Все благодарно повернулись к нему и стали слушать его сбивчивый пересказ с непомерной восторженностью.
— Видишь! — яростным шепотом обратился генерал к миссис Твининг. — Неслыханно! У меня в доме! Этот молокосос посмел привезти сюда подобную особу. Без моего разрешения, заметь! Льщу себя надеждой, что мой утонченный сын последний раз валяет такого дурака под этой крышей! Ты, конечно, найдешь много чего сказать в его защиту. Любишь становиться на его сторону, так ведь? Но я не желаю ничего такого слышать! Не желаю! Понятно?
— Вполне, — ответила миссис Твининг. — Я всегда понимала тебя, Артур, и ты нисколько не изменился.
Услышав это, и без того уже раскрасневшийся генерал запылал как факел. Только он открыл рот, чтобы ответить, как обнаружил, что миссис Чадли жадно прислушивается к его откровениям. Сверхчеловеческим усилием воли он заставил себя смолчать и закашлялся.
Обед казался бесконечным, но в конце концов завершился. Фэй поднялась, и все женщины одна за другой вышли.
«Худшее, должно быть, позади», — подумала идущая последней Дайна. Но все же, войдя в гостиную, подошла к одному из открытых окон, раздвинула шторы и сказала:
— Вечер чудесный. Пойдемте на веранду, мисс де Сильва!
— Дайна, — выразительно сказала миссис Твининг, когда мисс Фосетт и Лола вышли, — заслуживает хорошего мужа и, надеюсь, найдет.
— А разве такие встречаются? — отозвалась деловито пудрившая лицо Камилла.
Миссис Чадли, не простившая ее поведения за ужином, отчеканила:
— Это очень циничное замечание, и, надеюсь, вы говорили не всерьез. Могу с гордостью сказать, что у меня муж более чем хороший.
— Тебе повезло, Эмми, — сухо бросила миссис Твининг. Она подошла к дивану и, ловко оправив длинную юбку одной рукой, уселась. — А тебя, Фэй, мне жаль, но можешь хотя бы утешаться мыслью, что Джеффри не твой сын. Впервые мне почти жаль Артура. Совершенно несносная молодая особа.
— Ужас! — воскликнула миссис Чадли, сверкая глазами сквозь стекла пенсне. — Представить несчастного мальчика в когтях подобной женщины! Простите меня, леди Биллингтон-Смит, но я принимаю это очень близко к сердцу и надеюсь, будут сделаны какие-то попытки спасти его от этого жуткого брака! Полагаю, я, как жена священника, имею право так говорить. И я, и мой муж всегда очень любили Джеффри. Нам обоим горько видеть, что он губит свою жизнь.
— Думаю, беспокоиться вам не стоит, — сказала миссис Твининг. — Долгое знакомство с Артуром не оставляет у меня сомнений, что он воздвигнет все мыслимые препятствия на пути этого брака.
— Что ж, надеюсь, сэр Артур сможет ему воспрепятствовать, — подхватила миссис Чадли. — Но тут нужен такт. Я уверена, Хилари будет только рад поговорить с Джеффри.
— С вашей стороны это очень любезно, однако думаю, будет гораздо лучше, если намерение Джеффри умрет, так сказать, естественной смертью, без вмешательства, — со спокойным достоинством сказала Фэй.
Миссис Чадли улыбнулась, плотно сжав губы.
— Вы молоды, леди Биллингтон-Смит, и, вполне понятно, оптимистка. Боюсь, я слишком долго жила на свете, чтобы разделять ваш оптимизм. Насколько я могу судить, эта женщина — роковая соблазнительница. Конечно, тот, кому нравится броская внешность, сочтет. ее красавицей. Лично я не доверяю людям с карими глазами и не удивлюсь, узнав, что она распутница. Да вы сами слышали, что она говорила о том несчастном самоубийце. Право, я никогда в жизни не была так шокирована.
— Надеюсь, Эмми, ты не считаешь, что Джеффри может последовать его примеру? — спросила миссис Твининг, лениво разглядывая свои кольца.
— Думаю, у него кишка тонка, — небрежно бросила Камилла.
Тощая грудь миссис Чадли выпятилась.
— Если этим выражением — должна признаться, я до сих пор полагала, что его употребляют только школьники — вы намекаете, что у него не хватит мужества, то боюсь, миссис Холлидей, вы показываете полное непонимание человеческой натуры. Разумеется, я не имею в виду, что Джеффри может прийти в голову такая ужасная мысль.
— Не слишком ли серьезно мы говорим об этом? — спросила миссис Твининг. — Лично я не думаю, что привязанности мисс де Сильва долговечны. Скажи, Фэй, почему твои розы настолько лучше моих?
— Это не мои. — Фэй опустилась на диван с ней рядом. — Садом ведь занимается Артур. Он это очень любит.
