Андрей Анисимов
Дети призрака. Наследник
— Спартак отсосет! Спартак отсосет! Спартак отсосет! — Скандировали звонкие молодые голоса.
— Юноши, нельзя ли потише? — Взмолился старичок в свободной рубашке навыпуск и домашних тапочках. Дедушка пытался читать военные мемуары, но отроки, сидевшие спереди и сзади него столь громко проявляли свой темперамент, что читать он не мог. Поначалу его просьбу просто не слышали, а когда он тронул за плечо паренька с металлической серьгой в нижней губе, и еще раз предложил умерить пыл, мальчик ответил:
— Дед, ты чего? Будешь возникать, глаз на жопу натянем.
Старик побледнел, схватился за сердце и больше к молодежи с просьбами не обращался.
В составе пассажирского поезда Москва — Волганск почти весь вагон занимали фанаты — подростки от семнадцати до двенадцати лет. Их было слишком много, и они объединялись в стаю. Малочисленная же часть взрослых пассажиров существовала разрозненно и никакой реальной силы собой не представляла. Сознавая безнаказанность, пацаны возомнили себя полными хозяевами положения и не только отвратительно ругались, но и поднимали жуткий шум всевозможными, специально созданными для этой цели приспособлениями, в виде урчалок, жужжалок, погремушек, всевозможных свистков и дудочек. Проводница вагона во взаимоотношения фанатов с остальными пассажирами не вмешивалась. Даже если на подъездах к очередной станции, по ее просьбе, бригадир поезда вызовет наряд милиции, результата не будет. Всех подростков вытянуть из вагона не хватит времени, а задерживать поезд на напряженном горьковском направлении железнодорожное начальство не позволит. Оставалось только терпеть и ждать. Вот она и ждала, хотя догадывалась, что большинство из них путешествуют зайцем.
Тем временем, фанаты, усовершенствуя свои вокальные данные, входили в раж, распаляясь все сильнее. И когда высокий мужчина с густой шевелюрой темных, ниспадающих на плечи кудрей, встал и направился к солисту — мальчику с серьгой в нижней губе, на него внимания не обратили. Гражданин вошел в отсек к хулиганам, дослушал до конца кричалку — «Спартак мудак! Спартак сам себе враг! Спартак отсосет и будет так», развернулся и изо всех сил влепил пареньку с серьгой звонкую пощечину. Тот пошатнулся, и ошалело посмотрел по сторонам, ища поддержки сверстников. Мальчишки не сразу сообразили, что произошло, а когда сообразили, мужчина уже возвращался к своему месту. Около тридцати сорванцов вскочили ему вдогонку. Но поскольку проход в вагоне не слишком широкий, продвигаться беспрепятственно удавалось только нескольким из них. Остальные напирали сзади и, пытаясь пробиться к цели первыми, лишь создавали бессмысленную толкотню. Когда гневному авангарду удалось добраться до обидчика, он вынул из кармана пиджака машинку электрошока и дотронулся ей до разъяренных подростков. Те закатывали глаза, дергались и отключались. Гвалт мгновенно затих, и стало, наконец, слышно то, что бывает слышно в каждом вагоне — стук колес по рельсам, звяканье чайных ложечек о пустые стаканы и храп одинокого пассажира, умудрившегося спокойно дрыхнуть в этом аду.
— Дядь, ты их убил. — Не то спросил, не то констатировал пострел, до которого машинка не дотянулась, но психотерапевтическое воздействие оказала.
— Не бойся, голубь, через пять минут твои друзья оклемаются. — Пообещал мужчина. Все подростки, что колготились внизу или буйствовали на верхних полках, сгрудились у поверженных фанатов, с волнением дожидаясь от тех признаков жизни. Первым открыл глаза мальчишка с сережкой в нижней губе. Оглядев бессмысленным взглядом окружающий мир, спросил:
— Где я?
— Ты, отродье в общем вагоне пассажирского поезда. — Спокойно разъяснил постоявший за правду пассажир.
— Чего лаешься? Мы тебя не обзывали… — Насупился парень, избежавший действия электрошока.
— А кто же вы есть? — Владелец грозного оружия брезгливо скривил губу: — Во-первых, ведете себе как стадо бесноватых обезьян. Во вторых, одеты как малолетние бродяги, а не фанаты известной команды В третьих, — достойным русским языком изъясняться не умеете, и не даете людям предаваться благодати дорожной, наслаждаясь пейзажем России.
Пока обидчик давал разъяснение, начали приходить в себя и остальные трое поверженных. Парнишка с серьгой уже полностью включил сознание и даже смог адекватно среагировать на слова мужчины.
— Ты чего, дядя? Какими на хер пейзажами? Какой на хер России? Ты чего, чокнутый.
