Ознакомительная версия.
Вернувшись домой, Люси Манчини дожидалась звонка Санни Корлеоне. Не дождавшись, решила позвонить сама, но и трубке послышался женский голос, и она дала отбой. Она не предполагала, как много людей на свадьбе заметили их свидание с Санни и что слух об этом уже расползается по друзьям и знакомым, судачащим о новой привязанности старшего из сыновей Корлеоне.
Америго Бонасера спал, и во сне его мучили кошмары. Ему явился дон Корлеоне в комбинезоне, кожаных перчатках и островерхой шляпе, сваливший у дверей его конторы гору трупов, изрешеченных пулями. Бонасера отчетливо слышал команду дона: «Запомни, Америго, никому ни слова! Все прощу, если похоронишь немедленно». Гробовщик громко застонал во сне. Проснувшаяся жена растолкала его:
— Боже! Даже после свадьбы тебе снятся кошмары.
Кей Адамс доставили в ее нью-йоркский отель Паоло Гатто и Питер Клеменца. Паоло непринужденно вел роскошный автомобиль, Кей всю дорогу поддерживала разговор с обоими, которые показались ей весьма оригинальными. Особенно ее удивило то, как попутчики уважительно отзывались о Майкле. Ведь если верить ему самому, он чужд среде, окружавшей отца, тогда как, по словам Клеменцы, выражавшемся точь-в-точь будто кинематографический обитатель Бруклина, в семействе Майкла считают лучшим из сыновей и прочат ему в наследство родительское дело.
— Что же это за дело? — поинтересовалась Кей между прочим.
Паоло Гатто бросил на нее быстрый взгляд и резко крутанул руль.
— Разве Майкл не говорил вам? — самым естественным тоном отозвался с заднего сиденья Клеменца. — Дон Корлеоне все равно что император в поставках оливкового масла из Италии. А теперь, когда война закончилась, дело будет расширяться, импорт увеличится. Самое время включаться в бизнес такому грамотному парню, как Майкл.
В гостинице Клеменца прошел вместе с Кей прямо к столику портье. На ее протесты сказал только:
— Мне поручили доставить вас до места в целости и сохранности. Вот я и доставляю.
Кей получила ключ от номера. Клеменца проводил ее до лифта и выждал, пока тот остановился перед нею. Кей помахала на прощанье рукой и была приятно удивлена ответной искренней улыбкой. Правда, если бы она услышала вопрос, который задал Клеменца чуть позднее, ей стало бы куда менее приятно. Он спросил у портье:
— Под каким именем проживает здесь эта дама?
Портье молча холодновато посмотрел на Клеменцу. Клеменца тоже молча скатал в ладонях и бросил на конторку зеленый долларовый шарик, Портье ловко перехватил его и тотчас ответил:
— Зарегистрированы мистер Майкл Корлеоне с супругой.
В машине Паоло Гатто сказал:
— А она ничего, в норме.
Клеменца проворчал:
— Спит с Майклом. — «Если, конечно, они уже не женаты в самом деле», — добавил он про себя. А вслух сказал: — Заедешь за мной с утра пораньше. У Хейгена есть для нас что-то срочное.
Только поздней ночью в воскресенье Хейген, поцеловав на прощанье жену, выехал в аэропорт. Пришлось воспользоваться форменным удостоверением номер один — даром признательности обязанного ему штабного генерала из Пентагона, — чтобы попасть на ближайший рейс в Лос-Анджелес.
Прошедший день был не из легких, но он возвысил Хейгена. Дон Корлеоне, вернувшийся в три часа ночи из больницы после кончины Дженко Аббандандо, официально назначил Тома Хейгена своим советником.
Помимо реальной власти это означало, что отныне Хейген очень богат.
Для него дон нарушил древнюю и почтенную традицию. Издавна повелось, что советником в Семье может быть только чистокровный сицилиец. То, что Том воспитывался в доме дона наравне с сыновьями, значения не имело. Дело касалось только крови. Должность советника была ключевой в иерархии любой семьи, и доверить ее можно было только сицилийцу, впитавшему с молоком матери знания законов круговой поруки и омерты — обета молчания.
Между главой Семьи — доном и рядовыми ее членами-исполнителями существовала как бы тройная прослойка, своего рода буфер, не допускающий, чтобы хоть самый малый след навел на вершину. На дона могли выйти лишь в одном случае — если предателем окажется советник. В воскресенье дон Корлеоне отдал распоряжение, как поступить с обидчиками дочери Америго Бонасеры, но он отдал эти распоряжения советнику наедине. Том Хейген, тоже наедине, передал эти распоряжения лично Клеменце. Клеменца, в свою очередь, приказал Паоло Гатто позаботиться об исполнении. Самому Паоло Гатто предстояло подобрать нужных людей и объяснить, что от них требуется. Ни его самого, ни его подручных вовсе не касалось, чем вызвано поручение и от кого оно исходит. Чтобы след привел к дону, все звенья цепи должны были оказаться ненадежными. Такого никогда не случалось, Если в цепи обнаруживалось слабое звено, от него немедленно избавлялись.
