— То есть как? — не понял Сергей.
— А так. По десять рублей с меня взяли за потерю? Взяли. А он нашелся! — Она торжествующе оглядела обоих мужчин. — А второй найдется, и вторую десятку вернете. Беспременно. Закона такого нету, чтобы, значит, брать штраф, раз нашлось. Я жаловаться буду. Я куда хошь пойду! Меня…
— Стой, мать, стой. Эк тебя несет, ей-богу! — досадливо воскликнул Сергей. — Да скажи ты мне, где у тебя их украли?
— Где украли? В продовольственном украли, в мясном отделе. Серафима с нашего дома без очереди полезла, ну я шуметь начала, а она давай…
— Погоди, мать. А кто украл, не заметила?
— Да если бы я заметила, разве он, окаянный, ушел бы? Да я бы его…
— А почему он? Может, она?
— Не-е. Один только мужик среди нас терся. Он и есть.
— А какой из себя?
— Да нешто я на него смотрела? Я на Серафиму смотрела, она же, как танк, лезла. Ее нешто остановишь?
— Ну, и как он вытащил-то их?
— А вот так и вытащил. Бритвой сумочку внизу — чик! Как он меня-то еще не полоснул, окаянный. Когда я крик подняла, он уже у двери был.
— Худой такой?
— Какой худой! Здоровущий. Бык племенной, одним словом. И морда, между прочим, в прыщах. Тьфу!
— А если покажем, узнаете?
— Да я ему все глаза выцарапаю! Ты не гляди, что я такая скромная. Система у меня ужас какая нервная.
Выпроводить старуху и при этом остаться еще с нею в наилучших отношениях стоило немало трудов. Когда она наконец ушла, Сергей, отдуваясь, сказал Храмову:
— Фу! Легче десять жуликов допросить, чем с одной такой беседовать. Но, кажется, опять ваш этот Коклюшный обрисовывается, а?
— Так точно. Сенька.
— На свободе гуляет?
— Так точно. Пока гуляет.
— Потолковать бы с ним. Кому это он краденые паспорта сплавляет?
— Возможности пока нет. Из города скрылся.
«Ишь, служака, — подумал Сергей. — Только как с ним Сашка работает?»
— Ладно, — вздохнул он. — Давайте последнего.
На худом, невозмутимом лице Храмова неожиданно отразилось смущение. Он как-то неестественно кашлянул и сказал:
— Заснул он. Прикажете разбудить?
— Заснул? — удивился Сергей.
— Так точно.
— Интересно. А почему бы и не разбудить?
— С ним, только когда проспится, говорить можно. Это нам уже известно.
— Понятно. Но все-таки придется разбудить.
Сергей еле сдерживался от смеха.
— Слушаюсь.
Храмов вышел и через минуту ввел заспанного, опухшего человека в помятом пальто.
— Давай, давай, Петрович, — говорил Храмов. — Раз уж проснулся, то заходи.
Человек, осоловело моргая, двинулся к столу.
Сергей строго оглядел его с ног до головы и резко спросил:
— Паспорт где?
— Чего?
— Паспорт предъявите!
— А-а… — Человек словно только сейчас сообразил, что от него требуют. — Паспорт?… — Он почесал кудлатый затылок. — Нету. Может, принести?
— Новый получил?
— Зачем новый? — Он слегка пошатывался. — У меня он один, горемычный. Один как перст.
— Выходит, дома оставили?
— Именно дома. Я разом туда-сюда…
— Мы вас проводим.
На опухшем и сонном лице человека отразилось беспокойство. Он громко шмыгнул носом и замотал головой.
— Не, не. Сам принесу.
— А я говорю, проводим.
— Ну, вы в положение войти можете?
— Можем, — улыбнулся Сергей. — Только сначала надо знать положение. Да вы садитесь.
Человек вяло опустился на стул.
— Слушаем вас.
— Значит, так. Недели две назад это было…
— Побольше.
— А может, и побольше. Прихожу я на рынок. Жинка тридцать копеек дала, велела картошки купить. Наперед она меня, конечным делом, обыскала, так что ни копейки больше при мне нет. Пить, значит, не на что. А понимаешь, жжет вот тут, спасу нет. Опять же вижу — все кругом пьют, дружки конечно. Ну, некоторые, правда, еще компанию ищут. Что ты будешь делать? А при мне, как на грех, только тридцать копеек. Ну и паспорт оказался. Жинка не учла его силу-то. Вот я его, горемычного, паспорт то есть, и сдал, значит.
— То есть как это «сдал»?
— А так. Я ему паспорт, значит. Вроде как в залог. Ну, а он мне… эту самую бутылку, значит.
— Кто же он такой, благодетель?
— Данилыч, — мечтательно произнес тот, — душа человек. Галантерейной палаткой заведует.
