Обрыв желаний - Владимир Григорьевич Колычев

Облака спускались к морю, как белые овечки — к водопою, с высоких гор, по выжженному солнцем небосклону. Неслись к горизонту и крикливые чайки с их директорской важностью и вороватыми повадками.

На балконе отеля стояла стройная, русоволосая, не первой молодости женщина в мешковатом платье мышино-серого цвета. Ее взгляд скользил вниз по склону прибрежной горы. В руке широкополая розовая шляпа, в ногах чемодан в упаковочной пленке, за плечами дальняя дорога. Полина и хотела бы увидеть главное, за чем приехала, но вид на море почти полностью закрывали горы, обступившие отель с трех сторон.

Южный склон обрывался над морем, западный переходил в ущелье, которое отделяло одну прибрежную гору от другой. На этой другой горе, возвышаясь над морем, с трех сторон охваченный зеленой порослью, в ярком солнечном свете белел каменный выступ, на котором стоял человек — то ли в пробковом шлеме, то ли с «пельменем» на голове. Расстояние не позволяло разглядеть его в подробностях, более того, возможно, это и не человек вовсе, а сухое дерево с обломанными ветками. Зрение у Полины острое, но слишком уж далеко до белого камня.

Если это все-таки человек, то стоял он на самом краю обрыва и смотрел вниз, приложив правую руку к уху, возможно, разговаривал по телефону. Полине тоже вдруг захотелось оказаться на этой скале в объятиях семи ветров и глянуть на море с шаткой высоты. Она повернула голову вправо, взглядом отмерила расстояние до контрольно-пропускного пункта, мысленно прошла путь до развилки. Одна дорога, петляя в горах, тянулась к поселку, другая, узкая, уходила к ущелью, возможно, тянулась до самого утеса.

Полина пожала плечами. Хватит ли ей настроения на такую авантюру? Она ведь даже толком не заселилась: ключ от номера получила, но горничная не закончила уборку, просила немного подождать, вот и пришлось выйти на общий балкон. Родной дом остался далеко позади, а проблемы отправились в путь вслед за ней — догоняют, наваливаются, загружая сознание. С работой не все гладко: не заладилось с новым начальством, как бы не уволили, пока она в отпуске. А еще дочек в школу собирать, одежду покупать, ранцы, карандаши, пеналы — до копейки придется потратиться, на какие шиши потом жить, если сократят?…

Полина не хотела ехать на юг, но мама сбила ее с толку, оплатила тур, перевезла детей к себе, сама собрала чемодан и фактически выставила дочь за дверь. Полине уже тридцать шесть, возраст для женщины, можно сказать, критический, и годы проходят мимо, и женихи. Она работала в женском коллективе, не складывался у нее служебный роман, но вдруг повезет с курортным? Может, и выплывет что-то, если стоять на берегу и ждать у моря погоды. Желательно с удочкой, но это вряд ли.

— С ума сошел? — До слуха донесся женский голос: и возмущение в нем, и кокетство.

Лоджия с торца корпуса разделялась на две не совсем равные половины. На большую выходила общая дверь и окна однокомнатного люкса, который находился справа по коридору. С этой же половины можно было попасть на пожарную лестницу, пронизывающую балконы от крыши до самой земли. Левая половина лоджии принадлежала двухкомнатному люксу. Видимо, дверь в этот номер была приоткрыта, и Полина снова услышала женский голос.

— Сейчас Леша придет!

И еще слух уловил, как скрипнула кровать, кто-то кого-то на нее посадил. Или даже уложил.

— Ему же будет хуже!

Мужской голос стремительно приближался, Полина повернула голову и увидела, как сдвигается штора за дверью, как появляется мужская волосатая рука. Прежде чем отвернуться, она успела заметить на запястье часы — с темным стеклом и светящимися цифрами под ним.

Дверь с легким стуком задвинулась, стало тихо, только чьи-то растрепанные ветром голоса доносились снизу да растопленный на солнце звон цикад приятно щекотал слух. Вместе с дверью захлопнулся и ларчик с тайной на двоих, о которой, возможно, мог узнать третий, некто Леша. Возможно, муж.

Полина качнула головой, указательным пальцем касаясь подбородка. Кому-то муж и любовник, а кому-то ни того, ни другого. Но уж лучше маяться в одиночестве, чем так бурно жить. Наверное… У нее были мужчины, она ни разу никому не изменила, и к чему это привело? Ни мужа, ни любовника…

Горничная закончила с уборкой, позвала в номер, из жары на открытом воздухе Полина переместилась в кондиционированную прохладу коридора. Ей выпало жить в секторе люкс-класса, только вот номер элитным не назовешь. Санузел обычный, стандарный, а площадь комнаты половинила шахта лифта, находящегося за стеной. Вместо шкафа — вешалка, вместо трюмо — полка под зеркалом, на тумбочке стоял маленький телевизор, который Полина едва не столкнула на пол, вкатывая в комнату чемодан.

— Здесь раньше прислуга жила, — вздохнула горничная, средних лет, измотанная работой женщина, худая, как злая судьба.

В ее грустной улыбке угадывалось и чувство вины, и сожаление, но вместе с тем и тихое, возможно, даже безотчетное злорадство.

— И что? — Полина посмотрела на нее с подозрением и обидой.

Она женщина мягкая, покладистая, но задевать ее самолюбие вовсе не обязательно. Глаза она выцарапывать не станет, но коготки показать может.

— Да нет, ничего, — заметно смутилась горничная. — Просто номер одиночный, и вы одна.

— Одиночной бывает камера, — нахмурилась Полина. — Тюремная.

— Извините.

Женщина поспешила ретироваться, и Полина мысленно поблагодарила ее за это. Хотелось побыть одной, прийти в чувство после долгого утомительного переезда, привыкнуть к новой обстановке. Ну и, конечно же, позвонить маме. Неплохо было бы «поблагодарить» ее за «чудесный» номер, но стоит ли портить настроение и ей, и себе?

За стеной послышался шум: включился электродвигатель и закрутились лебедки. Со своим первым гражданским мужем Полина жила у самого аэропорта, со вторым — у железной дороги, сначала ее доставал шум взлетающих над головой самолетов, затем — грохот проносящихся мимо поездов, теперь вот лифт, но это ненадолго, через две недели, если не раньше, от этого номера останется только воспоминание, хорошо, если приятное.

Полина распаковала чемодан, кое-как разложила вещи, заставила полку под зеркалом баллончиками, флакончиками, пузырьками. Возраст не волк, но приходится от него прятаться — за слоем косметики, который с каждым прожитым годом будет становиться все толще.

Разместилась, распаковалась, расфасовалась, села на кровать и застыла как статуя. В душ надо идти, а усталость, будто камень в ногах, не дает подняться. Душ принять, накраситься, надеть