Вернувшись в холл, господин Ленорман встретил Гуреля, который его искал: в руке он держал шляпу, которую тут же протянул шефу.
— Вот что я нашел, патрон… Понятно откуда это, не так ли?
Находка оказалась шляпой из мягкого черного фетра. Внутри — ни подкладки, ни этикетки.
— Где ты ее подобрал?
— На площадке служебной лестницы, на третьем этаже.
— А на других этажах?
— Ничего. Мы искали везде. Остается только второй этаж. Место, где лежала шляпа, говорит о том, что он туда уже спускался. Горим, патрон.
— Охотно верю.
На лестнице, в самом низу, господин Ленорман остановился.
— Отправляйся к комиссару и передай ему распоряжение: поставить внизу каждой лестницы двух человек с револьверами наготове. Пойми, Гурель, если мы не спасем Чемпэна и преступник сбежит, я пропал. Вот уже два часа я занимаюсь совсем не тем, чем нужно.
Он поднялся по лестнице. На втором этаже ему встретились двое полицейских в сопровождении служащего, выходивших из номера. Коридор был пуст, гостиничный персонал не осмеливался в него входить. Многие же постояльцы заперлись на двойной оборот в своих комнатах, так что каждый раз приходилось подолгу стучать и вести переговоры, прежде чем двери открывались. Немного дальше господин Ленорман заметил другую группу полицейских, проверявших номера, а в конце коридора — еще одну, приближавшуюся со стороны угла, то есть тех комнат, которые находились над улицей Иудеи. И вдруг увидел, как они с криками куда-то побежали, сразу исчезнув из виду. Он поспешил следом.
Полицейские остановились посередине коридора. У их ног, загораживая проход, ничком на ковре лежало чье-то тело. Господин Ленорман наклонился и приподнял неподвижную голову.
— Чемпэн, — прошептал он. — Мертв.
Он осмотрел труп секретаря. Трикотажный шарф из белого шелка перетягивал горло. Ленорман его развязал. Показались красные пятна, и он увидел, что шарф удерживал на затылке толстый ватный тампон, пропитанный кровью.
Под ним была рана, во всем подобная прежним. Четкая, ясная, безжалостная.
Извещенные без промедления, прибежали господин Формери и полицейский комиссар.
— Никто не выходил? — спросил шеф. — Никто не поднимал тревоги?
— Никто, — доложил комиссар. — Двое наших сторожат внизу каждую лестницу. — Может быть, он поднялся наверх?
— Нет! Нет!
— Но кто-то его, наверно, встречал.
— Нет… Это случилось, по-видимому, давно. Руки уже остыли. Убийство, вероятно, было совершено сразу же после предыдущего. Сразу же после того, как убийца и жертва пробрались сюда по служебной лестнице.
— Но труп должны были увидеть! Подумайте только, за минувшие два часа здесь прошло не менее полусотни человек!..
— Значит, трупа здесь не было.
— Где же он находился?
— О! Откуда мне это знать! — резко отвечал шеф Сюрте. — Поступайте, как я, ищите… Разговоры ни к чему не приведут!
Жилистой рукой господин Ленорман яростно похлопывал по набалдашнику своей трости, пристально разглядывая труп, молчаливый и задумчивый. Наконец произнес:
— Господин комиссар, сделайте одолжение, прикажите отнести тело в незанятую комнату. И позвать туда врача. Господин директор, благоволите открыть мне двери всех помещений в этом коридоре.
Слева находились три комнаты и два салона, составлявшие незанятые апартаменты; господин Ленорман осмотрел их. Справа — четыре комнаты. Из них две были заняты неким господином Ревердатом и итальянцем бароном Джакомиччи; оба в это время отсутствовали. В третьей комнате обнаружили старую деву — англичанку, еще не встававшую с постели, а в четвертой — англичанина, который мирно курил и читал книгу и которого не смог от этого отвлечь доносившийся из коридора шум. Его звали майором Парбери. Обыски и допросы и здесь ничего не дали. Старая дама и до появления полицейских не слышала ничего — ни звуков борьбы, ни криков раненого, ни ссоры. Майор Парбери — и того меньше.
Кроме того, не было найдено ни единой явственной улики, пятен крови, ничего такого, что позволяло бы предположить, что несчастный Чемпэн побывал в одной из этих комнат.
— Странно, — бормотал следователь. — Действительно очень странно.
И наивно добавил:
— Я понимаю все меньше и меньше. Целый ряд обстоятельств от меня совершенно ускользает. Что вы об этом думаете, мсье Ленорман?
