Она вернулась в гостиную, выпила два коктейля подряд, вместе со всеми проследовала в банкетный зал, отыскала стол № 8, зарезервированный для представителей Бюро регулирования цен, и села. Тут она вдруг вспомнила, что забыла чемоданчик на подоконнике в гостиной. Она никому не сказала об этом, не желая признаваться в своей оплошности, и, извинившись перед сидевшей рядом миссис Бун, хотела было выйти из-за стола, но Фрэнк Томас Эрскин объявил в микрофон:
– Леди и джентльмены, с глубоким прискорбием вынужден сообщить вам известие, по причине которого никому не разрешается покинуть зал…
Лишь спустя час ей удалось попасть в гостиную, но чемоданчика там не оказалось.
Бун говорил ей, что в чемоданчике находятся надиктованные им валики. Вот и все, что было ей известно. Ничего нет странного в том, что он не рассказал ей содержания валиков, – она и так бы его узнала. Для текущей работы мистер Бун пользовался услугами нескольких стенографисток, но самые важные письма и распоряжения, которые могли содержать конфиденциальные сведения, он записывал на диктофон и давал перепечатывать только ей. Всего было двенадцать таких чемоданчиков с десятью валиками в каждом, и они постоянно путешествовали между мистером Буном и ею. Чемоданчики были занумерованы. Пропал номер четвертый. Диктофон, которым пользовался мистер Бун, – фирмы «Стенофон».
Мисс Гантер признала, что совершила ошибку. До среды она никому не говорила о пропаже, пока полиция не спросила, что лежало в чемоданчике, с которым она пришла в гостиную. Конечно, какая-нибудь крыса из Ассоциации промышленников донесла об этом полиции. Она объяснила свое молчание тем, что ей было стыдно признаться в халатности, заметив, однако, что молчание не принесло никакого вреда, так как содержимое чемоданчика не могло иметь связи с убийством.
– Четыре человека утверждают, что чемоданчик был у вас, когда вы из гостиной направились в зал, – прошептал Вульф.
Слова Вульфа не произвели на Фиби Гантер никакого впечатления. Она пила виски, разбавленное водой, и курила сигарету.
– Кому вы верите – мне или им? Меня нисколько не удивит, если не четыре, а сорок человек из ассоциации заявят, что подглядывали в замочную скважину и видели, как я убила мистера Буна.
– Но миссис Бун не имеет отношения к ассоциации.
Фиби пожала плечами:
– Мистер Кэйтс рассказал мне: она недолюбливает меня. Ей была ненавистна мысль, что ее муж зависит от меня. Обратите внимание – она не утверждает, что видела у меня чемоданчик, когда я выходила из гостиной.
– А в чем мистер Бун зависел от вас?
– Я была исполнительницей его распоряжений.
– Понимаю, – тихо сказал Вульф. – Но что он видел от вас? Покорность? Лояльность? Дружбу? Счастье? Удовлетворение страстей?
– О боже! – Лицо ее исказила гримаса. – Можно подумать, что эти вопросы задает жена какого-нибудь конгрессмена… Мистер Бун видел во мне квалифицированного работника. – Она всплеснула руками. – Неужели вы тоже читаете старомодные романы… Что ж, если вы желаете знать, находилась ли я в интимной связи с мистером Буном, отвечу: нет. Во-первых, у него не было времени для флирта, – так же, впрочем, как и у меня; во-вторых, он был не в моем вкусе. Правда, я поклонялась ему.
– Да?
– Да, – ответила она с ударением. – Он имел дурной характер, был толст, вечно обсыпан перхотью и доводил меня чуть ли не до сумасшествия своими попытками соблюдать режим. Но это был самый честный, самый хороший человек, какого я только знала. И он боролся с грязной шайкой свиней и мошенников. Да, я поклонялась ему, но что касается других чувств…
Казалось, с вопросом о чувствах было покончено. Заполняя страницу за страницей в своем блокноте, я спросил себя, насколько я верю ее словам, и когда понял, что стрелка моей веры достигла отметки «90» и все продолжала ползти вверх, – дисквалифицировал себя за пристрастие.
У Фиби сложилось определенное мнение относительно убийства. Она не сомневалась, что Буна убил кто-то из членов Ассоциации промышленников, причем в одиночку. Он мог быть из тех, кому мешала деятельность Буна как руководителя Бюро регулирования цен или чьи интересы он ущемил. Преступника не заботило, в какое положение он поставит ассоциацию. Поэтому Фиби Гантер соглашалась с Вульфом, что промышленники заинтересованы в поимке убийцы.
– Не означает ли это, – спросил Вульф, – что вы лично и ваше Бюро цен предпочли бы, чтобы убийца не был обнаружен?
