В четверг утром я надеялся, что Фриц, после того как отнесет Вульфу завтрак, передаст мне распоряжение шефа зайти к нему для получения указаний, но этого не случилось. Значит, Вульф не выйдет из оранжереи до одиннадцати, поэтому я не торопясь занялся обычными делами, и около десяти часов все у меня было в порядке – постельные принадлежности возвращены на место, завтрак съеден, «Таймс» просмотрен, почта распечатана, рассортирована и положена под пресс-папье на стол Вульфа, а Фрицу дано соответствующее объяснение, вовсе не удовлетворившее и не успокоившее его. Он прекрасно помнил, как и все мы, тот вечер, когда из пулеметов, установленных на крыше дома напротив нашего, были разбиты сотни стекол оранжереи и погублены тысячи орхидей. Узнав, что я спал в кабинете, Фриц решил, что мы ждем повторения тогдашнего фейерверка. Я объяснил ему, что являюсь сейчас только сторожем, а не беженцем, но он не поверил мне.
После всех дел у меня еще осталось время. Его нужно было чем-то занять. Фрицу звонил рыботорговец; я следил за их разговором, но никаких признаков подслушивания не заметил, хотя линия, безусловно, прослушивалась. Ура инженерам! Современная наука добилась того, что каждый может делать что угодно, но никто не знает, что за чертовщина происходит вокруг него. Из ящика стола я достал свои блокнот и снова просмотрел сообщенную нам Лоном Коэном информацию, обдумывая соответствующие возможности. Всего я записал четырнадцать пунктов, но по крайней мере пять из них были совершенно безнадежны. Из оставшихся девяти мы попытались кое-что сделать по трем, но абсолютно впустую. Оставалось шесть, и я тщательно, один за другим, перебрал их. Я уже решил, что наиболее обещающим или по крайней мере менее бесперспективным является случай с сотрудницей государственного департамента, вначале уволенной, а потом восстановленной на службе, и уже протянул руку за справочником по Вашингтону, чтобы узнать ее телефон, как раздался звонок в дверь.
Направляясь в вестибюль, чтобы взглянуть через стекло (через него можно было видеть только в одну сторону), я ожидал, что к нам пожаловал какой-нибудь «незнакомец», а возможно, и двое. Мог прийти и Моррисон. Работа в лоб, так сказать. Однако на крыльце я увидел хорошо знакомое лицо и фигуру доктора Волмера, приемная которого находится по соседству с нашим домом. Закрыв дверь и повернувшись, чтобы помочь доктору снять пальто, я сказал, что, если он ищет пациентов, ему придется обратиться по другому адресу.
Однако доктор даже не снял шляпы.
– Работы у меня и без того хватает, Арчи. Словно все сговорились болеть одновременно. Но я только что получил по телефону сообщение для вас. Звонил мужчина, не назвавший себя. Он попросил передать вам лично, чтобы в одиннадцать тридцать вы пришли в номер двести четырнадцать гостиницы «Вестсайд-отель» на Двадцать третьей улице, причем пришли бы без «хвоста».
От удивления я широко раскрыл глаза.
– Нечего сказать, сообщение!
– Вот и я так же подумал. А еще он сказал, что вы предложите мне никому не рассказывать об этом.
– Да, правильно, это самое я вам и говорю. Я взглянул на часы: 10.47.
– Что еще он сказал?
– Ничего. Он передал это сообщение после того, как предварительно спросил, смогу ли я сам зайти и повторить его вам лично.
– "Вестсайд-отель", номер двести четырнадцать?
– Правильно.
– Какой у него был голос?
– Ничего особенного, обычный мужской голос.
– Большое спасибо, доктор. Если можно, окажите нам еще одну милость. Мы ведем сейчас довольно деликатное, дело, и вас, вероятно, видели входящим к нам. Возможно, кто-нибудь пожелает узнать, зачем вы к нам приходили. Если кто-нибудь спросит...
– Я скажу, что вы звонили и просили зайти, так как вас беспокоит горло.
– Ни в коем случае. Известно, что горло меня не беспокоит и что я вам не звонил. Наш телефон прослушивается. Если они узнают, что мы получаем через вас сообщения, ваш телефон тоже возьмут на учет.
– Боже мой! Это же незаконно!
– Тем это забавнее для некоторых. Так вот, если кто-нибудь спросит вас, можете возмутиться и заявить, что это никого не касается, или можете сказать, что заходили измерить кровяное давление у Фрица... хотя, позвольте, у вас же нет с собой прибора для этого. Вы приходили...
– Я приходил к Фрицу взять у него рецепт приготовления escargots bourguignonne. Так будет лучше, и к моей профессии отношения не имеет. – Он направился к двери. – По-видимому, Арчи, вы действительно ведете деликатное дело.
