внутри куклы, и чувствовал её, когда с надменной усмешкой глядел на целующихся и тискающихся однокурсников, с иронией слушал их пошленькие байки.
Форма – вот что стало его истинной страстью. Каждый раз надевал её с трепетом, испытывая непередаваемое сладостное волнение. Чтобы ещё сильнее ощутить её магическое влияние на окружающих, он с помощью маминой швейной машинки приталил фланку, а низ брюк распорол и вставил клинья, увеличив клёш, нашил яркие шевроны и знаки отличия. Даже вне училища ходил в морской одежде – в магазин или на прогулку в парк, где гуляли девушки и молодые мамы с детьми.
В форме он ощущал колдовскую всемогущую силу, которая морально возвышала над большинством окружающих людей. В ней ощущалась мистика, принадлежность к избранным.
Призыв в армию на два года прервал полёт мечты. Но оказалось, что служба во внутренних войсках по охране заключённых снова подтвердила правило о волшебстве формы, её всесильности. Раболепство в глазах осужденных, их покорность, готовность к унижениям подтверждали – да, в форме он бог! Он властвует над этими сотнями пресмыкающихся рабов, ловящих каждое его слово, каждый намёк или взгляд. Он понял, что с помощью формы можно подчинять себе и коллег. Получив звание старшего сержанта, упивался властью над своими подчинёнными. По мнению руководства батальона, являлся самым ответственным и исполнительным младшим командиром. А когда по окончании службы ему предложили пойти работать в милицию, Павел не сомневался ни минуты. Вот цель, к которой он стремился – принадлежность к высшей касте, осуществляющей надзор за всеми гражданами страны.
Призрачная заграница с валютой и модными шмотками были тут же забыты.
Паша с гордостью получил в Комитете комсомола путёвку в милицию и после обучения в центре подготовки стал нести службу на станциях метрополитена.
Больше пяти лет службы пролетели как один день. Уважительное отношение руководства к семейным сотрудникам заставило Павла с первых дней службы жениться, и на следующий год у молодых появилась очаровательная дочка.
Родители Шувалова были в восторге от внучки, помогли купить квартиру.
В управлении Павел был на хорошем счету – не пил, дисциплинарных проступков не совершал, регулярно получал премии, был опрятен в одежде. Павел знал о форме всё, он продолжал чувствовать её. Ему не нравилось видеть коллегу в помятой рубашке или неотпаренных брюках. Каждая непредусмотренная складка, определённым образом пришитая нашивка или пуговица сообщали Шувалову очень многое. По внешнему виду он легко определял характеры своих сослуживцев. Иногда Паше казалось, что чужая форма сама с ним говорит, жалуется на хозяина, тайком рассказывает, кто из милиционеров разгильдяй, педант, кто алкоголик или карьерист. Начальство шло навстречу своим сотрудником и старалось определить на пост поближе к дому. Так Шувалов попал на станцию метро Ломоносовская.
И когда тут впервые столкнулся с откровенным неуважением к себе, был ошарашен, подумал – так ли он одет? Форма ли на нём? В недоумении посмотрелся в стеклянные двери, но всё было в порядке. Негодование Павла вызвало поведение бесцеремонных девочек-подростков. Эти нахалки не признавали ни порядка, ни дисциплины, игнорировали самое святое, то, чем он дорожил больше всего на свете, – его форму! Такие случаи на службе Шувалова особенно возмущали, выводя из равновесия. Недалеко от метро располагалась школа-интернат для несовершеннолетних. Воспитанницы частенько доставляли беспокойство своей наглостью и озорством. Они преодолевали турникет бесплатно, перепрыгивали ограждение, сверкнув трусиками, или, выбрав момент, когда контролёр отвлечётся, проскакивали рядом с будкой.
Их совершенно не смущало нахождение здесь блюстителя порядка. Мало того, оказавшись на эскалаторе, они оборачивались и насмешливо улыбались Шувалову, махали ладошками, посылали воздушные поцелуи, тем самым подавая пример и скромным домашним детям, идущим за руку с родителями.
Это поведение напомнило Павлу о давнем разочаровании в Насте, её душевной пустоте, безликости и вероломном лицемерии.
Он ещё помнил целомудренные игры в классики, прыжки на скакалке, красные, распаренные от бега лица подружек, их прерывистое дыхание после озорных подскоков, румянец на щеках. Но здесь в улыбках девиц сквозила вызывающая чудовищная наглость, они уже не принадлежали детям, а несли в себе нечто развратное, грубое, пошлое. Их насмешки казались безобразными, гадкими и отвратительными.
Пару раз Павел успевал схватить нарушительниц. Проводил с ними беседы в опорном пункте, но чувствовал, что его слова не доходят до них, не проникают к порочным сердцам. Он думал о дочери. С ужасом представлял, как через несколько лет она сможет заразиться этой бациллой безнравственности. А там и остальные дети подхватят распущенность и аморальность, сделают их нормой жизни.
Необходимо было основательное воспитательное внушение, как говорила мама – «выяснение отношений». Чтобы эти фурии почувствовали уважение к порядку, а особенно к милицейской форме Павла. Для этого надо было выбрать время, и он придумал, как это сделать.
Глава 6. Эстя
– Э-э… брат, теперь ты должен жениться на Эсте! – смеялись рыбаки, когда высокая дородная девушка перекинула промокшего Щербакова обратно в карбас, точно пёрышко. Держала за ворот телогрейки, словно мокрого котёнка за холку. С одежды, как с половой тряпки, ручьями стекала вода.
– Ты хлянь, коку комбалу я из тони словила! – смеялась спасительница. Её полная грудь под прорезиненным плащом мощно вздымалась от глубокого дыхания. – Не зря к Обетному кресту-то на кряж ходила! А тож бы мужчонку но корм – без домовище.
Команда смеялась.
Бригадир махнул рукой, чтобы продолжали опускать сеть.
Вениамин не мог произнести ни слова – изо рта и носа текло, стоял ошарашенный, придерживаемый девушкой, не веря в своё спасение, ноги подкашивались. Когда она отпустила ворот, Щербаков сполз на дно лодки, дрожал, пытался растирать голые ступни. Мысленно он ещё продолжал барахтаться в море, путаясь в сети, переворачивался, цеплялся за ячею, подтягивался, чтобы как-то ухватиться за деревянный борт. Но дель [1] дрожала как натянутая струна, тянула за сапоги, а солёная водяная пена плескалась у лица, заливала глаза, затекала в рот, ноздри и уши.
– Шо резинки потерял, так то ж не бахилы, купишь в продмаге! – улыбался бригадир. – Ступай в козёнку, к печке притулись, не воротиша из-за тебя! Скоро взводень начнётся.
Вениамин, хватаясь за упруги, на карачках пробрался под полог к маленькой буржуйке на носу лодки, обернул голые ступни тёплой ветошью.
Лов продолжался. В
