Ознакомительная версия.
Tатьяна ПОЛЯКОВА
ЧУМОВАЯ ДАМОЧКА
— Ну, счастливо тебе, — по-дурацки ухмыляясь, напутствовал меня охранник.
— И тебе того же, — ответила я, не оборачиваясь, сделала четыре шага и оказалась на воле.
Ворота за моей спиной со скрежетом закрылись, а я зажмурилась. День был ослепительно солнечным, я торопливо расстегнула куртку и немного постояла, пялясь в голубое небо.
Сегодня тринадцатое мая, день, которого я ждала пять лет. Я торопливо отошла подальше от металлических ворот и огляделась. Пес, лежащий в пыли у забора напротив, поднял голову, лениво щурясь, хотел было тявкнуть, но передумал, уронил морду на лапы и опять задремал.
— Привет, — сказала я ему и засмеялась. Само собой, ничего смешного поблизости не наблюдалось, смешок вышел нервный, а я сама продолжала в волнении озираться, перебрасывая сумку из одной руки в другую, с удивлением отметив, как дрожат руки, на глаза наворачиваются слезы и сердце колотится в горле. Не хватает только опуститься на колени и целовать землю. Впрочем, заниматься такими вещами я бы не рекомендовала: несмотря на отличную погодку, грязь здесь была непролазная.
Закинув сумку на плечо, я пошла вдоль забора в сторону поселка. До него было с полкилометра, единственная пятиэтажка хорошо видна отсюда, вокруг россыпь частных домишек, штук сто, не больше. Я покосилась на забор слева и ускорила шаг. Заборы и люди в форме вызывают у меня прилив отрицательных эмоций, впрочем, так же, как и бабы в телогрейках. Телогрейка, платочек… Я почувствовала головокружение, посмотрела на небо, перевела взгляд на свои ноги в кроссовках и усмехнулась. Все атрибуты лагерной жизни остались в прошлом, теперь они будут являться мне только в страшных снах.
За спиной послышался шум мотора, я машинально обернулась. Старенький «Запорожец», обогнав меня, направился в сторону поселка, а я вздохнула, хотя вздыхать-то и не следовало. Меня никто не встречал, и я этому не удивлялась. Все правильно. Я даже рада, что в первые свои минуты на свободе я одна.
Войдя в поселок, я спросила у тетки, торговавшей семечками возле магазина, где гостиница. Оказалось, в трех шагах, что неудивительно: в этой богом забытой дыре все в трех шагах друг от друга. Гостиница была больше похожа на барак. Длинное бревенчатое сооружение в один этаж с латаной-перелатаной крышей. Высокое деревянное крыльцо выглядело так, точно в любой момент готово было развалиться. Поднимаясь на него, я невольно улыбнулась каждая из пяти ступенек скрипела по-своему. Дверь в гостиницу по причине хорошей погоды была распахнута настежь.
Я вошла. На столе в чернильных пятнах, которому было по меньшей мере лет тридцать, стояла табличка «Администратор», но такового в наличие не оказалось. Две чашки и крошки на столе указывали на недавнее чаепитие, так что шанс застать администратора все-таки был.
— Есть кто живой? — рявкнула я, постояла, прислушиваясь, и вышла на крыльцо, оставив дверь открытой. Находиться в мрачной комнате с зарешеченным окном, когда на улице светит солнце, мне совершенно не хотелось.
Ждала я минут десять. Из-за угла выскочила собака и бросилась через дорогу, потом с громким кудахтаньем выпорхнули две курицы, а вслед за ними появилась толстая баба лет пятидесяти. Она размахивала руками и кричала:
— Кыш……
Заметив меня, нахмурилась, торопливо оглядела с ног до головы и крикнула, хотя находилась метрах в пяти от крыльца:
— Вы ко мне?
— А вы администратор?
— Администратор, — с трудом поднимаясь по ступенькам, пробормотала она. — Замучили, проклятые. Хотела цветы посадить, вскопала палисадник, а там в изгороди одни дыры, то собака спит, то куры копошатся. Разве что вырастет? Никакой культуры. На свидание приехали? — спросила она без перехода.
— Я сестру ищу, — усмехнувшись, ответила я, — Носова Нина Константиновна. У вас не останавливалась?
— А как же… Вчера приехала. А с утра в район на рынок отправилась, автобус в два будет.
— Ясно, — кивнула я. — А передать ничего не просила?
— Нет. Да приедет скоро, говорю, автобус в два…
— Можно я сумку оставлю?
— Конечно, вон в угол поставьте.
Я бросила сумку в угол, улыбнулась, сказала: «Спасибо» — и направилась к двери, машинально отметив: «Всего труднее улыбаться».
