Дэлглиш лежал совсем тихо, но Джо вдруг быстро подошла к его кровати и положила ладонь ему на лоб. Адам думал, что медсестры делают так только в книгах и кинофильмах, однако прикосновение прохладной ладони Джо было успокаивающе приятным. А она сказала.
— Знаете, коммандер, вы совершенно атипичный пациент. Вы что, ничего не умеете делать по правилам? Температура у вас скачет, как йо-йо.
Дэлглиш взглянул на нее и вдруг обрел голос:
— Мне необходимо поговорить с Кейт Мискин. Это очень важно. Мне надо ее увидеть.
Каким-то образом, несмотря на одолевавшую его слабость, ему, очевидно, удалось выразить безотлагательность своей просьбы, Джо ответила:
— Что ж, надо так надо, но ведь сейчас пять часов утра. Неужели нельзя подождать хотя бы до света? Дали бы девушке отдохнуть немного.
Но ждать было нельзя. Его мучили опасения, как он сам понимал, не вполне рациональные, но от которых он не мог избавиться: вдруг возобновится кашель, вдруг ему станет хуже и Кейт не разрешат с ним увидеться, вдруг он опять не сможет говорить, вдруг забудет то, что сейчас ему видится так предельно ясно. А один из фактов был ему яснее всех остальных: Кейт и Бентон должны найти ту пробирку с кровью и прядь волос Марты Пэджетт. Дело выстроилось четко, но все это пока что были одни лишь предположения, ненадежное сооружение из косвенных доказательств. Недостаточно наличия мотива и средств для совершения преступления. У Пэджетта была причина ненавидеть Оливера, но ведь были причины для ненависти к нему и у других жителей острова. Пэджетт мог незамеченным пройти на маяк, но ведь и другие тоже могли. Без пробирки с кровью и пряди волос дело может никогда не дойти до суда.
А тут еще предположение миссис Бербридж, что Оливер мог погибнуть случайно, проводя эксперимент. Существует достаточно доказательств, что Оливер вполне был способен совершать такие поступки. Конечно, доктор Гленистер будет свидетельствовать, что синяки на шее Оливера не могли быть нанесены им самим, и, учитывая ее высокую репутацию, ее показания будут иметь вес. Но посмертное исследование синяков и ссадин, особенно по прошествии некоторого времени после смерти, может дать противоречивые результаты. У защиты тоже будут судебные патологоанатомы, которые выскажут противоположное мнение. И он сказал:
— Прошу вас. Она нужна мне немедленно.
Начинать обыск в коттедже «Чистик» в такой ранний час неминуемо означало бы вызвать досужие домыслы, а возможно, и помехи. Среди погруженных во тьму коттеджей свет в окнах «Чистика» сверкал бы, как предупреждающий сигнальный огонь. Было очень важно, чтобы Пэджетт не знал, что у него дома идет обыск. Если улик в доме не окажется, предательский свет в окнах даст ему возможность перепрятать пробирку и прядь волос, а то и уничтожить их вовсе. Но для Кейт и Бентона ранние утренние часы никогда еще не тянулись так мучительно долго.
Когда настало время, они бесшумно и быстро вышли из квартиры Кейт и, словно пара заговорщиков, поспешно зашагали через мыс. Дверь в коттедж «Чистик» была заперта, но на ключах в связке, которую дал им Мэйкрофт, имелись четкие ярлыки. Тихо прикрыв и заперев дверь изнутри, Кейт испытала давно знакомое чувство неловкости. Эта часть работы с самого начала была ей особенно не по душе. За многие годы она провела уже столько обысков в самых разных домах — от зловонных лачуг до безупречно убранных дорогих апартаментов, но всегда испытывала иррациональное чувство мучительной вины, будто это она сама была под подозрением. Сильнее всего ей претило насильственное вмешательство в личную жизнь жертв, необходимость непристойно копаться, словно хищник, в вещах, часто трогательных или жалких, принадлежавших погибшим. Но этим утром чувство неловкости охватило ее лишь на миг, сменившись чувством гнева и эйфорией надежды. Вспомнив изувеченное лицо Бойда, Кейт была готова собственными руками и с большим удовольствием разорвать все в этом коттедже на куски.
В доме по-прежнему сохранялась атмосфера гнетущей консервативности, а из-за задернутых штор гостиная выглядела мрачной, словно была по-прежнему погружена в траур. Но что-то здесь изменилось. В нарастающем свете Кейт разглядела, что все украшения с каминной полки убраны, а книжный шкаф опустел и рядом с ним стоят два картонных ящика.
