Эстер решила надеть свое самое красивое платье из темно-красного бархата с черной отделкой у ворота. Она совсем не думала о том, что ее вид может иметь какое-либо значение в данном случае, просто женщина всегда следила за собой. Сделав прическу, которая была ей очень к лицу, и для пущей уверенности ущипнув себя за щеки, чтобы те порозовели, она приготовилась к выходу. Так солдат надраивает пуговицы и облачается в красный мундир, когда готовится к бою. Это была не только моральная подготовка, но и первый шаг к победе.
Медсестра приехала к Рэтбоуну довольно рано, в пять минут двенадцатого, но Монк был уже там. День был ненастный, однако в гостиной уютно горел огонь в камине, и было тепло. Зажженные лампы давали много света.
Уильям в темном костюме стоял у камина и яростно жестикулировал, словно что-то доказывая хозяину дома. Рэтбоун же сидел в огромном мягком кресле, вытянув и скрестив ноги в светло-коричневых безукоризненно отглаженных брюках. Как всегда в последнее время, его галстук был криво повязан, а волосы с одной стороны находились в полном беспорядке после того, как он провел по ним пятерней в полемическом задоре.
— Как молодой Олленхайм? — живо спросил Монк, окинув критическим взглядом порозовевшую Эстер и чуть нахмурившись. — Судя по твоему виду и спокойствию, он воспринял все довольно сносно. Бедняга… Нелегко узнать, что твоя мать сочла тебя обузой, мешающей ее амбициозным планам, и вначале решилась на аборт, а когда не вышло, то отказалась от тебя в ту же минуту, как ты издал первый крик… И все это тихо, без судов и скандалов на весь Лондон.
— Как баронесса? — в свою очередь поинтересовался Оливер. — Ей, видимо, нелегко, да и барону тоже.
— Думаю, что с ними будет все хорошо, — уверенно ответила женщина.
— Ты, видимо, довольна собой. — Сыщик казался раздраженным. — Разузнала что-нибудь ценное для нас?
Это было неприятным напоминанием о том, что их ждало впереди.
— Нет, — честно призналась Эстер. — Я просто радовалась за Роберта и Викторию Стэнхоуп. Но ты прав, я ничего ценного не узнала. А ты? — Она тоже села в кресло и, кинув взгляд сначала на Монка, а затем на Рэтбоуна, снова повернулась к детективу.
Тот тоже мрачно уставился на нее.
Адвокат же был слишком поглощен главной проблемой, чтобы растрачивать эмоции на пустяки.
— Мы, безусловно, заставили присяжных посмотреть на принцессу Гизелу иными глазами… — продолжал он прерванный приходом мисс Лэттерли разговор.
Уильям встретил эти слова отрывистым смешком.
— Но это ни в коей мере не подкрепляет обвинение Зоры какими-либо доказательствами, — осторожно добавил Оливер, нахмурившись и теперь уже игнорируя Монка и глядя только на Эстер. — Если мы хотим спасти Зору от обвинения в убийстве принца, мы должны найти того, кто убил его, и доказать его вину.
Говорил он так тихо, что его голос потерял свой привычный тембр. Мисс Лэттерли пугали нотки поражения, звучавшие в его голосе.
— Зора — патриотка, — развивал тем временем свою мысль Рэтбоун. — Она ненавидит Гизелу, и это понятно. Найдутся такие — и их будет немало, — кто станет утверждать, что в самый критический для страны момент Зора воспользовалась этим и попыталась убить принцессу. Но произошла роковая ошибка, и вместо Гизелы умер Фридрих… — Выражение лица у юриста стало окончательно убитым. — Признаюсь, я и сам мог бы в это поверить.
Сыщик угрюмо наблюдал за ним.
— Могли бы? — прищурился он.
Эстер молчала.
Рэтбоун тоже ответил не сразу, и некоторое время в комнате стояла почти полная тишина — лишь потрескивали угли в камине, тикали часы да по оконным стеклам барабанил дождь.
— Не знаю, — наконец растерянно признался Оливер. — Не думаю… Однако…
— Что — однако? — требовательно переспросил Монк, повернувшись к адвокату. — Что?
Хозяин дома бросил на него испуганный взгляд и хотел было возразить, поскольку Уильям буквально допрашивал его, словно свидетеля в суде. Однако юрист промолчал. Увидев, как он быстро стушевался под жестким напором детектива, Эстер забеспокоилась, понимая, как расстроен ее друг.
— Ну так что же? — сердито наседал на адвоката Монк. — Ради всех святых, Рэтбоун, мы должны все знать! Если мы не докопаемся до истины, Зору могут в конце концов… повесить!.. Фридрих был убит. Разве вам не хочется узнать, кто убил его? Что касается меня, то, черт побери, я хочу это выяснить!
