Рекс Стаут - Черная гора (сборник)

Навстречу пошли, но все равно формальности отняли какое-то время.

Всю субботу мы разбиралась с делами. Неизвестно было, на какое время мы уезжаем. Может, вернемся через несколько дней, но скорее, как полагал Вульф, следовало рассчитывать на неопределенный срок. Поэтому дел у меня было невпроворот.

Мы рассчитались с Фредом и Орри, а Солу поручили дежурить в кабинете и ночевать в южной комнате. Натаниэль Паркер, наш адвокат, был уполномочен подписывать чеки, а Фриц – присматривать за «Рустерманом». Теодору выдали целую кучу ненужных инструкций по поводу орхидей.

Помощник управляющего в отеле «Черчилль» обналичил нам чек на десять тысяч десятками, двадцатками и сотнями. И я потратил добрый час на то, чтобы аккуратно их уложить в пояс, который купил в магазине Аберкромби.

И все бы ничего, но в последнюю минуту, когда Вульф уже стоял в пальто и шляпе, между нами вспыхнула ссора. Единственная за весь день. Я открыл ящик своего стола и вытащил «марли» 32-го калибра и две коробки с патронами.

– Ты этого не возьмешь, – заявил он.

– Естественно, возьму.

Я сунул пистолет в плечевую кобуру, а коробки – в карман.

– Разрешение у меня в бумажнике.

– Нет. Из-за него могут быть неприятности на таможне. Купишь пистолет в Бари. А этот оставь здесь.

Он был босс и мог приказывать.

– О’кей, – сказал я.

Вынул пистолет, положил его в ящик и уселся.

– Я не еду. Как вам известно, много лет назад я взял за правило не отправляться на дело, связанное с убийством, без пистолета. А это супердело. Я не собираюсь в чужой стране гоняться за убийцей вокруг этой вашей Черной горы с никуда не годной пушкой местного производства неизвестной мне системы.

– Вздор. – Он посмотрел на часы. – Пора ехать.

– Езжайте.

Молчание. Я положил ногу на ногу. Он сдался:

– Черт с тобой! Если бы я так не зависел от тебя, сделал бы все сам. Идем.

Я вернул «марли» в кобуру, а патроны – в карман. И мы вышли. Фриц и Теодор проводили нас на улицу, где за рулем седана уже сидел Сол. Вещи лежали в багажнике, и все заднее сиденье оказалось в распоряжении Вульфа. Глядя на физиономии Фрица и Теодора, можно было подумать, что мы уезжаем на фронт. Бедняги и в самом деле ничего не знали. Мы ввели в курс дела только Сола и Паркера.

В Айдлуайлде мы без помех проделали все формальности и сели в самолет. Я подумал, что Вульфу не повредит немного юмора, чтобы отвлечься от ужасов перелета, и пересказал забавную фразу, произнесенную кем-то позади нас, когда мы поднимались по трапу. «Боже мой, – прозвучало за нашей спиной, – они содрали с меня тридцать долларов за перевес багажа, а посмотрите только на этого типа!»

Видя, что хохма желаемого эффекта не произвела, я пристегнулся и оставил босса наедине с его страданиями.

Должен признать, он старался не показывать своих мук. Первую пару часов я вообще не видел его лица, потому что он таращился в иллюминатор на океан и облака. Когда нам подали еду, он послушно управился с фрикасе и салатом, без капризов и выкрутас. Потом я принес ему две бутылки пива. Он вежливо меня поблагодарил, и это был поступок.

Ведь он держался того убеждения, что все движущиеся части любой машины подвержены непредсказуемым прихотям. Если подобная дурь овладеет вдруг нашим самолетом, мы плюхнемся глухой ночью в пучину Атлантики.

На этой мысли я крепко заснул. А когда проснулся, часы показывали половину третьего, но было совсем светло, пахло жареным беконом, и в моем ухе звучал голос Вульфа:

– Я хочу есть. Мы летим, опережая время, и через час уже будем на месте.

– Вы спали?

– Немного. Я хочу завтракать.

Он съел четыре яйца, десять ломтиков бекона, три булочки и выпил три чашки кофе.

Я так и не увидел Лондон, потому что аэропорт находится за городом, а Джеффри Хичкок ждал нас у выхода. Мы не видели Хичкока с тех пор, как он был последний раз в Нью-Йорке, три года назад.

Он приветствовал нас очень сердечно для англичанина, пригласил к угловому столику в ресторане и заказал булочки, джем и чай. Сначала я хотел воздержаться, но потом подумал: какого черта, должен же я привыкать к чудн́ой иностранной пище, и не стал отказываться.