В магазине купила бутылку минералки и зашагала по центральной улице поселка. Через десять минут поселок остался позади, слева автобусная остановка, дорога в рытвинах и ухабах вела в райцентр. Пройдя с полкилометра, я свернула в сторону от дороги и вскоре лежала под высокими деревьями, раскинув руки и наблюдая за плывущими облаками сквозь ветви деревьев. Я улыбалась и, кажется, была совершенно счастлива. Одиночество такое восхитительное ощущение…
На солнце меня разморило, и я задремала, а открыв глаза, сразу же посмотрела на часы: пятнадцать минут четвертого. Нинка должна уже вернуться…
Нинка в компании администраторши сидела на крыльце. Завидев меня, поднялась и сделала несколько шагов навстречу, потом, точно опомнившись, заревела и начала причитать:
— Лиечка, сестренка моя…
— Чего это тебя разбирает? — удивилась я. Нинка кашлянула и замолчала. Мы неловко обнялись и поцеловались. Тетка, наблюдавшая за нами минуту назад с умилением, теперь насторожилась, мне ее разочарование понятно: особо трогательной сцены не получилось.
— Пойдем, — заволновалась Нинка и добавила, оборачиваясь к администратору. — Посидим в комнате, неловко тут на людях…
— Идите, идите, — с готовностью поддакнула тетка, а я усмехнулась: ни одной живой души по соседству не наблюдалось. Я подхватила сумку, и мы зашагали в конец коридора.
— Вчера приехала, — принялась объяснять Нинка, — Одна во всей гостинице ночевала, вот страх-то. Хорошо, дежурная добрая, часов до двенадцати с ней сидели, чай пили… Хорошие здесь люди.
— Это точно, — согласилась я, а Нинка посмотрела на меня испуганно.
— Я в район ездила, на рынок. Орехи здесь копейки стоят, взяла пять килограмм. Юлечке. У нас разве укупишь?
Мы вошли в номер: большая комната с одним окном, шесть кроватей с левой стороны и шесть с правой. Душ отсутствует, туалет во дворе. Я вздохнула и села на стул возле стены, стул жалко скрипнул.
— Поешь чего-нибудь ? — предложила Нина, — У меня бутерброды есть.
— Не надо, — отмахнулась я. — Обедала…
— Ты извини, что я тебя не встретила, я ведь не знала, во сколько тебя… — Нинка села за стол, старательно отводя глаза. Сестра старше меня на шестнадцать лет, мы с ней никогда близки не были, а после смерти родителей виделись не больше десятка раз, хотя и жили в одном городе. Но все пять лет, что я провела в этом богом забытом месте. Нинка регулярно писала мне и даже присылала посылки. Сейчас, испытывая неловкость, она все-таки спросила:
— Что думаешь делать?
Тошнит меня от таких вопросов, но Нинка моя сестра, и я, пожав плечами, ответила как можно мягче:
— Жить, разумеется.
— Понятно, что жить, — вдруг разозлилась она, — А как? Хочешь домой ехать?
— Само собой, куда же еще?
— Да куда угодно. Вернешься домой — и что? Твой Славка тебя в покое не оставит, опять начнется… А чем кончится, ты знаешь.
Я нахмурилась и уже было рот приоткрыла, чтобы ответить, но передумала, похлопала Нинку по руке и сказала:
— Не беспокойся, все будет хорошо. Устроюсь на работу, .Жизнь наладится…
— Наладится, как же… Я бы на твоем месте… — Она сбилась и, пряча глаза, перешла на ласковый шепот — Я ведь тебе писала. Сережа как женился, ушел в твою квартиру, они с Андреем и раньше не ладили, а уж теперь…Юлечка часто болеет, а Татьяна беременная, в сентябре родит. Куда им с двоими детьми?
Сережа — это мой племянник, со вторым мужем Нинки — Андреем — они и в самом деле никогда не ладили. То, что он живет в моей квартире, для меня новость, но, в конце концов, это не моя квартира, а квартира родителей, и Нинка, по совести, тоже имеет на нее право.
— Пусть живет, — отмахнулась я.
— А ты?
— Я могу в дедовой комнате устроиться.
— В дедовой, — разозлилась Нинка, — Чего тебе делать в коммуналке? С соседом-пьяницей. Мало ли что ему в голову взбредет?
Я посмотрела на сестру, усмехнулась и поинтересовалась:
— Что взбредет ему в голову?
— Может, завербуешься куда? Ну, чтоб тебя никто не знал? — вздохнула Нинка.
— Может, и завербуюсь, — успокоила я ее, — Ты дедову комнату сдаешь, что ли?
— Сдаю. За полгода вперед заплачено, май имеют право жить. Сережа, считай, без работы, жить на что-то надо. Какие ни на есть, а деньги…
— Май пусть живут, раз деньги заплатили, а к первому июня скажи, чтоб выметались.
— Да как ты там жить будешь?
— Хорошо, по возможности.
— Холодильник я продала…
— Слушай, — не выдержала я, — барахло мне без надобности. Проживу без холодильника. И хватит об этом. — Передать ничего не просили? — помедлив, задала я вопрос.
Ознакомительная версия.
