– Три?!
– Точно, – сказал Протасов. – Гребаным хорькам хватило трех, ты понял, да? Залег себе, этажом выше, – продолжал он самодовольно, – дождался, пока десяток туземцев вылез на карниз, и…
– Я так и знал, – сказал Планшетов, – естественно, они тоже решили сократить путь по карнизу.
– А ты думал, – ухмыльнулся Протасов. – И сократили. С этого света на тот, бляха-муха. Бах, трявк, и карниза нет! Точно как в анекдоте: отставить, блин, ржание, боцман, иди, стирай Америку с карты.
Расписывая свои подвиги, Валерий, и без того не привыкший разговаривать вполголоса, орал на пределе связок. Во-первых, его ушам тоже досталось от взрывной волны. Во-вторых, он был очень возбужден.
– Это им, клоунам, за Вовчика, – добавил он, скрипнув зубами. – Ладно, вставайте и пошли. Слыхал, Армеец, тут тебе не пляж.
Они уже шагали в глубь пещеры, когда над головами просвистело несколько пуль.
– Откуда стреляют, бляха-муха?! – вытаращив глаза, завопил Протасов. Эдик повалился ничком с грацией туристического рюкзака. Очередная пуля высекла искры в паре сантиметров от виска Планшетова. Юрик схватился за лицо:
– Глаза! Глаза, твою мать!
На секунду потеряв ориентацию, Юрик попятился, очутившись на самом краю карниза и отчаянно балансируя над бездной. Смертельная угроза заставила его забыть о пострадавших глазах, он сделал руками такой широкий мах через голову, словно был гимнастом, собирающимся встать на «мостик». При этом Планшетов выгнулся дугой, большая часть тела оказалась за приделами карниза, как фрагмент недостроенного виадука. Лицо Юрика выражало крайнюю степень изумления, если это существительное уместно в данном контексте. Не ужаса, а именно изумления: «Черт, неужели это случилось со мной?!»
В этот момент жизнь Юрика зависела только от того, сумел ли Протасов сохранить хотя бы толику той реакции, какая была у него, когда он выступал на ринге. К счастью для Планшетова, Протасов растратил еще не все. Он молниеносно прыгнул к Юрику и успел вцепиться в пряжку его ремня за мгновение до того, как все было бы кончено. Ремень затрещал, но выдержал. Планшетов повис на нем, бессмысленно загребая руками воздух, как пловец в бассейне, из которого внезапно испарилась вода. Отказаться от этих отчаянных махов ему было не легче, чем приказать себе не дышать. Он махал, махал, махал.
– Паленка? – Протасов, отдуваясь, с сомнением покосился на ремень, за который удерживал Юрика. Со стороны они напоминали гротескную карикатуру на фигуристов, катающих произвольную программу. На чемпионате мира для педиков.
– Паленка, – прохрипел Планшетов, продолжая отчаянно болтать руками. – Штаны фирменные, ремень – фуфло. Дерматин…
В подтверждение этих слов ремень затрещал, явно готовясь лопнуть.
– Эдик! – позвал Валерий, но ответа не последовало.
– Держись за меня, твою мать! – сказал Протасов. Вены на лбу стали такими толстыми, что по ним проплыл бы и фломастер. Но, вместо этого Планшетов продолжал отмахиваться от роя невидимых ос. Протасов напряг бицепс, секунду они балансировали над пропастью, а потом ввалились в пещеру, как два хануря у пивной. Как только это произошло, Протасов, приподнявшись на локте, позвал Эдика.
– Эдик, блин, ты живой?!
В этот момент невидимые стрелки, очевидно завороженные зрелищем «Танго над обрывом», наконец, сбросили оцепенение. Пули полетели в пещеру, как брызги от душа. Протасов рывком откатился за выступ скалы. Планшетов метнулся за ним.
– Снайперы, – сказал Планшетов, лежа навзничь и пристально изучая провалы пещер на противоположной стороне ущелья. – Из СВД лупят. Нам с тобой охренительно повезло, что они нам не вышибли мозги!
– У тебя их по-любому нет, – бросил Валерий, и помрачнел. – Что с Армейцем?
– Я т-тут, – сказал Эдик, подползая.
– Опять сознание потерял? – мрачно осведомился Протасов.
– С-сам не знаю, В-валера.
– Ну-ну. Ладно, убираемся отсюда. Планшет, где мешок с гранатами?
– Да брось ты их.
– Я лучше тебя, пингвина неумного, брошу.