– Как вам сказать… – пожала она плечами. – Однако, вопреки логике, я хочу, чтобы его поймали.
– Понятно, вы же так высоко ценили мистера Буна… Но в таком случае почему вы не пришли вчера вечером?
То ли у нее был заранее заготовлен ответ, то ли ей не надо было его придумывать, но она тут же сказала:
– Не хотелось. Я очень устала и не знала, кого могу встретить у вас. Я уже ответила на тысячи вопросов в полиции и в ФБР и хотела отдохнуть.
– Однако с мистером Гудвином вы все же приехали…
– Конечно. Любая усталая женщина отправилась бы с мистером Гудвином куда угодно, потому что с ним ей не пришлось бы ни о чем думать. – Даже не взглянув в мою сторону, она продолжала: – Однако я не собиралась провести здесь всю ночь, а время уже позднее. Не пришел ли мой черед задавать вопросы?
Именно в это время Вульф взглянул на часы и со вздохом сказал: «Спрашивайте»
Она переменила позу, пригубила бокал, эффектно откинула голову на спинку кресла и спросила безразличным тоном:
– Кто договаривался с вами от имени Ассоциации промышленников, на что вы дали согласие и сколько они посулили вам за труды?
Вульф растерялся и не мигая уставился на нее:
– О нет, мисс Гантер, так дело не пойдет!
– Почему? Мы ведь договорились!
Вульф понял, что попался в ловушку.
– Ладно, ничего не попишешь… Ко мне приехали мистер Эрскин с сыном, мистер Бреслоу и мастер Уинтергоф. Затем появился мистер О’Нил. Они наговорили с три короба, но, главное, – наняли меня произвести расследование. Я дал согласие попытаться найти убийцу. Во что…
– Независимо от того, кто бы он ни был?
– Да. Не перебивайте. Во что им обойдется мое содействие, покажет будущее. Мой гонорар будет прямо пропорционален расходам.
– Не пытались ли они навязать вам мысль, что убийца не принадлежит к их ассоциации?
– Нет.
– Не создалось ли у вас впечатления, что они подозревают какое-либо определенное лицо?
– Нет.
– Не считаете ли вы, что убийцей является один из них?
– Нет.
– Все нет и нет! Вы ведете нечестную игру! – возмутилась она.
– Я отвечаю на ваши вопросы и не сказал ни слова неправды. Сомневаюсь, что вы были так же честны в отношении меня.
– В чем же я вас обманула?!
– Пока не знаю, но узнаю. Продолжайте.
– Простите, – вмешался я, – но еще не было прецедента, чтобы вас допрашивал человек, подозреваемый в убийстве. Следует ли мне все это записывать?
Он даже не посмотрел в мою сторону:
– Продолжайте, мисс Гантер. Мистер Гудвин не мог упустить случая, чтобы не назвать вас подозреваемой в убийстве.
Она тоже игнорировала меня.
– Не считаете ли вы, – спросила она, – что использование в качестве орудия убийства разводного ключа свидетельствует о непреднамеренном убийстве? Ведь никто не знал, что там окажется ключ.
– Нет, не считаю.
– Почему?
– Потому что убийца мог явиться вооруженным, но, увидев разводной ключ, решил воспользоваться им.
– И все же, могло ли убийство быть непреднамеренным?
– Да.
– Не создалось ли у вас впечатления, что кто-нибудь из Ассоциации промышленников знает, кто взял чемоданчик?
– Нет.
– Или где он сейчас находится?
– Нет.
– Подозреваете ли вы кого-нибудь?
– Нет.
– Почему вы послали мистера Гудвина за мной? Почему именно за мной, а не за кем-либо другим?
– Потому что вы не ответили на мое приглашение и я хотел узнать почему.
Она замолчала, осушила бокал до дна и пригладила волосы.
– Все это чушь, – подчеркнуто произнесла она. – Я могу неделю подряд задавать вам вопросы, но откуда мне знать, говорите ли вы правду? Вы утверждаете, например, что вам неизвестно, что стряслось с чемоданчиком и где он находится, а он, возможно, спрятан в этой самой комнате, может быть даже в вашем письменном столе. – Она посмотрела на бокал, увидела, что он пуст, и поставила на столик.
Вульф кивнул:
– Я находился в таком же невыгодном положении, когда расспрашивал вас.
– Но мне незачем вам врать!
– Фу! У людей всегда есть причина что-нибудь скрывать. Продолжайте.
– Не стоит. – Она поднялась и оправила юбку. – Это бесполезно. Лучше поеду домой и лягу спать. Посмотрите на меня. Похожа на измотанную каргу?