Я не стал спорить и снова поблагодарил его, а он попросил передать привет Вульфу. Захлопнув за ним дверь, я не наложил цепочку, так как собирался уходить. Вначале я зашел в кухню и сообщил Фрицу, что он только что дал доктору Волмеру свой рецепт для приготовления улиток по-бургундски, а затем вернулся в кабинет и по внутреннему телефону соединился с оранжереей. Я не верю, что ФБР может подслушивать разговоры по внутренним телефонам. Вульф взял трубку, и я рассказал ему о визите доктора. Он что-то промычал, а затем спросил:
– Ты имеешь какое-нибудь представление, в чем тут дело?
– Ни малейшего. Это не ФБР. ФБР это ни к чему. Возможно, что наши действия уже подстегнули кого-то... Эверса, или мисс Фенстер, или даже Мюллера. Ваши указания?
Он лишь фыркнул и повесил трубку, и я должен признать, что сам напросился на это.
Опаздывать я не хотел, передо мною стояла проблема обнаружить за собою «хвост» и отделаться от него, а для этого требовалось время. Кроме того, приходилось считаться и с такой, хотя и маловероятной, возможностью, что Эрнест Мюллер решил вдруг обидеться за свою поврежденную руку и расплатиться со мною, поэтому я достал из ящика стола кобуру с пистолетом «морли» и пристегнул под пиджак. Но мне могло понадобиться и иное снаряжение. Я открыл сейф и взял из резервного фонда тысячу долларов в потрепанных десятках и двадцатках. Конечно, можно было ожидать всего, могли даже сфабриковать мою фотографию в обществе обнаженной дамочки или возле трупа, но придумывать, как выйти из такого положения, мне следовало тогда, когда это случится.
Без одной минуты одиннадцать я вышел из дому. Не оглядываясь, направился в аптеку на углу Девятой авеню и из будки телефона-автомата позвонил в гараж, в котором стоял принадлежащий Вульфу «герон». Работающий в этом гараже уже лет десять Том Халлоран, когда я объяснил ему свой план, сказал, что будет готов через пять минут. Полагая, что лучше дать ему десять, я на некоторое время задержался в аптеке у прилавка с дешевыми книгами. Потом возвратился на Тридцать пятую улицу, прошел мимо нашего дома, повернул на Десятую авеню, вошел в гараж и направился к «герону», стоявшему с работающим мотором. За рулем уже сидел Том. Я забрался на заднее сиденье, снял шляпу и скорчился на полу, после чего машина тронулась.
Возможно, что в «героне» этой модели достаточно просторно для ног, но уж никак не для человека шести футов ростом, не являющегося к тому же опытным акробатом. Мне пришлось основательно помучиться. Минут через пять у меня возникли серьезные подозрения, что Том резко тормозит и крутит машину на поворотах с единственной целью: проверить мою выносливость. Я уже начал задыхаться и ноги у меня затекли, когда он в шестой раз затормозил и сказал:
– Все в порядке, дружище.
– Поднимай теперь меня домкратом, черт тебя возьми!
Том рассмеялся. Я с трудом расправил плечи, ухватился за спинку сиденья, кое-как поднялся и надел шляпу. Мы стояли на углу Двадцать третьей улицы и Девятой авеню.
– Ты уверен?
– Полностью. Слежки нет.
– Чудесно. Однако в следующий раз держи наготове санитарную машину. Тут в углу найдешь кусок моего уха. Сохрани на память обо мне.
Я выбрался из машины. Том спросил, понадобится ли он мне еще. Я сказал «нет» и что я поблагодарю его позднее. Он уехал.
«Вестсайд-отель», третьеразрядное заведение, находился в середине квартала. Очевидно, дела у отеля шли еще неплохо, ибо фасад и вестибюль были отремонтированы всего года два назад. Войдя в гостиницу и ни на что и ни на кого не обращая внимания, включая лысого коридорного, я вошел в лифт и нажал кнопку. Выйдя на нужном этаже и взглянув на номер ближайшей комнаты, я обнаружил, что рука у меня непроизвольно скользнула под пиджак и прикоснулась к пистолету. Я усмехнулся. Если меня ожидает сам Дж. Эдгар Гувер, ему придется вести себя как следует или поймать пулю. Дверь номера 214 оказалась закрытой. Мои часы показывали 11.33. Я постучал, услыхал шаги, дверь открылась, и, вытаращив от изумления глаза, я замер на месте. Передо мной было круглое красное лицо и плотная фигура инспектора полиции Кремера из бригады по расследованию убийств в южной части города.
– Вы пунктуальны. Входите, – проворчал он, отступил в сторону, и я перешагнул через порог.
Я так долго тренировал себя в умении мгновенно замечать все окружающее, что, еще только приходя в себя от изумления, уже механически запомнил всю обстановку в комнате: двуспальную кровать, комод с зеркалом, два кресла, небольшой стол с бюваром, который давно следовало поменять, открытую дверь в ванную. Но тут же, швырнув пальто и шляпу на кровать, я получил новый удар; на столе, перед которым стояло кресло без подлокотников, красовался пакет молока. Рядом стоял стакан. Боже мой, мелькнула у меня мысль, ведь он купил молоко для своего гостя! Я не обижусь, если вы не поверите мне. Я тоже не верил своим глазам, но дело обстояло именно так.
