Сторс на этот раз потерял дар речи от удивления.
Он вытаращился на Дол и, заикаясь, еле выдавил из себя:
— М-м-мартин? Джэнет?
Дол кивнула:
— Этому вы тоже не верите.
— Боже мой! Нет! — Он весь подался вперед, чуть не падая с кресла. — Но это… и Сильвия… да это похлеще, чем с Рэнтом!..
— Ну что вы, мистер Сторс, — профессионально утешала его Дол, придав голосу искренние и задушевные нотки. — Что ни делает Бог — все к лучшему! Ваша дочь из тех, кому пойдет на пользу даже безответная любовь! Когда умрет надежда, она найдет утешение в стихах. Конечно, вы думаете о счастье Сильвии. Вы одобряете ее выбор, Мартина, я тоже, даже если он человек… Впрочем, это уже из другой оперы… Мартин и Сильвия поженятся и будут счастливы, а Джэнет отнюдь не лишится аппетита и будет стремиться к тому, чтобы попасть в антологии. Нет, ее чувство страстное и искреннее, но люди все разные, и чувства тоже.
Сторс пробормотал:
— Джэнет. Страсть. — Затем, нахмурившись, с неожиданной яростью обрушился на Дол: — А вы-то откуда знаете? Уж не имеете ли в виду, что Мартин был с ней?..
— О боже! Нет, конечно. Мартин тут ни при чем. Да если всех женщин, кроме Сильвии, прикует к постели лихоманка, он никому цветочка не пришлет. А откуда я знаю — это не столь уж важно. Знаю, и все. Так что отставка Рэнта — вовсе не вопрос жизни и смерти, как вам кажется. Вы все еще настаиваете, чтобы я приступила к работе сразу же нынешним вечером?
— Полагаю, что да. Именно настаиваю. — Сторс резко поднялся. — Я слишком много… слишком многие… — Он смотрел на Дол и не видел ее. Повернулся, взял шляпу и пальто. И Дол в свою очередь удивленно уставилась на него, так как внезапно в голосе Сторса зазвучали патетические нотки. — Собирался на гольф сегодня днем. Не смогу. О чем думал Бог, создавая этот мир, когда в нем черт-те что творится? — Он замолк, затем продолжил: — Извините, мисс Боннер. Сам удивляюсь, что на меня нашло. Увидимся позже вечером у меня дома. Я хотел бы встретиться с вами, когда вы прибудете.
Она кивнула:
— Около шести.
Сторс ушел. Когда за ним захлопнулась входная дверь, Дол подошла к картине-гравюре с изображением нового Скотленд-Ярда и сказала, обращаясь к ней:
— Видал-миндал. То ли еще будет!
Когда-то в Берчхевене было сто девяносто акров, теперь осталось восемьдесят пять. Когда спад химической индустрии достиг критической отметки в 1932 году, Пи Эл Сторсу пришлось пойти на крайние меры — одной из них было то, что он позволил Сильвии на ее страх и риск выкупить часть акций корпорации, другой — то, что продал больше половины своей земли строительному синдикату. К счастью, те так и не удосужились что-либо на ней построить, и он теперь вел переговоры, пытаясь выкупить землю обратно. Та часть усадьбы, что осталась в его владении, была самой удобной и привлекательной и включала в себя покрытый лесом холм, на котором располагались постройки, рассыпанные по склону по обе стороны широкого ручья, живописный въезд, парк и цветники с вьющимися и вечнозелеными растениями, разведением которых занимался еще его отец, а теперь и он сам, пруды, один для купания, другой декоративный, с золотыми рыбками и лилиями, конюшни, псарни, лужайки и теннисный корт.
С конька крыши его дома, если вам удастся туда залезть, можно увидеть в отдалении холмистую гряду, с востока расслышать гул Нью-Йорка, а на юге увидеть, как равнина плавно сливается с виднеющимися на горизонте городом и океаном. Сама усадьба представляет собой бесконечный лабиринт полян и опушек, за исключением восточной части, где сразу за холмом тропинка, петляя между деревьями, минут за десять ходьбы приведет вас к границе более скромных владений Мартина Фольца.
Когда Дол Боннер в шесть часов вечера в субботу вела свое купе (между прочим, собственность «Боннер и Рэфрей, инк.», подлежащую ликвидации вместе с фирмой) по извилистому подъездному пути и затем покрытой гравием дорожке, идущей вдоль террасы и отделенной от нее густым кустарником, она очень удивилась, услышав голоса, доносившиеся со стороны теннисного корта. Она решила пойти туда, чтобы не теряться в догадках. Кивнула дворецкому Белдену, хлопнула дверцей автомобиля и двинулась по дорожке, петлявшей по склону холма. На ней было все то же шерстяное платье светло-коричневого цвета, свободный красный жакет и маленькая коричневая шляпка, чем-то напоминавшая тирольскую.
