— Ну, мне не очень хочется так делать, потому что она может взять их себе, понимаете? Я имею в виду, если она возьмет деньги, то уже, наверное, будет проще, так ведь, потому что получается, что я как бы украла деньги, а я бы не стала их красть. Я имею в виду, тогда получится, что украла Глэдис, правда, а я в общем-то не так уж ей и доверяю. О Боже.
— Да, сказала Таппенс, — жизнь — сложная штука, верно? Мне очень жаль, Биэтрис, но, по-моему, тебе самой решать, как поступить. Если ты не доверяешь своей подруге…
— Ну, нельзя сказать, что она моя подруга. Я только покупаю там вещи. И с ней приятно поговорить. Но я имею в виду, понимаете, она мне не подруга. Знаете, говорят, у нее был скандал на последней работе — она взяла себе деньги за проданный товар.
— Раз так, — с некоторым отчаянием произнесла Таппенс, — я бы ничего не делала.
Она произнесла это с такой уверенностью, что Ганнибал вступил в консультацию. Он громко гавкнул на Биэтрис и прыгнул на «хувер», который считал одним из своих главнейших врагов. «Я не доверяю этому „хуверу“, — сказал Ганнибал. — Я его укушу».
— Успокойся, Ганнибал, прекрати лаять. И не вздумай кого-нибудь или что-нибудь кусать, — сказала Таппенс. — Я приду поздно.
И она поспешно вышла.
— Проблемы, — проговорила Таппенс, спускаясь по холму и выходя на Орчард Роуд. Проходя по улице, она, как и раньше, гадала, был ли хоть у одного из домов фруктовый сад. Сейчас это казалось маловероятным.
Миссис Барбер встретила ее с восторгом и предложила аппетитные с виду эклеры.
— Какие чудесные, — сказала Таппенс. — Вы их купили у Беттерби?
Беттерби был местным кондитером.
— О нет, их сделала моя тетя. Она умеет готовить потрясающие вещи, знаете ли.
— Эклеры очень трудно сделать, — сказала Таппенс. — Мне они никогда не удавались.
— Кажется, секрет в том, чтобы делать их из особой муки.
Дамы угостились кофе, и обсудили сложности в приготовлении некоторых блюд.
— Мисс Болленд на днях вспоминала вас, миссис Бересфорд.
— Да? — отозвалась Таппенс. — Правда? Болленд?
— Она живет по соседству с викарием. Ее семья уже давно живет здесь. На днях она рассказывала нам, как приезжала сюда ребенком, как ждала этих визитов, потому что, сказала она, в саду был такой чудесный крыжовник. И слива — венгерка. Сейчас их уже практически не встретишь. Есть так называемые венгерки итальянские, но они совершенно другие на вкус.
Дамы обсудили фрукты, которые они помнили с детства, и которые обладали совсем другим вкусом.
— У моего двоюродного дедушки были венгерки, — сказала Таппенс.
— У того, который был канонником в Энчестере? Там, если не ошибаюсь, жил канонник Хендерсон с сестрой. Как печально. Однажды она ела кекс с тмином, знаете ли, и одно семечко попало не в то горло. Она начала кашлять никак не могла прокашляться и умерла. Как печально, верно? — сказала миссис Барбер. — Невыносимо печально. Одна из моих кузин тоже умерла, поперхнувшись, — продолжала она. — Кусочком баранины. Как это, оказывается, легко. А некоторые, представляете, умирают от икоты, потому что никак не могут остановиться. Они не знают старый стишок, — пояснила она. — «Ик — раз, ик — два, или посчитай сперва. Насчитаешь роту, и пройдет икота». Надо только задержать дыхание, пока его говоришь.
— Я могу немножко поговорить с вами, мадам?
— О Боже, — сказала Таппенс. — Неужто еще проблемы?
Она спускалась по лестнице из книжной комнаты, отряхивая с себя пыль — она была одета в свой лучший Жакет и юбку, к которым намеревалась добавить шляпу с пером, — и собиралась на чай по приглашению новой знакомой, с которой познакомилась на продаже безделушек. Неподходящий момент, чтобы выслушивать очередные затруднения Биэтрис.
— Нет, не совсем чтобы проблема. Я просто подумала, что вам интересно будет об этом знать.
— О, — произнесла Таппенс, далеко не уверенная, что это не прикрытие для новой проблемы. Она осторожно спустилась. — Я тороплюсь, меня ждут к чаю.
— Ну, вы меня как-то спрашивали о Мэри Джордан, так, кажется, вы ее назвали? А может, Мэри Джонсон. Знаете, еще давно в почтовой конторе работала одна женщина по имени Белинда Джонсон.
— Да, — сказала Таппенс, — и кто-то упоминал полицейского по фамилии Джонсон.
— Да. Ну, в общем, моя подруга — ее зовут Гвен — да — вы знаете этот магазин, с одной стороны почтовая контора, а с другой конверты, грязные карточки и прочее, и немного фарфора, знаете, перед Рождеством, и…
— Знаю, — сказала Таппенс, — на вывеске написано «миссис Гэррисон», кажется.