— И я тоже, разумеется! — воскликнул сэр Оливер, подавшись вперед. — Даже если убийцей окажется Зора. Я не усну, пока досконально не узнаю, что произошло в поместье лорда Уэллборо, как это произошло и почему!
— Кто-то мог воспользоваться близостью тисовой аллеи, собрать листья или кусочки коры, сделать из них ядовитую настойку и незаметно влить ее в еду, приготовленную для принца Фридриха, — предположил Монк, переменив позу и облокотившись о доску камина. — Главное — узнать, кого хотели убить: Фридриха или Гизелу. — Он стоял слишком близко к огню камина, но, казалось, не замечал этого. — Если жертвой должен был стать Фридрих, чтобы помешать ему вернуться в Фельцбург, то, скорее всего, это могли сделать Клаус фон Зейдлиц или его жена. — На лице Уильяма появилось странное выражение, но тут же исчезло. — Если же яд предназначался Гизеле, она могла по ошибке поменять блюда, и отравленная еда досталась Фридриху. В таком случае это мог сделать любой поборник независимости — Рольф, Стефан, Зора и даже Барберини.
— Или лорд Уэллборо, если уж на то пошло, — добавил Рэтбоун. — Если он вложил деньги в вооружение одной из воюющих сторон, значит, сделал ставку на войну, а она неминуемо будет.
— Возможно, — согласился Монк. — Но едва ли. Кругом достаточно войн, и я не думаю, что он пойдет на такой риск. Я уверен, что это преступление совершено на почве ревности, а отнюдь не из-за денежной выгоды.
Эстер тем временем пыталась представить себе, как убийство стало возможным на практике.
— Как можно было это сделать? — громко спросила она.
— Совсем просто, — нетерпеливо ответил детектив. — Достаточно было отвлечь внимание слуги с подносом. Яд мог быть во флакончике или, например, во фляжке, которую можно носить в кармане. Ничего не стоило улучить момент и влить яд в бульон или другое блюдо на подносе, предназначенное для Фридриха или же для Гизелы, в зависимости от того, кто должен был стать жертвой. Принц был слишком болен, чтобы есть то, что ела его супруга. Ему подавали бульоны, жидкие каши, кремы… Она же ела все, хотя и понемногу. Это засвидетельствовали кухарка, лакей и вся прислуга, имеющая отношение к кухне.
— Тебе когда-нибудь приходилось готовить настой из коры или листьев тиса? — задумчиво нахмурив брови, спросила мисс Лэттерли.
— Нет. А почему ты спрашиваешь? — Монк сдвинул брови. — Кухарка заверила меня, что настой не мог быть приготовлен на кухне. Очевидно, для этого был использован огонь камина в чьей-то спальне. В каждой спальне для гостей есть камин, а весной в доме довольно холодно и во всех каминах поддерживается огонь. Ночью в полном одиночестве вполне можно приготовить настой. Думаю, что так и было. — Придя к такому заключению, сыщик расслабился и, почувствовав жар камина, отошел от него на шаг. — Любой мог собрать листья. Все прогуливались по тисовой аллее, даже я. Это наиболее подходящее место, если хочешь совершить прогулку и подышать воздухом.
— В чем? — спросила Эстер, которую никак не удовлетворяли догадки Уильяма.
Ее собеседники с недоумением уставились на нее.
— Если вы собираетесь полночи варить что-то на огне вашего камина, у вас должно быть в чем варить, — объяснила им девушка. — Но из кухни не исчезла ни одна кастрюля. Думаете, кто-то специально привез кастрюлю с собой вместе с прочими вещами?.. Так, на всякий случай?
— Что за глупая шутка! — рассердился Монк. — Если б кто-то заранее задумал кого-то отравить, он привез бы с собой готовый яд, а не занимался бы его приготовлением в чужом доме. Это абсурд!
— В том-то и дело! — не выдержала и тоже рассердилась Эстер. — Ни то, ни другое предположение не выдерживает критики!
— Возможно, убийство было совершено в состоянии аффекта? — промолвил Рэтбоун так, словно задавал вопрос самому себе. — Не Рольф ли придумал, как избавиться от Гизелы, если Фридрих откажется вернуться без нее?
— Вполне возможно, — согласился Уильям.
— В таком случае граф неумен и ни на что не годен! — презрительно заметила Эстер. — Да и сама идея кажется идиотской. Зачем убивать Гизелу, если нет уверенности в том, что Фридрих выздоровеет и даст согласие вернуться? Рольф непременно подождал бы, а потом уже решал, что делать.
— У нас есть только слова Рольфа, а он сказал, что принц не дал ответа, — возразил сыщик. — А может быть, принц отказался вернуться?