Она остановилась у стульев и столов, никем не замеченная. На корте сражались Сильвия Рэфрей и Лен Чишолм. У них уходило больше энергии на крики и перебранку, чем на саму игру. Джэнет Сторс стояла у сетки и крутила в руках стебелек одуванчика. Мартин Фольц развалился в кресле, погруженный в раздумье, в руках у него был полупустой бокал с крепким напитком. В другом кресле Стив Циммерман рассматривал заходящее на западе солнце сквозь остатки шерри в стакане. То ли любовался игрой красок, то ли смотрел, сколько вина еще осталось.
Дол подошла и встала рядом с Фольцем.
— Хэлло, Мартин! Что у тебя, ирландское виски?
Фольц взглянул на нее без тени удивления и намека на приветствие, словно погруженный в прострацию, отгородившую его от окружающих, и уныло покачал головой:
— Бурбон. Был ирландский, да вышел. Стив подсуетился.
— Лихо, — одобрительно сказала Дол.
Раздался крик:
— Эй! Теодолинда!
Конфликт на корте, выдаваемый за игру, внезапно прекратился, мячик полетел в дальний угол. Сильвия помчалась к ней, Лен Чишолм побрел следом.
Сильвия закричала еще издали:
— Дол, дорогая! Ты соскучилась по нас? А я вот тут разделала Лена под орех.
Лен был легок на помине. Он приблизился, пошатываясь, и сразу объявил:
— Теодолинда, любовь моя, ты опоздала. Если бы ты приехала часа два назад, я бы так не набрался. Я так стражду.
— Слушай ты его, — презрительно сказала Сильвия. — Это он придуривается!
Дол кивнула:
— С ним всегда так. У меня жажда, мне бы ирландского да чуток воды? — Засим все пошли к столу, уставленному бутылками и стаканами. Дол заговорила с Циммерманом: — Хэлло, Стив! Как головка — бо-бо? — Сильвия наливала ей бокал, а она продолжала: — Я думала, что вы, ребята, будете у Мартина. Разве не так было задумано? Что до меня — так я здесь из вежливости. Около часа дня Пи Эл сменил гнев на милость и пригласил меня сюда, позвонив в офис по телефону…
— Дол! Это правда? — Сильвия протянула ей бокал. — Он взял назад свои слова, те, что сказал мне утром?
— Ну, ты плохо о нем думаешь! Сторс не пошел на попятную, просто проявил терпимость, но раз он пригласил меня в Берчхевен, то я сочла необходимым заехать сюда, прежде чем присоединиться к вам у Мартина. Я досмотрела спектакль с Диком, отправила его на такси к Ферпосонам, а сама прикатила сюда, как валькирия, только на колесах. — Она сделал пару приличных глотков, одобрительно кивнула и отпила еще. — А теперь мне надо почтить своим присутствием миссис Сторс хотя бы из все той же вежливости, раз уж я пью из ее посуды. А что, к Мартину вы вовсе не ездили?
— Да мы… — Сильвия прикусила губу и махнула рукой. — Мы были здесь. Мужчины, конечно, дураки, тут я с тобой согласна, но и мне до умной, как верблюду до балерины… Лен вел себя не лучшим образом, а Мартин тоже завелся. Мы ушли, потом пришел Мартин. Полагаю, мы с ним не разговариваем, но это ненадолго.
Лен завопил во всю глотку:
— Он просто тупица! Сильвия пыталась утешить меня. Еще бы, я вылетел с работы, ты меня бросила. Я отбивался от Сильвии как мог, Мартин стал шипеть и корчиться. А поскольку я только приехал…
— Лен, ты горилла, — возмутилась Сильвия. — Мартин не шипел и не корчился, просто разозлился…
Лен завопил еще громче:
— …только приехал, чтобы пасть ниц перед Пи Эл Сторсом, я направил свои стопы прямо сюда. В доме его не было, да и в округе я его не нашел. Пока тут слонялся, явилась Сильвия. Соблазнила обещанием, что проиграет мне в теннис, распорядилась насчет выпивки. — Он натянуто ухмыльнулся Дол. — Я тебе все это рассказываю, чтобы не разбить твое сердце. Если только ты разочаруешься во мне, наш роман лопнет как мыльный пузырь. У меня даже в мыслях не было… подтвердите, мисс Сторс! Вы ведь здесь уже с полчаса, каждый раз, когда я наливал себе выпить…
— Заткнись, Лен. — Дол отступила на шаг. — Как вы, Джэнет? Не обращайте на него внимания. Какое великолепное платье… и шарф так идет к нему. Это работа Коры Лейн?
Джэнет ответила «да». Она была выше Сильвии и Дол. Довольно симпатична, вот только нос немного великоват, то ли из-за аденоидов, то ли из-за примеси патрицианской крови. Ее серые глаза казались не то сонными, не то отрешенными, подбородок не слишком очерченным, шея и плечи излишне напряжены, но весьма впечатляющие, движения медлительны, но исполнены достоинства. Ей удавалось казаться загадочной: при кратком знакомстве трудно было определить, кто она — валькирия, випера[1] или просто неработающая молодая женщина, привыкшая подолгу по утрам валяться в постели. Голос ее, высокое сопрано, был не слишком приятен для слуха, но его переливы привлекали к ней внимание.
