— Не дури, — буркнул он. Откинулся на спинку стула, подумал немного и с усмешкой сказал: — Забыл, каким упрямым ты можешь быть, когда на тебя находит. Ладно, подсоблю тебе. Открыто — ты прав — выступать мне нельзя. Но на досуг мой, так и быть, можешь рассчитывать.
Я испытал безмерное облегчение. Как будто вдруг раскрылся купол парашюта и меня блаженно закачало на стропах. Я попытался как-то это выразить, но он отмахнулся от моего бессвязного проявления радости, шутливо заметив:
— Не пускать же тебя в дурацкую авантюру без страховки.
Потом извлек из кармана ветровки потрепанный блокнот, занес в него те скудные сведения, которыми я располагал, и обещал мне для начала уже к вечеру представить кое-какую информацию об абоненте засекреченного телефона.
Мы расплатились и вышли на улицу. Сквозь густые отечные облака пробился размазанный луч — ну прямо под стать моему настроению.
— Перво-наперво, однако же, — раздумчиво сказал Бекешев на прощание, — надо бы выяснить, действительно ли разгуливает по Казани убиенная царица Тамара. Есть у меня там кореш в родственном агентстве. Свяжусь сегодня, попрошу позондировать. А ты, братец кролик, дуй в нелюбимую милицию — и крепись: там тоже не лыком шиты, поверь мне, бывшему менту.
Знакомство с Гринько у меня было шапочным: пару раз сталкивались на каких-то официальных мероприятиях. И новое пятиминутное соприкосновение не сделало его более тесным. Юркий молодой человек, с коротко стриженными, уже заметно прореженными русыми волосами, встретил меня на пороге кабинета беглой улыбкой в полгубы и, придерживая за локоть и направляя, с ходу поворотив обратно, буквально промчал по коридору. На бегу скороговоркой извинился:
— Понимаете, спешу. Неожиданный вызов. Но я обо всем договорился. Вас ждут в розыскном отделе. Сделают, как надо.
Я не успел опомниться, как уже сидел в небольшой комнате перед широким канцелярским столом под изучающим взглядом бровастого майора и рассказывал. Меня не прерывали. Майор внимательно слушал и понятливо кивал. Я старался быть лаконичным и управился скоро. Потирая мясистый подбородок, майор пару секунд помолчал и потом с неприкрытым недоумением спросил:
— Времени вроде бы прошло немного? Пять дней… Нет, меньше даже. Не рано ли пугаемся? Известны случаи, когда человек пропадал гораздо дольше. Много-много дольше. А затем объявлялся как ни в чем не бывало.
— Нет, — возразил я, — это не тот случай.
Он подозрительно посмотрел на меня из-под мохнатых бровей.
— Да-а?.. Откуда такая уверенность?
Я поведал о сорванной встрече с иностранцами в издательстве. Но, похоже, аргумент его совершенно не впечатлил.
— То ли еще бывает, — умудренно протянул он. Потом неожиданно вскинулся и поинтересовался: — А почему вы?
— Что я?
— Почему к нам обращаетесь вы, а не, например, жена? Семья у него есть?
Я объяснил.
— Не тревожить? Ну и ну. И как долго? Вообще-то положено, чтобы заявление о пропавшем исходило от родных. Уверены ли вы, что исчезновение не связано с семьей? Я хочу сказать, не было ли там конфликта, ссоры серьезной? Может, здесь и лежит причина — в самой что ни на есть заурядной супружеской драме?
— Едва ли, — уклончиво ответил я. — Я знаю эту семью как вполне благополучную. Во всяком случае, у жены никаких подозрений нет: ей я сообщил, что ему срочно пришлось уехать в командировку.
— Ну и ну, — опять прогундосил майор. — Потревожить ее придется-таки. Без вопросов к ней не обойтись. Так положено, понимаете?
Я уныло кивнул.
— И вообще, — продолжил он, — положено начинать снизу — с отделения по месту жительства. Но раз уж Гринько просил, я приму у вас заявление. В самом, так сказать, общем плане. Да вы наверняка на все вопросы по форме и ответить не сумеете, верно? Ну разные там пункты — о родственниках, семейном окружении и все такое. Так что попрошу: с женой все-таки свяжитесь. Пусть, в свою очередь, обратится в райотдел. Я позвоню туда сегодня же. Порядок есть порядок, понимаете? А пока садитесь вон там, — он указал на приютившийся сбоку столик, — и пишите.
Я сел и написал заявление «так сказать, в самом общем плане». Мне было ясно, что этот чертов общий план — не более чем деликатная отмашка, формальный знак уважения к просьбе коллеги. Без Милы, похоже, делу не будет дан законный ход. А звонить ей ох как не хотелось.