Господин Ленорман, вероятно, собирался уже ответить резкой отповедью, в каких обычно проявлялась его невоспитанность, когда появился запыхавшийся Гурель:
— Шеф, вот что мы нашли… Только что… Внизу… В конторе отеля… На стуле…
Это был не слишком большой пакет, завернутый в черную саржу.
— Вы его вскрывали? — спросил начальник Сюрте.
— Да, но, увидев содержимое, завернули обратно, точно так, как было… Очень плотно перевязан, можете убедиться сами.
— Развяжи!
Гурель снял обертку и извлек брюки и пиджак из черного мольтона. Дальше был запятнанный кровью портфель, еще мокрый; по-видимому, его недавно вымыли, чтобы уничтожить отпечатки пальцев. В портфеле лежал стальной стилет с украшенной золотом рукояткой. Он был красен от крови, от крови трех человек, убитых за несколько часов невидимой рукой, в гуще толпы из трех сотен человек, сновавших во все стороны в огромной гостинице. Эдвардс, слуга, сразу узнал стилет, принадлежавший его хозяину.
— Господин директор, — молвил шеф Сюрте, — запреты сняты.
Гурель распорядится, чтобы двери более не охраняли.
— Стало быть, вы полагаете, что Люпэн мог ускользнуть? — спросил господин Формери.
— Вовсе нет. Личность, совершившая тройное убийство, находится в отеле, в одной из комнат, возможно, — в толпе путешественников в салонах или в холле. По-моему, он и жил здесь, в отеле.
— Невозможно! И потом, где бы он мог переодеться? И как одет теперь?
— Не знаю, но уверен, что это так.
— И вы открываете ему свободный путь? Ведь он теперь уйдет спокойненько, держа руки в карманах.
— Тот постоялец, который таким образом отсюда уйдет без поклажи и более не вернется и будет виновным. Господин директор, извольте пройти со мной в контору. Я хотел бы поближе ознакомиться со списком ваших клиентов.
В конторе директор обнаружил несколько писем, адресованных господину Кессельбаху. Он отдал их следователю. Там была также посылка, которую как раз доставила почта. Поскольку бумага, в которую она была завернута, в одном месте порвалась, господин Ленорман смог увидеть шкатулку из черного дерева, на которой было вырезано имя Рудольфа Кессельбаха.
Он открыл ее. Помимо осколков зеркальца, место которого под крышкой коробочки было еще хорошо видно, внутри оказалась визитная карточка Арсена Люпэна.
Одна подробность, однако, поразила шефа Сюрте. Снаружи, под коробочкой, была небольшая этикетка с синей каймой, подобная той, которую нашли в комнате на четвертом этаже, где был спрятан футляр для сигарет. На этой этикетке тоже стояли цифры 831.
Глава 2
Шеф Сюрте приступает к операциям
— Огюст, пригласите господина Ленормана.
Швейцар вышел и несколько мгновений спустя ввел начальника Сюрте.
В просторном кабинете министерства на площади Бово восседали три важных лица: знаменитый Валенглей, тридцать лет возглавлявший партию радикалов, в то время — председатель Совета Министров и министр внутренних дел, господин Тестар — генеральный прокурор и префект полиции Делом.
Прокурор и префект не поднялись со стульев, которые занимали в течение своего долгого разговора с председателем Совета Министров; но сам хозяин кабинета встал и, пожав руку шефу Сюрте, сказал ему самым сердечным тоном:
— Без сомнения, дорогой Ленорман, вы знаете причину, по которой я попросил вас прийти?
— Дело Кессельбаха?
— Да.
Дело Кессельбаха! Мало кто не помнит не только эту трагическую историю, хитросплетения которой я тоже пытался распутать, но и подробные перипетии драмы, которая взволновала всех за два года до войны. Мало кто не помнит также необычайное волнение, которое она вызвала во Франции и за пределами Франции. Тем не менее, помимо тройного убийства, совершенного при таких таинственных обстоятельствах, помимо безмерной гнусности этой бойни, помимо всего, было обстоятельство, которое особенно потрясло общественное мнение — новое появление, можно сказать — воскресение Арсена Люпэна.
Арсен Люпэн! Никто ничего не слышал о нем вот уже четыре года, после его невероятного, неслыханного приключения, связанного с Полой Иглой, после того дня, когда он на глазах Шерлока Холмса и Исидора Ботреле скрылся во тьме, унося безжизненное тело той, которую любил, сопровождаемый своей старой кормилицей, Викторией. С этого дня большинство считало его погибшим. Такова была версия полиции, которая, не находя следов своего противника, решила его просто похоронить.
Многие, однако, полагали, что он спасся, ведет мирное существование доброго буржуа; другие считали, что он, сраженный горем, укрылся от мира в монастыре траппистов.