— Ах да, конечно, — сказала миссис Твининг, провожая взглядом Камиллу, решившую выйти на веранду. — Дорогая моя, будучи старой приятельницей твоего мужа, позволю себе предположить, что если ты склонишь его отнестись к этой истории спокойно, то всем будет лучше.
— Я знаю, — с жалким видом пробормотала Фэй. — Я... я попытаюсь, только... не всегда это просто... если Артур раздражен... надо найти к нему подход. — Она слегка покраснела и с облегчением повернулась к вошедшей через застекленную дверь Дайне: — А, вот и ты! Удалось тебе хоть в чем-то ее убедить?
— Это невозможно, — ответила с отчаянием Дайна. — Придется нам просто смириться. Она вознамерилась стать душой общества.
— Господи, какой ужас! Что же мне делать? — беспомощно поникла Фэй.
— Да ничего, все равно бесполезно. Я предупредила ее, что намечена игра в бридж, а она заявляет, что лучше потанцевать. — Дайна сделала паузу и обрушила на них последнее сообщение: — Она думает, Френсис умеет танцевать танго, и хочет устроить с ним показательное выступление. Надо полагать, — задумчиво договорила мисс Фосетт, — это будет с ее стороны большой глупостью...
Мисс Фосетт, проснувшись в понедельник рано утром, намеревалась дождаться завтрака в постели. Однако благородные побуждения одержали верх, и она поднялась, чтобы поговорить наедине с генералом, неизменно встававшим чуть свет.
Подвиг этот был вызван событиями предыдущих дней. Мисс Фосетт решила, что кто-то должен успокоить Артура, пока он не выгнал Джеффри из дому.
Ее субботние предсказания сбылись. Мисс де Сильва действительно держалась душой общества и даже исполнила какой-то танец, стремясь потрясти присутствующих. Лишь строгие понятия генерала о христианском поведении помешали ему в воскресенье утром первым делом отречься от сына.
Но хоть принципы сэра Артура запрещали ему гневаться в дни отдохновения, воскресенье оказалось нелегким. И это несмотря на то что для ублажения генерала делалось все возможное. Вся компания за исключением Лолы, очевидно, никогда не встававшей раньше одиннадцати, смиренно отправилась в церковь, затем Френсис, вежливо объявив, что прискорбная бестактность кузена нарушает его планы, устроил хитрые маневры. Выпроводил Джеффри с Лолой к морю в Клинтон, обеспечил дяде все возможности для флирта с Камиллой Холлидей, а в конце дня попросил его (уже почти подобревшего) рассказать об индийских впечатлениях. Когда Джеффри с мисс де Сильва вернулись, в доме только и было слышно о шикари, чукках, патанах, сикхах, сахибах, базарах, махаутах и рикшах — генерал рассказывал анекдот о человеке, который побывал артиллеристом, раджой маленького княжества и афганским джигитом.
Но едва появилась мисс де Сильва, добродушие генерала как рукой сняло. Джеффри наверняка внушил ей мысль о том, что на отца необходимо произвести хорошее впечатление, так как она, перебив генерала на том месте, где саис мыл скакуну ноги перед первой чуккой, выказала твердое намерение пообщаться с ним. Генерал был неуемным говоруном, но ему оказалось далеко до мисс де Сильва, скопившей за двадцать три года больше эгоистических воспоминаний, чем он за шестьдесят. На смену патанам, сикхам и гуркхам пришли русские великие князья, польские графы, испанские анархисты и мексиканские бандиты, действие переносилось с ошеломляющей скоростью из Рио-де-Жанейро в Нью-Йорк, Париж, Лондон и Монте-Карло, а главным мотивом этого повествования являлся неизменный успех мисс де Сильва во всех этих городах.
К ужину генерал уже едва сдерживал гнев и готов был взорваться в любую минуту. То обстоятельство, что сын его взирал на Лолу с восторженным, рабским обожанием, оказалось последней каплей. Святость воскресного дня предотвратила немедленный взрыв, однако, когда гости с истрепанными в разной степени нервами поплелись на ужин, сэр Артур сказал Джеффри, что хочет поговорить с ним и утром ждет его у себя в кабинете ровно в половине десятого.
Поэтому мисс Фосетт поднялась рано.
По пути в ванную она проходила мимо комнаты Фэй. Из-за двери слышались яростные раскаты командирского голоса, и Дайна, как только оделась, первым делом зашла к сестре. Фэй, сидя за туалетным столиком, истерически рыдала. Дайна уложила ее в постель и заставила принять аспирин. Насколько она могла понять из бессвязных, сдавленных объяснений, Фэй попросила генерала не принимать помолвку сына всерьез. После чего, видимо (суть дела утонула во всхлипах и «я сказала», «он сказал»), сэр Артур не только назвал жену безмозглой, лезущей не в свое дело дурой, но и обвинил во всех неприятностях, какие только случились за последние пять лет, а потом объявил, что лишит Джеффри прав наследства сразу же после завтрака.