…Вечером дома я долго подбирался и примеривался к предстоящему разговору. Мне всегда претили семейные разборки. Собственный неудачный брачный опыт навсегда поселил в душе неимоверное отвращение к ним, тихое и глубокое. А тут надо же — разбираться в чужих домашних дрязгах! Я злился, чертыхался, увещевал себя и снова злился. И почти довел себя до белого каления, когда зазвонил телефон и спокойный голос Саши деловито вернул меня к здравому равновесию.
— Пиши, — возгласил Бекешев. — Значит, так. Первое: твой загадочный телефон числится за некоей Наталией Михайловной Боровец. Проживает на Ленинградском проспекте. Работает менеджером в турфирме «Вояж» — где-то на Шаболовке расположена, адрес найдешь сам, по справочнику. Дальше: супруг Крачковой — некто Федор Ломов. Выразительная фамилия, правда? Опасный тип. Спортсмен-тяжелоатлет. В настоящее время подвизается в ЧОПе — знаешь, что это такое? — с замечательным названием — «Оберег», вот так. До конца недели у него отгул. Запиши телефон и домашний адрес: Малая Бронная… — Он продиктовал координаты и хохотнул: — Ну как, доволен? То-то же. Фирма веников не вяжет. Ребятам в Казани уже дано задание. С утра начнут шуровать по отелям. И филиал «Универса» прощупают. Так что жди новостей — хороших и разных. И сам не делай глупостей. Будь осторожен, слышишь?
— Слышу, — сказал я.
Разговор с Сашей приятно утихомирил и одновременно подстегнул меня. Я решил, что не стану разводить никаких антимоний. Быстро набрал номер Милиного мобильника и, услышав ее голос, без экивоков заговорил:
— Пожалуйста, не дергайся. Зажми свои уязвленные чувства и выслушай внимательно. Борис пропал — в буквальном смысле пропал.
И не дав ей вымолвить ни слова, я сухо обрисовал ситуацию, сделав упор на своем походе в милицию. Очевидно, это было низко и жестоко. Мне самому стало тошно, когда ее разом осипший голос выдавил:
— Милиция? — После долгого молчания, когда я подумал было, что нас разъединили, в трубке прохрипело снова: — Ты не шутишь?
— Какие уж тут шутки, — буркнул я.
Вновь последовала пауза. Потом я уловил какой-то сдавленный всхлип и скорее угадал, чем услышал в шепоте:
— Прости, не могу говорить… Завтра… Утром приеду.
Она отключилась. Я чувствовал себя препаршиво. К выпивке я всегда был равнодушен. Но сейчас вдруг безудержно потянуло к чему-нибудь покрепче кофе. Я полез в бар, вытащил бутылку «Гжелки», откупорил и прямо из горла сделал оглушительный глоток — так что перехватило дыхание и глаза затуманились влагой.
Она приехала утром — где-то в половине девятого. Услышав короткий звонок, я уже догадался, кто это может быть. Прильнул к глазку, удостоверился и, отперев замок и сбросив цепочку, отворил дверь.
— Входи, — пригласил, забирая у нее черный саквояж.
— Прости, что так рано. Я прямо с электрички.
Я кивнул, провел ее в гостиную и, усадив в кресло, предложил разделить со мной завтрак, но она отрицательно покачала головой.
— Тогда кофе, — решил я. И, подкатив сервировочный стол, принес из кухни две кофейные чашки, наполнил их дымящимся напитком и расположился напротив на пуфе.
Она прекрасно владела собой. Только в глубине красивых лазоревых глаз угадывалась безмерная усталость. Я залюбовался ею. На нее было приятно смотреть — даже сейчас, после явно нелегкой, очевидно бессонной ночи. Невысокая, чуть полноватая, но в то же время — пропорционально сложенная, она производила впечатление изящной, мастерски сработанной статуэтки. Русые волосы были гладко зачесаны назад и собраны на затылке в пикантный пучок; слегка вздернутый носик, чистая матовая кожа открытого лица и шеи, плавные линии плеч, нежные округлости бюста, соблазнительно топорщащие, приталенный темно-зеленый жакет… Я отвел глаза.
— Ты меня проводишь? — спросила она тусклым, безжизненным голосом. — В милицию, я имею в виду.
— Да, господи, конечно же, — проговорил я. — Отвезу. И побуду с тобой, сколько надо.
— Что мне говорить?
— Все, что нужно, скажу я. Тебе придется лишь заполнить бланк заявления. И ответить на вопросы. Но будь готова к тому, что кое-какие из них тебе могут не понравиться.
Она обреченно кивнула и отодвинула чашку с недопитым кофе.
Но я оказался не прав. Принявший нас в райотделе молодой капитан предстал человеком на изумление деликатным. Было ли это врожденным качеством, или возымел действие звонок сверху — не знаю. Но даже щекотливые, неудобные вопросы он умудрялся облечь в форму сострадательного участия. Кивая острым выдающимся подбородком, он выслушал мой короткий рассказ, что-то черкая на листке бумаги. Потом поворотился к Миле и мягко поинтересовался:
