Проходили минуты, и надежды Бентона таяли. Он представлял себе Кейт, представлял, с каким нетерпением она ждет его крика, знаменующего успех. Но сейчас она услышит лишь крик, дающий Джаго знать, что можно спускаться.
И тут он увидел у самого подножия утеса что-то такое, чего никак не должно было быть здесь, на узкой полоске берега, где не ступала ничья нога: почти бесцветный обрывок чего-то трепетал на ветру. Подходя ближе, Бентон не мог отвести глаз от этого предмета и чуть было не поддался соблазну воздеть руки к небу и издать торжествующий вопль. Он увидел камень яйцевидной формы, наполовину облепленный чем-то, явно походившим на остаток хирургической перчатки. Почти весь тонкий латекс порвался, по-видимому, тогда, когда камень упал и стал перекатываться в отступающих водах отлива, обрывки латекса сдуло ветром, но один палец и небольшая часть ладони остались нетронуты. Очень осторожно Бентон поднял камень и осмотрел его поверхность. Красноватое пятно, которое вряд ли было естественным цветом камня, могло быть только пятном крови. Должно быть, это кровь. Это должна быть кровь!
Он уложил свой трофей в пластиковый пакет для вещественных доказательств, закрыл его и, спотыкаясь, побежал к веревке. Привязал к ней пакет и, поднеся руки рупором ко рту, издал торжествующий вопль:
— Нашел! Поднимай!
Посмотрев наверх, он увидел лицо Кейт, глядевшей вниз. Она махнула ему рукой, и веревка с привязанным к ней пакетом пошла вверх, мягко ударяясь о гранитную стену.
Почти тотчас же она снова оказалась внизу, и Джаго стал спускаться — быстро, словно в свободном падении, казалось, этот коренастый человек просто танцует на отвесном склоне утеса. Он выстегнулся и сильно дернул веревку. Она упала к его ногам, свернувшись змеей.
— Подъем всего в тридцати футах отсюда, вон за тем скальным выступом, — сказал он. — Я налажу страховку.
Над ними громоздился слоистый, испещренный трещинами утес. Прибой уже бился об их ноги.
— Идите первым, — сказал Джаго. — Раз вы поднимались на Татру, вам будет не так уж трудно. Утес крутой и голый, но в ключевых местах стоят надежные точки страховки. Главный ключ — козырек над вон той трещиной. Там над ней крюк вбит, прямо под козырьком. Только встегиваться не забывайте. И не беспокойтесь — это свес, так что, если сорветесь, по крайней мере на скалу не упадете.
Бентон не ожидал, что пойдет первым. «Джаго запланировал это с самого начала, — подумал он. — Однако ведь это он контролировал каждую деталь спуска». Он был слишком горд, чтобы спорить о порядке восхождения, но Джаго наверняка именно на это и рассчитывал. Пока Джаго старательно налаживал страховку, используя огромный валун у подножия утеса, Бентон вывязал булинь на конце веревки и прикрепил ее к снаряжению. Джаго взялся за веревку и сказал:
— Порядок. Если вы готовы.
И тут, словно подчеркивая неизбежность восхождения, большая волна с грохотом накатилась на берег, чуть не сбив их обоих с ног. Бентон начал подъем. Первые пятнадцать футов были не слишком трудными, но он рассчитывал каждое движение, тщательно обдумывая, куда поместить руку или ногу, нащупывая трещины в скале и продвигаясь наверх лишь тогда, когда был уверен, что есть надежная опора. Пройдя пятнадцать футов, он достал из сетки у пояса закладку и вставил ее в трещину, покачав и сильно дернув вниз, чтобы закладка заклинилась. Прикрепил к ней оттяжку и продернул сквозь оттяжку веревку — встегнулся, а затем уже более уверенно двинулся дальше вверх. Скала стала круче, но была по-прежнему сухой и твердой. Бентон отыскал еще одну трещину, вставил еще одну закладку с оттяжкой и снова встегнулся.
Он поднялся уже футов на тридцать над берегом, когда внезапно застыл от ужаса, утратив всю свою уверенность. Он обнаружил, что слишком широко раскинул руки, ища, за что бы уцепиться, и оказался распластан на отвесной стене, а плечи его напряглись так, что он чувствовал в них резкую боль. Он боялся нащупывать другую опору для ног, ведь он мог потерять теперешнее ненадежное равновесие. Щека его крепко прижималась к граниту, который сейчас был мокрым и холодным как лед, и Бентон понял, что камень отсырел от его собственного пота. Джаго не окликал его снизу, но он вспомнил голос деда, крикнувшего ему сверху, во время их четвертого совместного восхождения: «Это пробитый B.C., так что здесь найдутся точки страховки. Не торопись, помедленнее, Фрэнсис. Это тебе не гонки». И сразу же после этого, когда прошла уже, как ему казалось, целая вечность, а в действительности — не более полуминуты, напряжение стало ослабевать, боль в плечах исчезла. Медленно и осторожно он продвинул вверх правую руку и нашел зацепку чуть выше, а затем отыскал и пару опор для ног. Паника прошла, и стало ясно, что она уже не вернется.
