Ознакомительная версия.
— Бедный Франц-Иосиф! Над ним тяготеет злой рок. Брата казнили мексиканцы. Жену закололи напильником. Сын застрелился. А теперь убили племянника! Что за несчастное семейство эти Габсбурги!
В эпоху, когда Фандорин вынужденно обретался за пределами отечества, ему довелось свести знакомство с «несчастным семейством», для которого он провел одно деликатное расследование, оставшееся тайной для прессы и даже полиции. Несколько раз встречался Эраст Петрович и с императором Францем-Иосифом. Над этим долгожителем, сидящим на престоле уже седьмое десятилетие, принято посмеиваться, однако лоскутная центрально-европейская страна удерживалась на плаву лишь опытом и хитростью старого лиса.
Если собственная империя, Российская, по мнению Эраста Петровича, недужила тяжело, но, может быть, еще не смертельно, то держава Габсбургов дышала на ладан. Государственное образование, в котором одна большая нация попирает множество других, еще может кое-как существовать на задворках Европы и на просторах Азии. Однако посреди просвещенного континента подобный анахронизм не имеет шансов на выживание. В России господствующая народность, великоросская, по крайней мере составляет почти половину, а в Австро-Венгрии немцев, сосредоточивших в руках всю полноту административной власти, — едва пятая часть населения. Фандорин давно пришел к убеждению, что разношерстные по этническому составу, верованиям и культурным традициям народы могут мирно уживаться лишь в том случае, если это всем выгодно и никто не чувствует себя ущемленным в правах. Иначе рано или поздно случится взрыв. Россия пока еще может этой трагедии избежать — если правительство переменит свою конфессиональную и национальную политику по отношению к тридцати миллионам мусульман, десяти миллионам католиков, шести миллионам иудеев и прочим «второсортным» и «третьесортным» обывателям. Лишь бы только не произошло внешнего либо внутреннего потрясения.
А Сараевская трагедия вполне может перерасти из проблемы австрийской или австрийско-сербской в более серьезный конфликт. Всем известно, что Россия считает Сербию своей зоной влияния, сербы уповают на царя как на своего покровителя. Не хватало только войны двух инвалидных империй из-за столкновения государственных самолюбий.
«Впрочем, такой исход маловероятен. Не сошли же они с ума. Обменяются нотами, составят конфликтную комиссию, проведут согласительную конференцию. Как-нибудь уладится», — успокоил себя Эраст Петрович.
Тем временем подошла очередь садиться в экипаж. От элегантной пролетки пришлось отказаться — Кларин сундук в нее бы не влез. Взяли фаэтон, длинную двуконную коляску, где багаж можно было уложить и сзади, и на дне.
— Куда прикажешь, эфенди? — спросил чернобородый возница в плоской шапочке.
— На Горчаковскую улицу. Гостиница «Новая Европа».
Фандорин сделался мрачен и собран. Не из-за Австрии и даже не из-за вокзальных разбойников. Надо было укрепить нервы перед встречей с супругой.
С кислой миной смотрел он на дома и улицы Города-Занавеса.
Азия, померещившаяся в константинопольских контурах вокзала, растаяла. Фаэтон подпрыгивал по булыжнику идеально прямого, совершенно европейского проспекта. Дома каменные, в три-четыре этажа. Будто на Петровке или Неглинной. Публика тоже малоинтересная — как в центральной части Тифлиса. То есть попадались прохожие в восточном наряде, но они составляли незначительное меньшинство. Дамы шли с кружевными зонтиками, в воздушных шляпках и светлых платьях, а когда на перекрестке показались две женские фигуры с закрытыми лицами, Маса чуть не вывалился из коляски — всё оглядывался, ужасно заинтригованный. Он никогда еще не бывал на мусульманском востоке.
Бакинки в чадрах встретились им еще несколько раз, и каждый раз японец впивался в них взглядом.
— Должно быть, женщины в Ба-Ку очень умны, — наконец изрек он.
— С чего ты взял?
— Те, кто уродлив, предпочитают прятать лицо. Это ли не свидетельство ума?.. Но встречаются и глупые, — прибавил он минуту спустя. — Вон та тощая кикимора лучше бы завесилась тряпкой.
Русское слово «кикимора» вошло в речевой обиход Масы недавно — понравилось своей звучностью и японообразностью.
А у Фандорина обнаружился новый повод для расстройства. Оказалось, что в Баку мужчин, одетых точь-в-точь как неудачливый убийца (черная черкеска, серая папаха и даже кинжал с костяной ручкой на поясе), довольно много. Из особых примет оставалась лишь однорукость.
