– Вот и посмотрим, что да как. – И Борис снова приложился к бутылке «Макаллана».
Подобострастно кивая головой, Жан-Пьер подошел к Жене и, продолжая улыбаться в сторону Бориса, сказал:
– Ну что же! Тогда моя коллега из России и ваша соотечественница все вам покажет, расскажет, а я отдам все необходимые распоряжение и, увы, – он сокрушенно развел руками, – вынужден вас покинуть, работа – ничего не поделаешь…
Всем своим видом изображая сожаление из-за того, что ему придется покинуть столь замечательную компанию, Жан-Пьер удалился.
Честно говоря, Женя этого не ждала и немного растерялась. Но уже через несколько секунд взяла себя в руки: она вполне в состоянии со всем справиться и без Жан-Пьера.
– Ну чего застыла, соотечественница, – насмешливо спросил Борис, – давай, показывай, че тут, как…
Женя повела его по плавучему дворцу – и снова попала под очарование интерьеров. Она гордилась тем, что демонстрирует такую красоту. И ее даже немного коробило, с каким равнодушием на все смотрит Борис, не переставая прикладываться к бутылке. Женя изо всех сил старалась не обращать на это внимания.
«Похоже, неприятности у человека, – думала она, – кто я вообще такая, чтобы его осуждать?»
Лодка отошла от причала, когда они были в апартаментах.
– Давайте поднимемся на самую верхнюю палубу? – предложила Женя. – Посмотрим на панораму вечернего города…
– Хочется город посмотреть? – ответил вопросом на вопрос Борис, с усмешкой глядя на нее. – В первый раз, что ли?
– Да, – призналась Женя. – Здесь так красиво!
– Ну, пойдем, – хмыкнул Борис, – насладимся… панорамой.
Они вышли в фойе, и Женя на минутку замешкалась – подниматься на лифте или по лестнице? Но Борис уже стоял около лестницы и приглашающим жестом указывал на ступеньки.
– Леди из фест, – произнес он по-английски с чудовищным акцентом.
Женя начала подниматься и вдруг с ужасом почувствовала, что идущий за нею следом Борис засунул ей руку под юбку и…
Женя сама не поняла, как это произошло: забыв обо всем на свете – и про то, что это важный клиент, и про то, что от этой сделки зависит ее дальнейшая карьера, – она развернулась и с налету отвесила обидчику оплеуху. Да такую, что Борис чуть с лестницы не скатился.
– Да ты че?! – заорал он, хватаясь за щеку. – Белены объелась?!
– Еще раз… – прошептала бледная Женя.
– Не, ну вот дура! – возмущался он. – Ты дикая, что ли?
– Не надо было руки распускать! – с вызовом, но уже испугавшись содеянного, прошептала Женя, отступая…
– Не, ну вот дура-то, бля, – ругался Борис, потирая щеку. – Вот дура!
Женя, собрав волю в кулак, заставила себя успокоиться и, понимая, что ничего лучше не придумает, постаралась сделать вид, будто ничего не произошло.
– Давайте продолжим осмотр, – с натугой улыбнулась она и буквально побежала вверх по лестнице.
Вместо самой верхней палубы, где располагались сразу две джакузи – большая и маленькая, – Женя вышла на палубу, на которой еще не была.
Борис бегло осмотрелся, и глаза его загорелись.
– Ага, – сказал он, – это, судя по всему, та самая приватная зона с кнопкой?
Действительно, назвать обстановку этой палубы иначе как приватной, а еще точнее – интимной было невозможно. Немыслимо огромная кровать, ковры, живые цветы, запотевшее ведерко с шампанским – буквально все здесь дышало негой и… Да, буквально все призывало к разврату.
– Из этой каюты, – произнесла Женя сухим официальным тоном, чувствуя, что губы не слушаются ее, – открывается самый лучший вид из окон. Дело в том, что каюты обычно не делают наверху, чтобы отдыхающие не ощущали качку, но четыре стабилизатора качки на этой лодке…
– Ты лучше скажи, – перебил ее Борис, – где у нее кнопка…
Говоря это, он обвел глазами стены и обрадовался, найдя то, что искал.
– Пип! – сипло озвучил он нажатие кнопки и плотоядно рассмеялся.
Женя стояла ни жива ни мертва… Перспектива остаться взаперти с полупьяным распаленным хамом напугала ее до дрожи. Она решительно направилась к двери и подергала ручку – заперто…
– Будьте добры, – произнесла она вежливо-ледяным тоном, – разблокируйте двери, мне нужно вам все показать, чтобы подписать все необходимые бумаги и вернуться в Мос…
– Ну ты че побледнела-то? – перебил ее Борис. – Подождет тебя твоя столица, твоя Москва. Давай расслабляйся, когда еще такая маза будет…
Он развернул кресло так, чтобы не выпускать кнопку из вида и заодно следить за перепуганной Женей. Потом плюхнулся в кожаные подушки и икнул:
– Да не ссы ты… Сейчас удовольствие получишь, потом пожрешь на халяву, салют пустим… на панораму свою полюбуешься. Давай раздевайся!