— А водка откуда у него?
— Содержит…
— И что же, паспорт ваш там и лежит?
— Должон. Если, значит, не потерял.
— Бывает и так?
— Беспременно бывает. А как же? Человек, он и есть человек.
Сергей искоса поглядел на Храмова, и тот снова кивнул головой. Теперь это означало, что он знает «душевного человека» Данилыча. «Однако, понятливый», — отметил про себя Сергей.
Через час он уже имел исчерпывающие сведения о Петре Даниловиче Семенове, заведующем галантерейной палаткой на колхозном рынке. Фигура эта оказалась весьма любопытной и, безусловно, подозрительной. Жил Семенов не по средствам, часто исчезал на день или два, имел многочисленных знакомых как в Борске, так и в других городах, появлялись, у него и женщины. Человек он был холостой, общительный и не глупый. Сотрудники уголовного розыска не раз интересовались Семеновым, однако, кроме мелких спекуляций, о которых им стало известно, но которые не удалось доказать, ни в чем больше Семенов замечен не был.
Материалы по делу Семенова докладывал Сергею молодой сотрудник. Видно было, что он волновался, но злости своей сдержать не мог и досады тоже.
— Ну, просто не получилось у нас, Сергей Павлович. Вот и все. Он же, как угорь, из рук уходит. Но это… Это такой сукин сын, вы представить себе не можете.
— А вы можете?
— Представить могу, а вот доказать…
— Если нет фактов, то не надо себе ничего представлять. Это только мешает, — заметил Сергей. — Нужны факты. Очень нужны. Кстати, у Семенова есть родственники, не знаете?
— Только сестра. Живет отдельно, с дочкой.
— Работает?
— Да. Кажется… в аптеке, что ли.
Сергей насторожился. В аптеке! Нет, этот Семенов определенно заслуживает внимания. К нему привел паспорт, теперь к нему же, возможно, ведет и снотворное. Он вспомнил: женщина в гостинице умерла тоже от снотворного. И впервые за это утро подумал о Лобанове. Интересно, что там у него. И не звонит. Рука невольно потянулась к телефону, но Сергей передумал. Нет, нет, сначала надо закончить одно дело.
— Вот что я попрошу. Вас, кажется, Владимиром зовут, а дальше?
— Просто Володя, — весело откликнулся тот.
— Ладно, Володя. Так вот. Вы сейчас свободны?
— Я в вашем распоряжении.
— Отлично. Берите бумагу. Пишите. Первое: уточнить место работы этой сестры. Второе: поступали ли какие-нибудь сигналы о хищениях медикаментов из этой аптеки, и вообще любые сигналы о злоупотреблениях, ошибках, недостачах в системе аптекоуправления. Проверьте по всем каналам, ясно?
— Слушаюсь, Сергей Павлович. Все будет сделано.
Оставшись один, Сергей посмотрел на часы. Можно позвонить Лобанову. Странно, что он сам не звонит. Закрутился, видно, с этим убийством.
Сергей потянулся, решительно встал из-за стола, расстегнул тугой воротничок сорочки, приспустил галстук и прошелся из угла в угол по кабинету, потом подошел к окну. Солнце плавало в голубом мареве, слепило глаза, искрился снег на крышах каких-то строений в обширном дворе и на ветвях разлапистых елей перед самым окном.
Телефонный звонок заставил Сергея вернуться к столу.
— Товарищ подполковник, докладывает дежурный по управлению. Тут явился один гражданин с заявлением. Разрешите направить к вам?
— Почему ко мне?
— Думаю, товарищ подполковник, вам будет интересно.
В голосе дежурного прозвучали какие-то особые нотки.
— Направляйте.
Через несколько минут в дверь нерешительно постучали, и на пороге появился худощавый невысокий человек в очках.
— Разрешите?
— Да, да, пожалуйста. Проходите, садитесь.
Сергей с интересом рассматривал посетителя. Почему-то смущается, теребит в руках паспорт. Паспорт! Сергей с самого утра только и думал, что о чужих паспортах. Вот и этот гражданин… Что-то случилось, наверное, с его паспортом. Неужели…
— Извините, бога ради… — произнес наконец посетитель. — Я, право, не знаю… Меня почему-то к вам товарищ направил… Между тем я, может быть, вообще ошибаюсь… Да! — спохватился он вдруг. — Разрешите представиться: Колосков Дмитрий Петрович, проездом я тут. Вот, извольте, паспорт.
Беря паспорт, Сергей невольно спросил:
— Это ваш? — И тут же рассмеялся. — Извините, пожалуйста. Голова забита чужими паспортами.
На лице Дмитрия Петровича отразилось сначала удивление, потом тревога и, наконец, сочувствие.
— Да, да, конечно, — поспешно откликнулся он. — У вас и без того дел много. А тут еще я…
