— Как видите, господа, — заявил Ольгерд, обведя рукой площадку, — единственный путь отсюда наверх — вот через эту щелку…
Он осветил фонарем продолговатую горизонтальную дыру, похожую на амбразуру дота. Нижняя часть дыры была присыпана мелкой мокрой галькой. Похоже, что сверху через нее фильтровался небольшой ручеек, стекавший затем в «колодец» и далее в подземную речку.
— М-да, — пробурчала Милка, критически поглядев на «амбразуру», а затем на собственный бюст. Затем она приложила одну ладонь к передней части бедра, а другую — к заднице, туго обтянутой гидрокостюмом. Попытавшись не менять расстояние между ладонями, она примерила данный отрезок к высоте «амбразуры».
— По-моему, — заявила Зена, — я сюда даже с мылом не пролезу.
— Я бы мог кое-что сказать о пользе похудания, — с некоторой робостью в голосе произнес Ольгерд, явно опасаясь получить по шее, — но дело в том, что через эту щель пролезали и более габаритные товарищи. Все дело в гальке, которой за истекшие тринадцать лет здесь накопилось порядочно. Надо будет ее отгрести, и все ваши прелести пройдут беспрепятственно…
Милка, кажется, хотела как-то огрызнуться по случаю замечания насчет ее «прелестей», но Ляпунов вовремя вмешался и скомандовал:
— Публика! Быстро снять шлемы и разгребать гальку!
— «Штирлиц вылез из моря и лег на Гальку, — хмыкнул себе под нос Топорик, — а Милка обиделась и ушла»…
— Жди-ка, — прошипела «королева воинов», дав Топорику относительно нежного «леща», — я б и Гальке, и Штирлицу так впаяла — забыли бы, зачем ложились…
Используя шлемы в качестве лопаток — точнее, экскаваторных ковшей! — «публика» довольно быстро сняла с лаза слой гальки толщиной не менее двадцати сантиметров и докопалась до скальных краев. Действительно, теперь никто не сомневался, что через эту дыру сможет проползти даже Милка со своим пятым номером бюстгальтера и 106 сантиметрами в окружности бедер.
— Так, — сказал Ольгерд, — годится! Шкуродер достаточно короткий, напоминаю: там всего десять метров под углом тридцать градусов. Но! У некоторых граждан время от времени будут создаваться иллюзии, что они застревают или уже застряли. Может также показаться, будто порода оседает или еще что-нибудь. Поэтому, дабы избежать ненужных воплей и реальных застреваний от неправильного положения локтей и коленей — которые, между прочим, в особо неудачных случаях могут действительно привести к обрушению свода или вывалу породы! — рекомендую закрыть глаза и принять при перемещении позу йоги под названием «шавасана» или «савасана». То есть вы лежите на спине, ноги вытянуты, носки разведены, руки лежат вдоль тела. Голова — это маленькое отступление от классической позы — повернута лицом вбок. Короче, расслабьтесь, представьте себе, что над вами синее небо с белыми облаками, и отдыхайте, я вас продерну относительно быстро. Сначала, правда, после того, как шкуродер пройду я, вы отправите наверх рюкзаки, придав им как можно более плоскую форму. Все понятно?
— Естественно! — внимательно посмотрев в глаза «пану Сусанину», произнес капитан. Наверняка ему лично передвижение в позе «шавасана» не очень нравилось. Эдак тебя могут притащить прямо пред светлые, очи господина Ахмеда, если очень сильно расслабиться и представлять себе синее небо с белыми облаками. Да и вообще «шавасана» — это поза трупа.
Ольгерд вполз в дыру, лежа на спине и пропустив веревку от узла, затянутого на груди, между пяток. Конечно, он лично и руками, и ногами шевелил, но крайне осторожно, то есть стараясь не поднимать ни локти, ни колени до уровня свода не растопыривать конечности сверх определенной нормы. Свет из щели, конечно, выбивался, но поскольку фара светила куда-то вправо — туда Ольгерд повернул голову, — разглядеть, что происходит в шкуродере, было практически невозможно. Оставалось только прислушиваться к шорохам и ждать.