Брести довелось во мраке, столь плотном, что представить себя абсолютно слепым, было раз плюнуть. У них не было ни факела, ни фонарика, ни даже коробка со спичками, что ужасно огорчало Юрика, которому не терпелось закурить. Пару раз шагавший в авангарде Протасов падал, приятели принимались шарить в темноте, и нащупывали то невесть откуда взявшиеся ступени, то лунки в полу, совершенно правильной формы. Валерий ругался сквозь зубы и растирал ушибленные колени, награждая строителей «голимого подземного бильярда» самыми нелестными эпитетами. Впрочем, оставалось только гадать, что перед ними – плод человеческих усилий или пещеру проделала подземная река, протекавшая тут несколько тысячелетий назад. Приятели утроили осторожность. Протасов выставлял вперед ногу, и только потом переносил на нее вес тела. Эдик, для верности еще держался ругой за стену, за что Юрик обзывал его троллейбусом. Темп продвижения соответственно упал. Приятели не имели ни малейшего представления о длине пройденного пути, так как не додумались считать шаги. Да и был ли в этом смысл?
Время от времени подземный ход разветвлялся, они чувствовали это по сквозняку, который становился сильнее. Некоторые, попадавшиеся им ходы были не шире лаза, другие достигали размеров полноценной двери. Когда возникали сомнения, в каком направлении идти, Протасов слюнявил палец и подолгу держал в проеме, а потом делал выводы, объявляя приятелям, где главная штольня, а где, блин, голимое кидалово. Полной уверенности, естественно, не было, просто Валерий добровольно принял обязанности проводника. Остальные с этим смирились.
– Да и какая в натуре теперь разница, туда мы премся, или не туда? – вздохнул Валерий, когда Юрик заявил, что они, вероятно, сбились с пути. – Попросил бы у своего дружка Мотыля карту, перед тем как столкнул бедолагу вниз… Вот это было бы дело.
Пока они брели в потемках, Планшетов успел расписать приятелям, каким образом узнал о подземной галерее, а также, как ловко расправился с охранявшими ход местными бандитами.
– Ну, ты, Протасов, скажешь… – негодующе начал Юрик.
– Или ты, может, хочешь вернуться, уточнить дорогу у дружков покойного? – перебил Валерий.
Юрик энергично замотал головой. Эдик машинально отметил, что Валерий, отчитывая Планшетова, на этот раз обошелся без обыкновенных для себя «блинов», вообще без брани, даже не обозвал Юрика пингвином или хотя бы плугом. Это было странно. Валерий вообще выглядел каким-то рассеянным, пришибленным, что ли, подобное состояние было так на него непохоже, что у Эдика засосало под ложечкой. Он подумал, дурной знак. С полчаса они брели молча, затем тишину снова нарушил Юрик, очевидно, обуреваемый желанием взбодрить приятелей и, еще больше себя.
– Ничего-ничего, пацаны, как не крути, а у нас теперь приличная фора. Пока туземцы очухаются, пока возьмут след, пока додудлят, в какой их ходов мы ломанулись…
– Пурга, – перебил Протасов. – Ты ж сам говорил, выход наружу один. Значит, им только впереди кислород перекрыть, и тю-тю, пишите письма. Понял, о чем базар?
– Ты б не каркал, а чувак…
– Кто это каркает? – мрачно осведомился Протасов.
Давайте, пацаны, в боковой тоннель свернем, – предложил Планшетов. – Тем более, что тут их – до бениной мамочки. Отсидимся, пару деньков. Без собак – шиш они нас найдут. Служебных собак, допустим, у туземцев нет. Служебных, их дрессировать надо, а кто это будет делать, если хозяева, прикиньте, сами невменяемые. А стафф,[33] пацаны, это такая собака узколобая, под стать хозяевам, что проще корову заставить – след взять. Или козу… А как только пена сойдет, туземцы немного утихомирятся… – предложение не тянуло на Нобелевскую премию по части поисков выхода из тупика. Если такие и номинируются соответствующим комитетом.
– Без е-еды можно пе-перебиться о-около месяца, – неуверенно протянул Армеец.
– Ну вот, – воодушевился Юрик. – Нормальный ход. Сядем, в тенечке, переждем. Не будут же эти дебилы целый месяц все входы-выходы караулить, а? Задолбаются пыль глотать, верно? Если что, – пожуем тапки, вон, у Протасова – чисто кожаные мокасины. Пальчики оближешь. Или, жребий бросим, кого первого хавать. Предупреждаю сразу, у меня сифилис и глисты…
– Бе-без воды трое суток п-протянем. Или – че-четверо… Потом – все.
– Чего ж ты раньше не сказал, если такой грамотный, а, чувак? Я б карманы подставил, пока по карнизу полз. Под дождем. Или, хотя бы из лужи нахлебался… А то – уже во рту пересохло.
– Не-не у о-одного тебя…
– Минералочки бы сейчас, – вздохнул Планшетов, – газировки… – как только Юрик подумал о воде, жажда подступила вплотную, эквилибристика на карнизе теперь не казалась такой ужасной, ведь там было полно воды. Не говоря уж о Десне, где он, правда, чуть не утонул, зато потом высох на даче, хозяйка которой, с бешенством матки, не слезала с него всю ночь. Умереть, занимаясь сексом, было предпочтительнее всего, но, кто знал, что будет дальше. – Лимонаду бы, чуваки, из холодильника…