Самый надежный способ перебить сгущающуюся хандру — сделать что-нибудь полезное. Кларин сундук может подождать. Не начать ли с подполковника Шубина? Костюм, правда, испачкан, и шляпа потеряна. Ну и ладно.
Карта центральной части города— Поезжай сначала в градоначальство, — сказал Эраст Петрович вознице, заглянув в карманный путеводитель. — Садовая дом один, знаешь?
— Кто не знает? — певуче откликнулся бородач, полуобернувшись и прикладывая ладонь к груди.
Не желая терять время даром, Фандорин развернул складную карту города. Нужно было как можно скорее разобраться в местной топографии.
«Так… Фаэтон едет через регулярные кварталы, выросшие уже при русских. Где-то слева старый город, бывшая столица Бакинского ханства. Ага, вон за аккуратным, но лысоватым бульваром показалась серо-желтая стена с закругленными зубцами — напоминание о Востоке».
Но по правой стороне, увы, сплошной шеренгой тянулись серые фасады домов французской архитектуры. Фандорин почувствовал некоторое разочарование, как в свое время от знакомства с Иокогамой, в облике которой оказалось так мало экзотики.
«Бесцеремонный паук-Запад всё больше оплетает своей серой паутиной планету. Стандартная архитектура, единообразие одежды, повсюду европейская речь. Вот ведь восточный город, принадлежащий русскому престолу, а улица будто в Ницце, половина вывесок — на французском и немецком».
— Градоначальство, эфенди, — показал фаэтонщик, придерживая лошадей.
В самом конце широкого бульвара — дальше уже шла морская набережная — виднелся красивый особняк: лепной фасад, нарядные балконы, вдоль по тротуару фигурные фонари. Если б не дежурившие у парадного входа полицейские, невозможно было бы заподозрить, что в этом нарядном палаццо располагается скучное казенное учреждение.
— Жди. Могу задержаться, — сказал Эраст Петрович помощнику.
Внутри здание оказалось еще роскошней, чем снаружи. Вряд ли в каком-нибудь другом градоначальстве империи на интерьер было потрачено столько мрамора и бронзы, а под высоким потолком посверкивала хрустальная люстра — такую хоть в театр. Ее донце, переливающееся всеми цветами радуги, венчал золотой круг с крупно выгравированной надписью «Дар от XXVIII Съезда Нефтепромышленников».
«А-а, ну тогда понятно».
Подождав несколько минут в очереди к окошку дежурного, Эраст Петрович спросил, на месте ли помощник градоначальника Шубин. Нет, был сухой ответ. Подполковник уехал и нынче уже не ожидается.
Пришлось сказать, что к Шубину срочное письмо из канцелярии наместника.
Чиновник изобразил вежливую улыбку:
— Если срочное, посоветую поискать господина подполковника в Локанте. По понедельникам об этот час они всегда там.
— Что это такое? — спросил Фандорин, доставая книжечку.
— Ресторан-варьете.
Несколько удивившись, Эраст Петрович не стал записывать адрес увеселительного заведения. С Шубиным лучше было поговорить в серьезной обстановке, без помех.
Получалось, что крюк проделан зря. Сразу приступить к делу не получилось.
— Хорошо, з-заеду позже.
Гостиница «Новая Европа», современное семиэтажное здание, Фандорину не понравилось. Ну Европа, ну новая. Могло бы стоять в Москве или в Берлине. И вся Горчаковская улица была такая же дистиллированно-европейская. Только для Европы было очень уж жарко.
К коляске бросились швейцары — разгружать багаж.
— Только сундук, — сказал Фандорин, а Масе и фаэтонщику снова велел ждать.
Гостиница «Новая Европа»В вестибюль Эраст Петрович вошел, будто в приемную зубного врача — с выражением кроткой и мужественной готовности к страданию. Приблизился к рецепции.
— Госпожа Клара Лунная у себя?
Надутый портье с подозрением оглядывал запачканный фандоринский пиджак и молчал.
— Разве киносъемочная г-группа остановилась не у вас?
— Точно так-с, у нас. Однако, если вы к госпоже Лунной на предмет автографа, беспокоить строжайше воспрещено. Даже не просите.
Эраст Петрович знал, что Клара превосходно умеет влюблять в себя обслуживающий персонал. Лакеи, официанты, горничные, гримеры всегда грудью встают на ее защиту. Обожание достается Кларе не за щедрые чаевые, а за превосходно сыгранную человечность. Интимно улыбнуться, легко коснуться рукой плеча, а лучше всего доверительно пожаловаться на мигрень или усталость — и сердце маленького человека завоевано.
Ознакомительная версия.
