Вы должны были чего-нибудь коснуться. Я был в его квартире на вечеринке. Войдя туда, вы останавливались в холле с мраморными статуями?