Хичкок вынул из кармана конверт:

– Здесь ваши билеты на самолет до Рима. Он улетает через сорок минут, в двадцать минут десятого, и прилетает в три часа по римскому времени. Поскольку ваш багаж перевезут прямо на борт, здешняя таможня вас не побеспокоит. У нас есть полчаса. Этого хватит?

– С избытком.

Вульф намазал джем на булочку.

– В основном меня интересует Телезио. Тридцать лет назад, будучи мальчишкой, я бы доверил ему свою жизнь. Могу ли я доверять ему теперь?

– Не знаю.

– Мне надо знать, – резко сказал Вульф.

– Конечно надо.

Хичкок вытер салфеткой тонкие бледные губы.

– Но в наши дни человек, которому вы можете довериться заочно, редкая птица. Скажу только, что имел с ним дело вот уже восемь лет и доволен. Боден знает его намного дольше, со времен Муссолини, и ручается за него. Если у вас…

Хриплый металлический голос из громкоговорителя, предположительно женский, сотряс воздух. Он вещал что-то срочное. Когда трубные звуки смолкли, я спросил Хичкока, о чем речь. Он ответил, что пассажиров девятичасового рейса на Каир просят срочно собраться у выхода номер семь.

– Да, – кивнул я, – мне так и показалось, что я расслышал слово «Каир». На каком языке она говорила?

– На английском.

– Прошу прощения, – извинился я и глотнул чая.

– Я говорил, – обратился он к Вульфу, – что если вам нужно кому-то довериться, то вряд ли на этом берегу вы найдете кого-нибудь надежнее Телезио. Можете мне поверить. Я человек очень осторожный.

– Что ж, вряд ли мне стоило рассчитывать на лучшее, – проворчал Вульф. – Еще вопрос: как обстоят дела с перелетом из Рима до Бари?

– Ах, это… – Хичкок прокашлялся. – Самолет арендован и должен быть в полной готовности.

Он вынул из кармана потертый кожаный бумажник, порылся в нем и вынул листок бумаги.

– Вас встретят по приезде. Но если случится накладка, позвоните по этому телефону.

Хичкок передал бумагу.

– Это будет стоить восемьдесят долларов. Вы можете рассчитываться американской валютой. Мой контрагент в Риме Джузеппе Дрого – неплохой человек, по римским меркам, но своего не упустит. Возможно, он попытается извлечь личную пользу из контакта со знаменитым коллегой. Не сомневаюсь, что ваше имя ему известно. Теперь, если с Римом все, я снимаю с себя ответственность.

Вульф не выглядел польщенным, что свидетельствовало, насколько он сосредоточен на поездке. Любой человек, обладающий хотя бы десятой частью его самомнения, напыжился бы и раздулся, как индюк, узнав, что слава о нем докатилась до Рима.

Немного позже громкоговоритель объявил, по-видимому на английском, посадку на самолет до Рима. Хичкок проводил нас к выходу и подождал взлета. Когда мы выруливали на взлетную полосу, Вульф помахал ему на прощание.

Босс снова занял место у окна, и мне пришлось вытягивать шею, чтобы впервые в жизни увидеть Европу.

День был погожий, солнечный. На коленях у меня лежала карта. И после того как мы пересекли пролив Па-де-Кале, мне было очень интересно посмотреть на Брюссель, остающийся слева, Париж справа, Цюрих слева, Женеву справа, Милан слева и Геную справа. Я легко узнал Альпы и увидел Берн. К сожалению, прошляпил Флоренцию.

Пролетая над Апеннинами, мы попали в воздушную яму и падали милю или около того, пока не выровняли курс, что в общем-то достаточно неприятно. Некоторые пассажиры выразили неудовольствие, но не Вульф. Он только закрыл глаза и сжал губы. После такой встряски я счел нужным заметить:

– И ничего страшного. Вот когда я летел на Западное побережье и мы оказались над Скалистыми горами…

– Заткнись, – проворчал он.

Итак, я пропустил Флоренцию. Мы приземлились в римском аэропорту в три часа пополудни. Стоял приятный, теплый воскресный день, но в ту минуту, когда мы спустились по трапу и направились к зданию аэровокзала, наши с Вульфом отношения изменились кардинальным образом, и не к лучшему.

Всю мою жизнь я легко осваивался в новой обстановке. Для этого мне достаточно было посмотреть на указатели или, в крайнем случае, расспросить какого-нибудь местного жителя. Теперь я пропал. Ни вывески, ни обращение к аборигенам меня бы не спасли. Я остановился и посмотрел на Вульфа.

– Сюда, – проинформировал он, – на таможню.

Самые основы наших взаимоотношений были нарушены, и мне это не понравилось. Я покорно встал рядом с Вульфом у стола и внимал звукам, которыми он обменивался с басовитым блондином. Причем мое личное участие в их милой беседе ограничилось тем, что я протянул паспорт, когда меня попросили об этом по-английски.