— Это ты чокнутый, бесенок. За окном перед вами пейзажи великой страны, и эта страна называется Россией. Вот за кого вам бы стоило научиться болеть. А то орете глупости. Что должен отсосать ваш «Спартак»?
Подросток, что стоял в проходе ближе всех, похлопал ладошкой по ширинке на своих брюках:
— Вот, что это значит, дядя.
— Очень смешно. Я же говорю, что вы бесноватые мартышки. Думаете, раз вас много, значит вы сила? Теперь поняли, что вы просто стадо зверенышей. Стать силой я бы вас научил, да вот схожу скоро.
— Когда скоро? — Живо откликнулся обладатель сережки в нижней губе.
— В Глухове. — Ответил длинноволосый пассажир и снял маленький чемоданчик с верхней полки.
— И мы тоже! — Хором ответило несколько звонких голосов.
— Неужели в нашем тихом городе выросло столько недостойных птенцов? Не верю, голуби, мои.
— Можем ученические билеты показать….
— Покажите, хуже не будет.
Ребята потянули ему свои ученические книжицы. Он внимательно их рассмотрел:
— Ладно, кажется, не врете.
— Мы вообще, дядя, никогда не врем. — Обиделись фанаты.
— Ну, что же, поскольку мы земляки, я готов уделить вам немного внимания. Но для этого, вы должны сейчас построиться, закрыть свои пасти и организованно покинуть вагон. Сумеете, я вас одену в настоящие костюмы фанатов, и научу не быть мартышками.
Поезд замедлил ход и вскоре остановился. На станции небольшого провинциального городка экспрессы остановок не делали. По этой причине даже состоятельные господа путешествовали в поездах пассажирских, где вагоны имели один класс — общий. На перроне состав простоял две минуты, но этого времени хватило, чтобы ватага подростков числом более полусотни, построилась и организованно выгрузилась на платформу.
В Бирюзовске к концу лета жара немного спала, но после средней полосы России к тридцати пяти градусам в тени нужно было привыкать заново. Сергей Скворцов довез Степана до дома и бывшие афганцы расстались. Прощались так, словно случайно встретились в магазине, а не вернулись из Глухова, где провели операцию не менее опасную, чем некогда под Кандагаром, Но дело сделано, бандиты уничтожены, Голеневу они помогли, и прощание пафоса не требовало.
Сергей позвонил к себе в квартиру, понял, что открывать не собираются, и достал ключи. В помещении давно не проветривали, но отсутствие жены и сынишки объяснялось тут же. В прихожей лежала записка, где супруга оповещала мужа, что она с сыном на даче. Сергей сообщению порадовался, поскольку прежде Наташа его дачу на море игнорировала, и он использовал ее лишь для «мальчишников» и то не часто. Решив, что вечером поедет туда сам, распахнул окна, впустив хоть жаркий, но не спертый воздух, и пошел в душ. Надрывный звонок телефона вынул его из ванной в мыльной пене.
— Привет Серега, давно не виделись. — Сообщил Волков, и Сергей почти увидел мрачную ухмылку Степана.
— Слушай, я в ванной. Позвоним минут через десять. — Попросил он.
— Сам, когда пену смоешь, позвони в офис кооператива. — Теперь уже откровенно усмехнулся Степан.
— А что там случилось?
— Кажется, Никулина похитили. Но зачем мне раньше начальства вникать. Звони и разбирайся.
«Вечно вы с обновкой» — Подумал Сергей и, вернувшись в душ, уже не расслаблялся. Наскоро ополоснувшись, позвонил в офис кооператива.
— Как хорошо, что ты вернулся, золотце мое! — Обрадовалась Фаина. Бывший бухгалтер теперь сидела в директорском кабинете, и Сергей догадался, что она и исполняет обязанности директора.
— Что там у нас с Никулиным? Это серьезно?
— Еще как серьезно. Ты бы, Сережа, приехал. По телефону, золотце мое, всего не скажешь. Я ужасно тебя ждала…
— Хорошо, сейчас еду. — Ответил Скворцов и за секунду облачился в футболку и шорты.
Фаина, не смотря на свою полноту, оставалось невероятно подвижной и суетливой женщиной. Усадив Скворцова в кресло, перед тем как начать разговор, несколько раз бегала заливать водой чайник, давала какие-то распоряжения в других кабинетах, возвращалась и снова выбегала. Наконец, Сергей получил чай и саму Фаину, которая все же уселась в кресло:
— Это ужасно! — Для выразительности закатив глаза, заявила толстуха: — Ты не представляешь, что мы все тут пережили! Словами этого не передашь, нервы просто горят. Думаешь, мне одной легко принимать решения, да еще когда дело касается таких денег…