Таран поймал себя на нехорошей мысли, что сейчас он очень хочет, чтобы Ольгерд сделал какую-нибудь ошибку — даже классные саперы один раз в жизни ошибаются! — и свод шкуродера мягко так, даже нежно опустился и раздавил «пана Сусанина». После этого Ляпунов признал бы, что дальнейшее продвижение невозможно, «миссия невыполнима», и они, «мамонты», мирно спустились бы по лесенке вниз, к озеру, к родному катамарану. А затем поплыли бы в ту самую дыру, куда утекает речка. Авось их бы вынесло на свежий воздух…
Конечно, эта самая нехорошая мысль надолго в Юркиной голове не застряла. Во-первых, он уже достаточно хорошо знал капитана Ляпунова, который всегда считал, что вернуться, не выполнив задание, гораздо хуже, чем не вернуться вообще. Правда, что он смог бы предпринять, если бы Ольгерда задавило, а шкуродер завалило, Таран не мог себе представить, но ведь у Юрки своя голова, а у капитана — своя. Во-вторых, даже если бы Ляпунов действительно принял решение возвращаться и уходить на катамаране, это не гарантировало даже выхода на поверхность. Ведь было же на пути сюда разветвление подземной речки! Хрен его знает, куда бы они заехали, если бы свернули не налево, а направо! Может, навернулись бы с какого-нибудь подземного водопада или доехали до такого места, где с головой ушли под воду. Добро, если дальше ничего похожего не будет, а если и на том участке развилка попадется? Тогда ведь некому будет подсказать, куда сворачивать. Ну, и наконец, по идее, у выхода их ждут. Так что хрен редьки не слаще…
Ольгерд преодолел эти десять метров по шкуродеру минут за пятнадцать. После чего из дыры долетел его голос:
— Рюкзаки готовы?!
— Так точно, — отозвался Ляпунов.
— Цепляйте их лямками один за другой и командуйте: «Вира!»
Рюкзаки сцепили в подобие «поезда», привязали головной к свободному концу веревки, и капитан крикнул: — Вира!
Ольгерд потянул рюкзаки вверх, а когда дотащил доверху, объявил:
— Сейчас привяжу к веревке камень и отправлю обратно!
Через пару минут в шкуродере загрохотало, а еще через некоторое время из щели вывалился продолговатый камень с привязанной к нему веревкой.
— Поднимаем даму! — сообщил «пан Сусанин».
— Эх, хорошо же вам, мужикам! — вздохнула Милка, когда Топорик помогал ей обвязываться веревкой. — Ни титек, ни задницы — плечи прошли, и все в ажуре.
— Ты, главное, ноги сильно не раскидывай… — хмыкнул Топорик. — Расслабляйся, но не совсем.
— Хам трамвайный! — резюмировала Милка, укладываясь на спину и вползая в «амбразуру». — Я гото-ова-а…
Несмотря на серьезность момента, и сама Милка, и Ляпунов, и Топорик дружно покатились от хохота. А Таран только недоуменно посмотрел на старших товарищей: с чего это им смешинка в нос залетела?
Дело в том, что Юрка, родившись в 1980 году, не успел посмотреть телевизионный фильм «Необыкновенный концерт», то есть отснятый на пленку спектакль театра кукол по руководством Сергея Владимировича Образцова. Этот фильм довольно часто показывали и после Юркиного рождения, но тогда, когда он был еще несмышленышем. Позже, когда Юрка подрос, этот фильм отчего-то показывать перестали. В общем, он, как и большинство его сверстников, «Необыкновенного концерта» не видел и не мог запомнить одну сценку из этого фильма, где выступала кукла-фокусник с куклой-ассистенткой. По ходу дела голова ассистентки перескакивала на туловище фокусника и наоборот. Но самым смешным во всем этом номере был не сам фокус, а обмен репликами между фокусником и ассистенткой. Фокусник, прежде чем произвести всякие магические телодвижения, говорил утробно: «Шахерезада Степановна!» — а та отвечала протяжным и немного сонным грудным контральто: «Я гото-ова-а…» — точь-в-точь как в данный момент Милка. Казалось бы, ничего смешного в самом содержании текста не было, кроме, может быть, имени-отчества куклы-ассистентки. Но интонации и тембр голоса, с которыми произносилось это самое: «Я гото-ова-а…» — заставляли народ валяться от хохота и в зале кукольного театра, и у экранов телевизоров. Правда, ежели сейчас спросить, как фамилия той актрисы, которая озвучивала эту самую «Шахерезаду Степановну», так не всякий специалист-театровед вспомнит… А жаль!