— Я подумал, что было бы полезно прочесть тот роман, — сказал Бентон. — Так что я взял книгу в библиотеке. У них тут есть все книги Оливера — в твердых обложках. Я кончил читать ее около двух ночи. Один из эпизодов — изнасилование Донны, шестнадцатилетней девушки, во время школьной экскурсии. Написано с необычайной силой. Ему удается передать происходящее сразу с двух точек зрения — мужчины и девушки — одновременно, в смешении эмоций… Мне такое в романах раньше никогда не встречалось. Как литературный прием это просто блестяще.
— Избавьте меня от литературных приемов, — сказала Кейт. — Займемся делом. Начнем с хлебной духовки в камине. Он мог вынуть пару кирпичей.
Железная дверца духовки была закрыта, внутри — темно. Бентон достал фонарик из следственного чемоданчика Кейт и принес его в гостиную. Сильный луч осветил пустую духовку.
— Взгляните, не вынимаются ли какие-нибудь кирпичи, — сказала Кейт.
Бентон принялся перочинным ножом обследовать залитые раствором швы между кирпичами. Кейт молча ждала. Примерно через минуту он сказал:
— Кажется, я что-то нашел. Один кирпич вынимается, а за ним — отверстие.
Засунув в отверстие руку, он вытащил конверт. В конверте лежали два листка бумаги: свидетельства о рождении Бэллы Марты Пэджетт, появившейся на свет 6 июня 1962 года, и Уэйна Дэниела Пэджетта, родившегося 9 марта 1978 года. В свидетельстве о рождении Дэна Пэджетта графа, где должно стоять имя отца, пустовала.
— Интересно, почему он решил их спрятать? — сказал Бентон.
— А он счел их уличающими доказательствами. Поскольку он убил Оливера, их родственная связь из возможности вытащить счастливый билет превратилась в опасную улику. Вот ведь ирония судьбы, а? Если бы тетка Дэна не настояла на том, чтобы Пэджетт и его мать отказались носить свои первые имена, ее бы по-прежнему звали Бэлла. Может быть, это задело бы какие-то струны в душе Оливера. Ну что, есть там, в отверстии, еще что-нибудь?
— Ничего, мэм. Я просто проверяю остальные кирпичи.
Но больше ничего обнаружить не удалось. Они уложили свидетельства в пакет для вещдоков и перешли на кухню. Кейт поставила следственный чемоданчик на столешницу около раковины, а Бентон положил рядом свой фотоаппарат.
Кейт сказала так тихо, будто боялась, что ее кто-то может услышать:
— Попробуем поискать в холодильнике. Если образцы крови все еще у Пэджетта, он мог подумать, что кровь надо держать в холодном месте.
Голос Бентона был более естественным, уверенным и сильным.
— Но разве кровь обязательно должна быть свежей для анализа ДНК, мэм?
— Надо бы это знать, но я не помню. Может быть, и нет. Но он мог так подумать.
Они натянули перчатки. Кухня была маленькая, очень просто обставленная, с деревянным столом и двумя стульями. Рабочие поверхности, пол и плита были чистые. Рядом с дверью стоял мусорный бачок с ножной педалью. Бентон поднял крышку, и они увидели осколки фарфоровых фигурок. Дама с мотыгой была обезглавлена, голова ее нелепо жеманилась на горке изорванных страниц.
Бентон пошевелил пальцем обрывки бумаги:
— Значит, он разбил последние принадлежавшие матери безделушки и изорвал роман Оливера. Уничтожил то, что оставалось от двух людей, которых он винит в том, что они испортили ему жизнь. От его матери и Натана Оливера.
Они перешли к холодильнику. Он был того же типа и размера, что на кухне у Кейт. Открыв дверцу, они увидели там коробочку мягкого масла, пинту полужирного молока и полбатона хлеба с отрубями. Однако было какое-то несоответствие между содержимым холодильника и самой кухней, которой, казалось, не пользовались уже много недель. Вероятно, Пэджетт перестал готовить для себя после смерти матери, питаясь главным образом в общей столовой для персонала. Открыли маленькую морозильную камеру в верхней части холодильника. Она была пуста. Кейт вынула хлеб в целлофановой обертке. Оставшиеся восемь ломтиков были еще свежими, и она отделила их друг от друга, чтобы проверить, не спрятано ли что-то между ними. Вернув хлеб на место, Кейт перенесла на стол коробочку масла. Ни она, ни Бентон не произнесли ни слова, пока она снимала пластмассовую крышку. Под крышкой находился листок жиронепроницаемой бумаги с логотипом фирмы. Его, по-видимому, не трогали. Кейт отогнула бумагу: открылась гладкая поверхность мягкого масла. Кейт сказала:
— Бентон, посмотрите, пожалуйста, нет ли в каком-нибудь из ящиков тонкого ножа или шпажки.