Женя стояла, всей спиной вжавшись в заблокированную дверь. Сердце ухало так, что, казалось, Борис мог услышать, как оно бьется. Кровь гудела у нее в ушах.
– Давай-давай, – нагло ухмылялся Борис, наслаждаясь ее ужасом, – чего ты тут целку из себя строишь? А? Все вы, бабы, бляди продажные… Ну? Сколько ты хочешь, чтобы мне сделать приятно? – И с этими словами он стал расстегивать ширинку…
– Прекратите! – сорвалась в крик Женя, не понимая, что лишь ухудшает ситуацию, демонстрируя свой страх. – Немедленно прекратите! И выпустите меня отсюда!
С этими словами она рванулась к кнопке. Безнадежно! Борис тут же вскочил с кресла и небрежно оттолкнул ее плечом. Женя поскользнулась, комната завертелась вокруг нее – и вот она уже на полу…
Стоя над Женей с расстегнутой ширинкой, мерзко улыбаясь, Борис наклонился и рванул кремовый шелк ее платья…
– Не-е-е-ет! – закричала Женя, уворачиваясь от потных, жестких лап.
– Да хоть оборись, сука, – процедил сквозь зубы Борис, продолжая неспешно рвать с нее платье, – кнопочку нажали – никто не побеспокоит.
Дальнейшее произошло практически мгновенно, но Жене казалось, что время растянулось длинным, мучительным кошмаром.
Оттолкнувшись ногами и выскользнув на спине из-под туши Бориса, Женя проехалась по полу, потом вскочила и, опрокинув какой-то пуфик, бросилась к кнопке. И снова не успела добежать. С криком: «Стоять, сука!» Борис догнал ее, заломил ей руку за спину…
Вместо ужаса Женя неожиданно ощутила прилив силы и ярости. Только это помогло ей стиснуть зубы, вырваться из захвата и схватить первое, что подвернулось под руку. Это оказалось ведерко с шампанским, примостившееся на маленьком сервировочном столике.
Его-то Женя и швырнула в Бориса, целясь прямо в отвратительную пьяную рожу.
Ведерко оказалось гораздо тяжелее, чем она думала. Поэтому до Бориса не долетело, а упало прямо у его ног. По паркету XVII века, вывезенному из какого-то старинного замка, во все стороны разлетелись кусочки льда, под ногами насильника вспенилось шампанское из разбитой бутылки…
– Вот дрянь, – с холодной яростью процедил Борис.
Как на замедленной съемке, криво ухмыляясь и отводя руку назад для сокрушительной пощечины, он сделал один только шаг по направлению к ней…
И крошечный кубик льда, на котором Борис поскользнулся, пулей выстрелил из-под его сандалии и отлетел в дальний угол комнаты. Звякнул, ударившись о стену, и упал.
А Борис с грохотом обрушился на спину, опрокинув во время падения тот самый столик, и крепко ударился затылком о мраморный порожек, ведущий в ванную комнату.
Потом наступила оглушительная, МЕРТВАЯ тишина.
У Жени просто не было больше сил. Последняя попытка остановить Бориса стоила ей слишком дорого. Всхлипывая от ужаса, она просто ждала: вот сейчас этот урод вскочит и тогда уж точно ее убьет.
Но Борис не шевелился. Он лежал на спине, со спущенными штанами, а вокруг него сверкали бутылочные осколки, исходили соком раздавленные фрукты, лежала, блестя боками, целая, чудом не разбившаяся ваза – и лед, много-много льда.
Вдруг Женя заметила: лед постепенно налился розовым, постепенно темнея – и вот уже весь этот страшный натюрморт подцвечен красным, точно его выложили на темно-бордовый бархат… Не в силах сдвинуться с места, Женя смотрела и смотрела, как темный ручеек крови, смешиваясь с тающими кусочками льда, становится алым.
И тут раздался страшный, сипящий звук, который, казалось, не может издавать человеческое горло… Борис захрипел и, похоже, попытался что-то сказать, а может быть, просто набрать побольше воздуха в легкие, которые никогда уже не будут дышать…
Превозмогая ломоту во всем теле и поднимающийся из самой глубины души туман, застилавший глаза, Женя сделала маленький шажок… Наклонилась над телом и опять чуть не закричала, увидев синеющее лицо Бориса.
Его голова была свернута набок и откинута так, словно шея превратилась в толстый мягкий жгут без единой кости… Один глаз был открыт и смотрел прямо на нее.
Женя замерла, не зная, что делать. Она хотела что-то сказать, спросить, чем-то помочь этому жуткому человеку, помочь напоследок. И снова раздался чудовищный хрип – последний. Голубой глаз, смотрящий на Женю, стал мутнеть, взгляд сделался бессмысленным, зрачок расширился и остекленел. В нем отражались огни ламп на потолке…
