кушай пироги.
Он вернулся к Рыбкину и передал ему полученную новость.
Тот обрадовался:
— Если подтвердится — с меня простава!
Через минуту Антон увидел в окно, как Сергей и ещё пара сотрудников вышли из отдела, направляясь к углу здания.
— У тебя на днях день рождения, — решил разрядить обстановку Заботкин, — как собираешься праздновать?
— Получу стипендию, куплю пару фугасов портвейна и разопьем в парке… нет, лучше в общаге, набитым ртом пробубнила Алла.
Антон сморщился:
— Поехала бы с девчонками в ЦПКиО, погуляли, покатались на лодках, аттракционы, — предложил он, — может, ещё работают…
Алла недоверчиво с недоумением посмотрела на Заботкина, прервала взглядом:
— Мы что, дети что ли?
— Пожалуй — нет, — горько усмехнулся Антон, кушай пирожки.
Подумал, что ответы на запросы пришли положительные и можно оформлять Аллу как «доверенное лицо», шнуровать дело. Видел, как она с удовольствием поглощает сдобу — в интернате не баловали.
Стал расспрашивать о тамошней жизни…
В этот момент дверь в кабинет распахнулась, и вошёл радостный Рыбкин:
— Хорошую новость тебе сорока на хвосте принесла, — сообщил он с ухмылкой, — полный багажник барахла, в бардачке — пакет с порошком. Грамм сто будет — не простой казачок. Вызвал следственную группу. Шеф доволен.
Антон посмотрел на Аллу — она ничего не поняла, была увлечена едой. Подумал, что это хорошо. Как только Сергей вышел, пересел к ней и обнял за плечо. Внезапно ощутил уверенность в своих намерениях — она справится! Обязательно справится. Она же умница! Улыбнулся и прижал к себе:
— Поздравляю! Первый положительный опыт оперативной работы! Премию получишь!
— За что? — буркнула та, продолжая жевать.
— Ты когда руки мыла, квартирный вор покататься предлагал, наркотой угостить.
— А… трепло, бабник…
— Не в этом дело… у тебя глаза были красные заплаканные — он тебя как свою принял, подумал, что тоже преступница…
Теперь до Аллы дошло:
— А-а… ну и правильно, что этого чёрта посадят!
— Вижу, у тебя талант, вот после дня рождения начнём работать. Там будет много возможностей!
Есть одна задумка. А если что о подруге ещё узнаешь — скажи!
— Хорошо, — тихо ответила Алла, зрачки резко потускнели, навернулись слёзы.
— Не грусти, что поделаешь, такие времена… Заботкин слегка пожал её плечо, прижимая к себе. Вспомнил слова жены: — Надо помогать друг другу, помогать и главное — доверять! Сейчас время такое — время доверять…
— Я понимаю.… Только… знаете.… Так получилось.… Эту книгу, ну ту, что вы видели, поэта Асадова, я у Ольги взяла без разрешения. Думала, перепишу стихи — верну. Теперь получается — как украла. Что делать?
— Да… Нехорошо… Но делать ничего не надо.
Раз Ольга подружкой твоей была, думаю, книгу бы для тебя не пожалела, а тем более — хорошую.
Оставь себе на память!
Алла кивнула, едва улыбнулась, отлегло…
Глава 7. День рождения
В тот день Заботкину выпало дежурство. Ходил по району пешком.
Падал крупный прилипчивый снег, ветер кидался им в лицо, задувал под воротник плаща крупные хлопья, где те благополучно таяли. Шея была мокрой. Происшествия стояли в очереди. В основном квартирные кражи и мошенничества в магазинах.
Одни преступники в отсутствие хозяев вскрывали двери, похищали всё ценное. Другие предлагали дефицитный товар, а получив деньги, скрывались через чёрный ход или подсобные помещения.
Возиться с теми и другими не хотелось — в первом случае свидетелей и потерпевших не было или они ничего не знали, во втором — сами виноваты! Зачем к спекулянтам обращались? Стояли бы в очереди как все — может, и купили что.
Антон принимал заявления, вызывал криминалистов, выписывал повестки.
Обе машины, имеющиеся в отделении, были задействованы на разгон митинга — возили участковых и постовых. На Заневской площади стояли несколько десятков граждан — просились на выезд из страны, но их не пускали. Что с ними делать никто не знал.
Сотрудники КГБ одетые в штатское, привлекли активистов-комсомольцев, вместе изображали общественность — размахивали руками, возмущались, требовали отправить предателей в тюрьму.
Но, как всегда, не могли придумать, за что. Статей уголовного и административного кодексов не знали и не понимали, поэтому только недовольно ругали постовых, угрожали руководству милиции увольнением и партийными взысканиями за бездействие.
Начальник отдела, дабы показать видимость активной работы, приказал всех митингующих доставлять в отдел и проверять по учётам, снимать отпечатки пальцев, фотографировать, опрашивать. Долго держать не имели права — отпускали. Те, отдохнув и погревшись в милицейских кабинетах, иногда попив чайку, бодренько возвращались на площадь, поднимали припрятанные плакаты.
Заботкин ходил от одного места происшествия к другому. Не торопился. Одевался легко, чтобы не вспотеть. Когда замерзал — заглядывал в кафе или ресторан попроще. Частенько администрация заведения его узнавала, бесплатно поила кофе, с радостью провожала — все же милиционер!
Оформив очередное происшествие, Антон звонил в дежурную часть и вызывал следственную группу из района. Сам шёл дальше. Когда стемнело — машины освободились, но бензин закончился. На двадцать литров, которые выдавали в сутки, много не наездишь — встали на прикол.
В промежутке между ходками Заботкин заглянул в канцелярию и получил очередной ответ на запрос. Читать не стал — оставил на столе. Около девяти вечера, когда коллеги уже разошлись по домам, зашел к себе в кабинет оставить папку с бумагами, чтобы идти домой. Увидел конверт, вспомнил и решил вскрыть.
В сообщении, кроме всего прочего, говорилось, что Мамедова (ранее Никанорова, в девичестве Селюкова) Раиса Петровна проживает в Тверской области, работает в совхозе дояркой. Имеет троих малолетних детей. Муж Мамедов Фарид Назимович — совхозный водитель. Семья считается благополучной — в скандалах не замечена.