Через пять минут его шлем мягко ударился о нависший над ним козырек. Это ключ, самое трудное место. Выдающийся вперед, словно полка, гранитный козырек был весь в трещинах, из которых фестонами свисали зеленые растения. На самом краю козырька, в серо-белом элегантном наряде, неподвижно сидела яркоклювая чайка. Совершенное создание господствовало над всей скалой, по-видимому не замечая взмокшего от пота непрошеного гостя, замершего всего двумя футами ниже. Чуть погодя она взлетела в мелькании крыльев и шуме взбитого ими воздуха, и Бентон скорее почувствовал, чем увидел, как белые крылья чайки промчались над его головой. Он знал, что над самой трещиной вбит крюк с кольцом. Если ему не удастся подняться на козырек, крюк должен его удержать. Он нашел крюк, продернул в кольцо конец длинной оттяжки, крикнул вниз: «Крепи!» — и почувствовал, как натянулась веревка. Глянув вниз и пользуясь туго натянутой веревкой, чтобы держать равновесие, он протянул правую руку наверх из-под козырька и попытался нащупать над ним зацепку на гранитной стене. Полминуты он, волнуясь, скреб по граниту, пока не нашел за что зацепиться — сначала для правой руки, а потом и для левой. Свободно повиснув в воздухе, он подтянулся на руках, нашел опоры для ног и снова обрел равновесие. Затем надел еще одну оттяжку на тонкий, торчащий из скалы зубец и встегнулся. Теперь он был в безопасности.
И не было больше страха, только хорошо помнившаяся радость. Остальная часть склона была по-прежнему отвесной, но поверхность скалы — чистая, с хорошими опорами на всем пути наверх. Бентон выбрался на край утеса и с минуту лежал в изнеможении, впивая благословенный запах травы и земли, ощущая шершавость песка у самых губ. Поднявшись на ноги, он увидел спешившую к нему Кейт. Глядя в ее сияющее от радости и облегчения лицо, он с трудом подавил нелепый порыв броситься ей в объятия. А она сказала: «Поздравляю, Бентон», — и отвернулась, будто боялась, как бы он не увидел, что сделало с ней страшное напряжение, пережитое в последние тридцать минут.
Он нашел рядом с краем утеса большую каменную глыбу, наладил страховку, продернул веревку в карабин, взялся за нее и крикнул вниз — Джаго:
— Давай, если готов!
Он был уверен, что Кейт сделала с уликой все, что нужно, пока Джаго был внизу, у подножия утеса. Камень и остаток рваного латекса наверняка уже запечатаны в мешке для вещдоков. А теперь в его руках была жизнь Джаго. Он ощущал, как его заливает чувство былого веселого возбуждения, словно вся кровь в нем взволновалась, как море. Вот это и есть самое главное: разделенная опасность, взаимное доверие, братство восхождения.
Джаго присоединился к ним с поразительной быстротой. Он вытащил наверх и снова свернул веревки, собрал снаряжение и сказал:
— Вы справились как надо, сержант.
Он решительно зашагал к автотележке, неся снаряжение, но вдруг приостановился и повернул назад. Подойдя к Бентону, Джаго протянул ему руку. Бентон схватил ее и пожал. Ни тот ни другой не произнесли ни слова. Вместе они забросили скалолазное снаряжение в тележку и забрались в нее сами. Кейт села за руль, повернула ключ зажигания и, сделав широкий разворот, затряслась по гравию в направлении Большого дома. Взглянув на ее лицо, Бентон вдруг — в момент удивленного озарения — понял, что Кейт вполне можно назвать красивой.
Всю оставшуюся часть вторника краешком сознания Кейт владело беспокойство о том, что происходит в незнакомом ей изоляторе на самом верху башни Кум-Хауса. Ей приходилось удерживать себя от того, чтобы позвонить Гаю или Джо Стейвли и спросить об этом. Но она понимала, что, если бы им было что сообщить ей, они сами нашли бы время позвонить. А между тем у них есть свои дела, а у нее — свои.
Миссис Бербридж, стараясь найти в домашних заботах хоть какое-то облегчение от мыслей о двойной опасности — об убийце, свободно разгуливающем по острову, и о предположительно смертельной болезни, спросила Кейт и Бентона, что они хотели бы на ужин и не доставить ли им еду в коттедж «Тюлень». Мысль об этом показалась Кейт невыносимой. Сидеть за столом, за которым недавно сидел Дэлглиш, видеть его плащ, висящий на крытом крыльце, ощущать его отсутствие острее, чем его присутствие, — все это воспринималось бы так, словно они вошли в дом покойника. Ее квартирка в конюшенном корпусе маловата, но может подойти. Кроме всего прочего, Кейт стремилась быть поближе к Кум-Хаусу, а еще — чтобы Бентон находился по соседству. И дело не только в том, что так было бы удобнее: пришлось признать, что она чувствует себя более спокойно и уверенно, когда он рядом. Вместе с этой мыслью пришла и другая: он стал для нее настоящим коллегой, надежным напарником. Кейт сказала ему, какое решение она приняла. А Бентон ответил:
