– Я уже говорил вам, что не могу обсуждать причины своего пребывания здесь.
Она задумчиво посмотрела на меня.
– Друд Никерсон – мошенник.
– Похоже, весь город состоит из мошенников, – заметил я.
– Сузанвилл?
– Ситрес-Гроув.
– Дональд, если вас интересует убийство Эндикотта, мы могли бы помочь друг другу.
– В моей работе запрещено оказывать помощь. Я могу только принимать ее.
– Приятно для вас, – усмехнулась девушка.
Мы оба помолчали.
– Так вы работаете над делом Эндикотта, Дональд?
– Нет комментариев.
– Повторяю: я могу вам помочь.
– Много комментариев, но не произносимых вслух.
Стелла закрыла глаза на полсекунды, позволив длинным темным ресницам подчеркнуть гладкую кожу ее щек. Потом она медленно подняла на меня взгляд.
– Хорошо, Дональд, карты на стол. Мне двадцать три года. Я была замужем. Я чертовски деловая женщина. Тетя Марта умерла и оставила мне свою землю в Ситрес-Гроув. Я была художницей – не блестящей, хотя и не плохой: реклама, иллюстрации и тому подобное.
В Ситрес-Гроув хотят строить фабрику, и я владею землей, которая нужна для этой фабрики. Но земля считается жилой, и мне нужно добиться изменений в зональной системе. В любом другом городе это не составило бы труда. Но в Ситрес-Гроув так дела не делаются.
– А как делаются дела в Ситрес-Гроув? – спросил я.
– Ситрес-Гроув находится под властью своего мэра.
– А кто там мэр?
– Чарлз Фрэнклин Тэбер. Раньше в городе были честная администрация и порядочный шеф полиции. Но Тэбер начал произносить речи и давать интервью прессе. Кто-то за ним стоит – не знаю кто, но использовано слишком много мозгов, чтобы добиться своего с таким болваном, как Тэбер. Короче говоря, компетентный мэр потерпел поражение на выборах, и Чарлз Фрэнклин Тэбер вознесся на его место, как он сам говорил, «на волне реформ». Он нашел полицейского, который брал взятки, и представил дело так, будто вся полиция коррумпирована. В результате честного шефа уволили, а нового взяли со стороны, дабы он был «свободен от давления местной политики».
– А при чем тут Друд Никерсон?
– Раньше Друд Никерсон был шофером такси. Но он кузен мэра и стал ворочать большими делами. Как-то Никерсон заявился ко мне. Он знал много вещей – о секретных переговорах, касающихся фабрики, о земле, которую я унаследовала. Я объяснила ему, как много пользы принесет городу фабрика – приток населения, новые рабочие места, развитие строительства и так далее.
– И что же сказал Никерсон?
– Никерсон рассмеялся и посоветовал мне не быть наивной. Он сказал, что если я рассчитываю на изменения в зональной системе, то мне придется долго ждать, и добавил, что на такой основе не делают бизнес.
– А на какой делают?
– На денежной.
– И вы заплатили?
– В конце концов да.
– Сколько?
– Пятнадцать тысяч долларов – три раза по пять тысяч.
Я свистнул.
– Я была простофилей, Дональд?
– В зональную систему внесли изменения?
– Еще нет. Я заплатила Никерсону всего две недели назад. Он сказал, что себе оставит только тысячу, а остальное пойдет на политическое давление, лоббирование и тому подобное.
– А потом?
– Потом он погиб в автомобильной катастрофе.
– Ну и почему вас интересует его тело?
– Не тело, а одежда, которая была на нем во время аварии. Никерсон сказал мне, что не отдаст деньги, пока не будет уверен в успехе, а чтобы защитить меня в случае, если с ним что-нибудь произойдет, он положит деньги в сейф и ключ от сейфа вместе с запиской, удостоверяющей, что деньги принадлежат мне, будет лежать у него в бумажнике.
– Вы этому верите?
– Тогда верила.
– И записка действительно была в бумажнике?
– Не знаю. Меня вышвырнули из Сузанвилла, как бродяжку, сказав, что я должна обратиться к управляющему состоянием покойного.
– Вы не видели его бумажник?
– Они меня и близко не подпустили. Ну, Дональд, я выложила карты на стол. Я старалась вас перехитрить, старалась выглядеть соблазнительно… старалась… Черт возьми, очевидно, я так долго имела дело с мошенниками, что решила, будто все кругом такие же. Но вы честный и… достойный.
– Я не могу вам помочь, – сказал я ей.
– Почему?
– Потому что я работаю над кое-чем другим и для кое-кого другого. Я могу получать информацию, а не делиться ею. Скажу вам только одно.
– Что?
– Не лейте слез по поводу кончины Друда Никерсона.
– Чтобы я стала плакать из-за этого жулика! – сердито воскликнула она. – Я только хочу знать, что теперь будет с зональной системой. А что касается этого двуличного… Хотя о мертвых не принято говорить дурно.
– Можете смело говорить о нем что хотите.
– Что вы имеете в виду?
– Он не мертв.
Девушка выпучила глаза.
– Откуда вы знаете?
– Я не знаю – просто догадываюсь. Но думаю, что он жив и вся эта история – сплошная подтасовка.
Несколько минут Стелла Карис молча обдумывала услышанное. Внезапно она подняла голову и сказала:
– Вы очень милый, Дональд, и можете поцеловать меня на ночь. Более того, это не будет холодный, целомудренный поцелуй. Можете считать его наградой от признательной вам женщины.
Я успел на шестичасовой самолет в Лос-Анджелес и прибыл в офис почти одновременно с Бертой Кул.
– Получила мою телеграмму? – спросил я.
– Еще бы, – огрызнулась Берта. – Сколько ты выпил перед тем, как отправить ее?
– Я был трезв как стеклышко.
– По-твоему, тебя послали в пустыню собирать флору и фауну? Ты не мог так разволноваться из-за паршивого растения. Что, черт возьми, ты имел в виду?
– Неужели ты не поняла? Я хотел предупредить нашего клиента, что все это подтасовка[2].
– Что «все»?
– Смерть Друда Никерсона.
Берта Кул моргнула своими проницательными глазками.
– Почему же ты не сообщил мне?
– Сообщил. Я послал тебе телеграмму.
Берта задумалась.
– Если это подтасовка, – сказала она наконец, – у нашего клиента может быть куча неприятностей.
– Каким образом?
– Я едва не оборвала все телефонные провода, пытаясь с тобой связаться. Звонила во все отели, мотели, меблированные комнаты и ночлежки в Сузанвилле.
– А в чем дело?
– У нас больше нет этого клиента.
– Почему?
– Он получил нужную информацию из газеты.
– Из какой газеты? – спросил я.
– «Ситрес-Гроув Кларион».
– Ну и что там говорилось?
– Газета разузнала о гибели Друда Никерсона и напечатала об этом заметку, где говорилось, что смерть Никерсона уничтожила последний шанс раскрыть убийство Карла Карвера Эндикотта. Никерсон был единственным человеком, который видел убийцу и мог его опознать.
– И это заинтересовало нашего клиента?
– Даже очень.
– Что он предпринял?
– Сказал мне, что получил всю информацию, в которой нуждался, что был счастлив с нами познакомиться, что не сомневался в нашей способности выполнить его поручение, но теперь нам незачем беспокоиться.
– Весьма любезно, – заметил я. – А как же вдова Эндикотта?
– При чем тут вдова?
– Где она?
– А нам какое дело?
– Давай попробуем это выяснить.
Я снял телефонную трубку и попросил нашу телефонистку связаться с Элизабет Эндикотт, в Ситрес-Гроув, предупредив, что это личный разговор, что мы не будем беседовать ни с кем другим и что если ее нет, то узнать, где можно ее найти. В случае если она находится в любом месте Соединенных Штатов, где имеется телефон, мы позвоним ей туда.
Берта захлопала веками, когда я положил трубку.
– Ты окончательно рехнулся? – осведомилась она.
– Нет.
– Эти разговоры стоят денег.
– У нас еще есть деньги на расходы.
– Теперь нет. Дело прекращено.
– Если все произошло так, как я думаю, – возразил я, – то дело только начинается. Правда, не знаю, будем ли мы в нем участвовать.
– Ты либо свихнулся, Дональд, либо говоришь о каком-то другом деле, – промолвила Берта. – Наш клиент, Джон Диттмар Энсел, позвонил и сказал, что дело закончено, чтобы мы прекратили расходы на него и представили ему счет. Понимаешь?
– Еще бы. Это Энсел не понимает.
– Чего он не понимает?
– Что шагает прямиком в западню.
Зазвонил телефон, и наша телефонистка передала, что миссис Эндикотт нет и не будет около недели и что связаться с ней невозможно.
Я сообщил информацию Берте.
– Ну и что? – осведомилась она.
– Полагаю, – ответил я, – мы могли бы позвонить нашим корреспондентам в Лас-Вегас, штат Невада, и Юму, штат Аризона, и заставить их поработать, чтобы дать нам возможность предостеречь Энсела. Но это стоит немало денег, и я сомневаюсь, что он заплатит за то, что ему испортили свадьбу.
– И ты можешь его за это порицать? – спросила Берта.
– Нет, – сказал я и двинулся к двери.
– Погоди! Не уходи, пока не расскажешь мне, что все это означает.
– Я еще точно не знаю.
– А когда узнаешь?
– Когда полиция арестует Джона Диттмара Энсела и Элизабет Эндикотт, поднимающихся к алтарю, дабы заключить священный брачный союз.
