назвал еще четыре имени, широко известных в высших финансовых кругах.
— Идея — первый сорт!
— Даже сравнить не с чем, — согласился Святой. — Семь раздутых ходячих денежных мешков с бриллиантовыми запонками плюс их жены, нагруженные драгоценностями так, что и линкор потопят. И Одри отчаливает с ними по морям, по волнам — зная, что те непременно прихватят с собой все свои цацки, чтобы выставлять напоказ в каждом порту, — на моторной яхте с набранной ею самой командой…
— А главным стюардом Дж. Хиллоран…
— И мир узнает обо всем, только когда «ценный груз» найдут высаженным на необитаемом побережье где-нибудь в Северной Африке, а «Корсиканская дева» давно отчалит в неизвестном направлении. Вот так да! Как студент-философ могу сказать, что это что-то с чем-то.
Дикки кивнул.
— Послезавтра мы отправляемся специальным поездом в Марсель, чтобы там сесть на яхту. Согласись, девушка работает с шиком.
— В качестве кого едешь ты?
— Ее секретаря. А ты как отправишься?
— Пока неясно. Роджер берет отпуск — полагаю, он заслужил. Норман и Пат все еще в средиземноморском круизе. Придется обеспечивать внешнее прикрытие одному. Тебе я предоставляю действовать изнутри — это самая важная часть.
— Возможно, до отъезда мы больше не увидимся…
— Тогда тебе придется действовать на свой страх и риск. Хотя я все равно буду где-нибудь поблизости. Если потребуется что-то передать, сигналь азбукой Морзе, электрическим фонариком из иллюминатора — в полночь или четыре часа утра. В это время я буду следить за судном. Если…
Они проговорили еще два часа, прежде чем Тремейн поднялся, чтобы уйти.
— Это мое первое настоящее дело, — заметил он. — Я хотел бы, чтобы все прошло как надо. Пожелай мне удачи, Святой!
Саймон протянул ему руку.
— Разумеется, ты справишься, Дикки. Успехов, дружище. И с девушкой тоже…
— Будем надеяться, — коротко ответил тот и криво ухмыльнулся. — Доброй ночи, старина.
После твердого рукопожатия, с отчаянной улыбкой на губах, Дикки вышел тем же путем, что и вошел, — по пожарной лестнице позади здания. В те дни друзьям Святого приходилось соблюдать осторожность.
Саймон молча смотрел вслед, не в силах изгнать из памяти эту странную улыбку. Потом задумчиво выкурил сигарету, сидя на столе посреди комнаты, и некоторое время спустя вернулся в кровать.
Дикки Тремейн, однако, не сразу отправился домой, чтобы лечь спать. Он завернул за угол, в переулок, где оставил машину, и поехал на Парк-лейн. В верхнем окне особняка, у которого остановилось авто, все еще горел свет. Тремейн, несмотря на поздний час, без колебаний вошел, открыв дверь своим ключом. Освещенная комната находилась на втором этаже. Она использовалась как кабинет и соединялась со спальней графини Ануси Маровой. Постучав, Дикки толкнул дверь.
— Привет, Одри, — поздоровался он.
— Чувствуй себя как дома, — отозвалась та, не поднимая взгляда. Сидя за столом в ярко-синем шелковом кимоно и парчовых домашних туфлях, она что-то писала. Ее волосы под светом лампы, стоявшей у локтя, отливали золотом.
На приставном столике стояли хрустальный графин, бокалы, сифон с содовой и инкрустированный портсигар. Дикки, налив себе выпить и взяв сигарету, уселся так, чтобы видеть девушку.
Восторженные авторы разделов светской хроники в ежедневных и еженедельных газетах называли ее самой очаровательной хозяйкой сезона. Само по себе это мало что значило: тот же эпитет прилагался и к другим героиням хроники — невестам, их подружкам и юным дебютанткам. Однако репортеры ни капли не преувеличивали. У Одри Пероун были темно-серые глаза и прелестный ротик, безупречная, мягкая кожа безо всяких косметических ухищрений, естественный цвет лица, здоровая, врожденная грация и россыпь жемчужно-белых зубов, мелькавших в улыбке… Дикки откровенно любовался девушкой.
Та продолжала заниматься своим делом, потом закончила писать, перечитала письмо, вложила листок в конверт и написала адрес. Только после этого она обернулась.
— С чем пожаловал?
— Да просто увидел у тебя свет, когда проходил мимо, и понял, что ты еще не спишь.
— Как сыграл в гольф? Удачно?
Гольф был алиби Дикки. Время от времени он исчезал во второй половине дня, предупредив, что собирается пройти несколько лунок в Саннингдейле. Возвращался почти всегда поздно, поясняя, что засиделся в клубе за картами. На самом же деле в это время проходили встречи со Святым.
Дикки ответил, что сыграл неплохо.
— Подай сигарету, — велела Одри.
Он послушно выполнил приказание.
— И спичку, разумеется… Спасибо… Что с тобой, Дикки?
Тот принес пепельницу и вернулся на свое место.
— Сам не знаю. Наверное, не высыпаюсь в последнее время. Чувствую себя усталым.
— Хиллоран только что ушел, — невпопад заметила Одри.
— Вот как?
Она кивнула.
— Я забрала у него ключ. Отныне ты будешь единственным, кто может входить ко мне когда угодно.
Дикки пожал плечами, не зная, что на это сказать.
— А ты не хотел бы сюда переехать? — спросила вдруг она.
Тот удивился.
— Зачем? Мы ведь все равно через пару дней уезжаем. Да и вообще, мне как-то в голову не приходило…
— А вот Хиллорану до сих пор приходит, несмотря на скорый отъезд. Ты прозябаешь в маленькой тесной квартирке в Бейсуотере, а здесь добрая дюжина комнат пустует. Ты правда никогда не задумывался о том, чтобы перебраться ко мне?
— И в мыслях не было…
Одри улыбнулась.
— Этим ты мне и нравишься, Дикки. Вот почему твой ключ остается при тебе. Я рада, что ты зашел.
— Только из-за очевидного удовольствия снова меня увидеть или еще из-за чего-то?
Она уставилась на свою изящную лодыжку.
— Сейчас моя очередь задавать вопросы. И я спрашиваю — как так вышло, что ты подался в жулики, Дикки Тремейн?
Девушка подняла глаза и бросила на него быстрый взгляд, который не так-то просто оказалось выдержать. Удар был нанесен. Он надвигался не один месяц — день, когда придется дать отчет. Дикки страшился этого, хотя давно тщательно подготовился. Ранее Хиллоран уже пытался докопаться до правды, но его обмануть было несложно. С Одри дело обстояло по-другому. Прежде она никогда не поднимала эту тему, и Дикки решил, что рекомендации Хиллорана вполне достаточно, что девушка вполне ею удовлетворилась и не стала допытываться сама. Теперь заблуждение оказалось грубо разрушено.
— Я думал, ты знаешь, — пожав плечами, откликнулся Дикки. — Небольшие неприятности в гвардии, и в результате — увольнение, как говорится, «с волчьим билетом». У меня был выбор: либо признать поражение и покаяться, либо сопротивляться. Я предпочел второе. Вот и получил в итоге.
— Как твое имя?
Он поднял брови.
— Дикки Тремейн…
— Я имею в виду — настоящее.
— Дикки — вполне настоящее.
— А дальше?
— Нам обязательно в это углубляться?
Она по-прежнему не спускала с него взгляда. Дикки почувствовал, что его ответная мрачность не менее подозрительна, чем уклончивость, и