— Да, но сейчас он принадлежит совсем не Гэррисонам. Совсем другая фамилия. Так или иначе, эта моя подруга, Гвенда, она подумала, что, может, вам интересно, потому что она говорит, что слышала про какую-то Мэри Джордан, которая жила здесь очень давно, много лет назад. Прямо здесь, я имею в виду, в этом доме.
— Вот как, жила в «Лаврах»?
— Ну, тогда он назывался по-другому. И она говорит, что слышала о ней кое-что, и вам это может быть интересно. С ней приключилось что-то печальное, вроде как несчастный случай. Так или иначе, она умерла.
— Ты имеешь в виду, что она умерла, когда жила в этом доме? Она была членом семьи?
— Нет. Семью, кажется, звали Паркер, какая-то такая фамилия. Здесь жило много Паркеров или Паркистонов, как-то так. По-моему, она просто приехала к ним в гости. Кажется, миссис Гриффин знает все это. Вы знакомы с миссис Гриффин?
— Знакома, — ответила Таппенс. — Как раз я к ней сегодня и приглашена на чай. Я познакомилась с ней недавно, на распродаже.
— Она уже стара. Она старше, чем выглядит, но у нее очень хорошая память. Кажется, один из мальчишек Паркинсонов был ее крестником.
— Как его звали?
— О, вроде бы Алек. Как-то так. Алек или Алекс.
— И что с ним случилось? Он вырос, уехал, стал военным или моряком?
— О, — нет. Он умер. Да, кажется, он здесь похоронен. Вроде от чего-то такого, о чем тогда мало знали. Что-то такое с именем.
— Ты имеешь в виду, болезнь, названная по фамилии человека?
— Что-то типа «болезнь Ходжкина». Я не знаю, но вроде как кровь меняет цвет или что-то в таком духе. В наши дни, кажется, они выкачивают из вас кровь и вливают хорошую взамен. Но даже и тогда, говорят, они чаще всего умирают. У миссис Биллингс — знаете, которая торгует пирогами — от этого умерла маленькая дочка. Ей было всего семь. Говорят, ей болеют чаще всего дети.
— Лейкемия? — предположила Таппенс.
— Надо же, вы знаете. Да, именно такое название. Знаете, говорят, что скоро ее научатся лечить. Как сейчас есть прививки и лекарства от тифа.
— Да, — сказала Таппенс, — это интересно. Бедный мальчуган.
— О, он был не очень маленький. Учился где-то в школе, кажется. Ему, должно быть, было 13 или 14.
— Как печально, — проговорила Таппенс и затем добавила, — Боже, я совсем опаздываю, надо бежать.
— Думаю, миссис Гриффин сможет вам кое-что рассказать. Я не имею в виду то, что она помнит сама, но она выросла здесь и многое слышала, и иногда она может много рассказать о семьях, которые жили здесь раньше. Некоторые истории прямо скандальные — знаете, шашни и все прочее. Это происходило, конечно, в, как рни называются, эдвардианские и викторианские времена. Не знаю точно, в какие. Думаю, в викторианские, потому что старая королева тогда была еще жива. Значит, викторианские. Они называют их эдвардианскими и еще говорят о чем-то под названием «клан Марлборо Хауса». Это что-то вроде высшего общества, да?
— Да, — сказала Таппенс, — да. Высшее общество.
— И всякие шашни, — с некоторой горячностью добавила Биэтрис.
— Очень много шашней, — подтвердила Таппенс.
— Молоденькие девушки, занимающиеся не тем, чем надо, — сказала Биэтрис, не желающая прерывать разговор как раз тогда, когда они коснулись пикантной темы.
— Нет, — сказала Таппенс. — Если не ошибаюсь, девушки вели очень — ну, строгую и чистую жизнь и выходили замуж молодыми, чаще всего за аристократов.
— Надо же, — сказала Биэтрис, — как мило. Шикарная одежда, наверное, скачки, танцы, балы.
— Да, — подтвердила Таппенс, — много балов.
— У меня была знакомая, бабушка которой работала горничной в одном из этих шикарных домов, знаете, в который они все приезжали, и принц уэльский — он тогда был принцем уэйлским, знаете, а потом стал Эдвардом VII — так вот, он был там и он был очень мил. Со всеми слугами, со всеми. И когда она уходила, она взяла мыло, которым он мыл себе руки, и хранила его. Как-то она показывала его нам, когда мы были детьми.
— Как увлекательно, — сказала Таппенс. — Интересные, наверное, были времена. Может быть, он приезжал и в «Лавры» тоже.
— Ничего такого я не слышала, а уж наверняка услышала бы, если бы так было. Нет, здесь жили только Паркинсоны. Никаких графинь, маркиз, лордов и леди. Паркинсоны, кажется, занимались торговлей. Богатые, знаете, и все такое, но все равно, в торговле нет ничего увлекательного, верно?