Кроме того, в ряде случаев советнику приходилось официально представлять Семью, выступать от имени дона. Он, как подсказывало само звание, был советником, правой рукой, мозговым центром Семьи. Поэтому предполагалось, что это самый верный друг и первый компаньон дона. Во время дальних поездок он сам садился за руль, на совещаниях брал на себя заботу о напитках, кофе, закуске и свежих сигарах для дона. Это был единственный человек на свете, которому по силам было бы свергнуть Хозяина, но ни один советник на свете никогда не предавал своего дона, во всяком случае, на памяти многих сицилийских поколений. Любой советник хорошо знал, что будет богат и уважаем, если сохранит верность своему дону. А случись с ним неприятность, о его детях и жене позаботятся по самому высокому счету.
Случались дела и более открытые, которыми советник занимался, чтобы не раскрываться самому дону. Как раз по одному из таких дел Хейген и летел сейчас в Калифорнию. Он отдавал себе отчет, что его дальнейшее положение в роли советника во многом зависит от успеха или провала нынешнего поручения. В принципе для Семьи не имело особого значения, получит Джонни Фонтейн вожделенную роль или нет. Куда серьезнее и значимее была предстоящая в следующую пятницу встреча с Виргилием Солоццо. Но Хейген понимал, что для дона оба дела одинаково важны, а всякий настоящий советник руководствовался прежде всего интересами дона.
От самолетной качки и внутреннего напряжения Хейгену стало не по себе, и чтобы успокоить нервы, он спросил у стюардессы рюмку мартини.
Перед отъездом дон вместе с Джонни подробно обрисовали ему клиента, и то, что представлял из себя, по словам Джонни, Джек Уолес, не внушало радужных надежд. Между тем обещание, которое дон дал Джонни Фонтейну, должно быть выполнено, в этом не может быть никаких сомнений. Так что Хейгену надо было постараться войти в контакт с Уолесом и приступить к переговорам.
Откинув спинку самолетного кресла и вытянувшись, Хейген попытался сосредоточиться. Джек Уолес входил в число самых крупных продюсеров Голливуда, владел студией, с ним заключали контракты десятки известнейших кинозвезд. Как член консультационного совета по военной информации при президенте США, занимался созданием пропагандистских фильмов, или, иначе говоря, фильмов, прославляющих вооруженные силы. По чину ему доводилось бывать на обедах в Белом доме и принимать у себя в Голливуде Эдгара Гувера. Но дело было, конечно, не в этом, да и столь ли глубоки связи Джека Уолеса с верхами, если копнуть? Вряд ли он имел личное влияние в официальных политических кругах, хотя бы потому, что исповедывал крайне реакционные убеждения и к тому же обожал рекламировать собственную персону. А это, как известно, простейший способ приобретать себе врагов.
Хейген вздохнул про себя. Едва ли удастся найти общий язык с Джеком Уолесом. Он открыл портфель и хотел было заняться текущими делами, но почувствовал, что слишком устал. Нет, надо хоть ненадолго отвлечься. Том взял еще один мартини и стал предаваться размышлениям о собственной жизни. Сомнений в выборе пути он не испытывал, напротив, считал, что судьба благосклонна к нему. Чем бы он ни руководствовался десять лет назад, выбирая дорогу в жизни, выбор оказался удачным. Он преуспевал, он был счастлив настолько, насколько это реально для взрослого разумного человека, и жилось ему интересно.
Внешность у Тома была вполне заурядная для высокого сухощавого мужчины тридцати пяти лет от роду. Будучи юристом по образованию, своей основной профессией занимался очень редко, поскольку содержание его работы в семействе Корлеоне очень мало было связано с ввозом оливкового масла. Впрочем, три года юридической практики сразу после получения диплома он имел и законодательства знал в совершенстве.
С Санни Корлеоне Том Хейген сдружился, когда им обоим было по одиннадцать лет. Мать Тома к этому времени уже умерла, а еще раньше — ослепла. Отец, большой любитель выпить, после смерти матери спился окончательно. Всю жизнь он плотничал, трудно и честно работал и никогда не совершил ничего дурного. Но пьянство сгубило семью, а затем и его самого.
Ознакомительная версия.