— Сто тысяч долларов! — вдруг взвился Репутатский, — да у меня таких денег и в помине нет. Сначала верните дочь, потом я вам пришлю деньги.
Услышав слова Репы, стоящий рядом Герман схватился руками за голову и чуть не заорал от негодования. Он подскочил к Альфреду, выхватил у него из рук трубку, зажал ее какой-то висевшей на стуле тряпкой, похожей на трусы Людмилы, и зловеще прошептал:
— Ты чего, идиот? Соглашайся на все условия, тяни время и торгуйся. Если они взяли в заложницы именно твою дочь, значит, они располагают о тебе некоторой информацией.
— Какой? — удивился Альфред.
— А такой! Они знают, что у тебя есть сто тысяч долларов в наличке, что они не последние, и ты их можешь им отдать. Они же не стали захватывать дочь какого-нибудь вонючего палаточника, у которого больше пяти штук в сейфе нет.
— А откуда у них эта инф… — начал базар Репа, но Герман его сильно ткнул трубкой в ребра, отчего тот крякнул и затих.
— Торгуйся с ними, пообещай найти деньги и договорись о звонке через час. Мы за это время приготовимся. — Он отдал телефон и облегченно выдохнул.
— Вы знаете, — начал торг Альфред, — у меня таких денег нет. Может быть, мы сойдемся на меньшей сумме. Я готов выплатить двадцать тысяч долларов. — Говоря эти слова, Репа покосился на главаря, а тот одобрительно кивнул.
Германа Розовощекова не трогала личная драма Репутатского и его Катенька. Он надеялся после разборок раскрутить Альфреда на кругленькую сумму. Если его братва угрохает террористов и доставит дочь отцу живой и невредимой, то выкуп автоматически перейдет к Герману. Также поднимется авторитет «Крутых кулаков» и лично Германа Тычи среди бандитской братвы Москвы. Кстати, Тычей его прозвали за то, что он всем говорил одну фразу: — Ты чего? Кличка накрепко прилепилась к Герману, и он сначала обижался, но вскоре свыкся с ней.
— Мы согласимся на сумму не меньее шестидесяти тысяч долларов, — вновь пробубнил Коновалов.
Он, Витек и Катя договорились запросить для начала сто тысяч, а потом в процессе торга снизиться до необходимых сорока. Этот ход придумала Катя. Зная жадность отца, его прижимистость и торгашество, она предложила поиграть с ним в аукцион.
— Ты резко не снижай, — тихо произнес Демин, стоящий рядом с телефонной будкой, откуда друзья производили звонок. Эта будка располагалась возле их дома.
— Шестьдесят — это много. Может, двадцать пять? — скривил физиономию Репутатский.
— Нет, пока остановимся на пятидесяти. И точка, — закончил Алексей. — Ищи деньги! — в довершение рявкнул он и повесил трубку.
— Правильно я сказал? — спросил он у друзей.
— Нормально, — кивнула девочка и взглянула на Коновалова. Он ей нравился все больше и больше. Вдруг она захотела, чтобы он, а не Альфред Репутатский был ее отцом.
— Может, надо было с него сто тысяч взять? — вдруг высказался Демин. Могли бы мне квартиру купить, а то после операции где нам со Светланкой жить-то.
— Ты слышал, он не спешит эти-то деньги отдавать, торгуется. Может, у него их нет? — Алексей вопросительно посмотрел на Катю.
— Есть у него деньги, есть, и мы их у него выбьем, — пообещала девочка. — А если вам еще доллары понадобятся, то возьмете меня в заложницы еще раз. Отец как раз к этому времени еще наворует. Может, вы так и мне велосипед купите, а то я давно его прошу, а он жадничает, обещает и не выполняет. А я так велосипед хочу, я ведь на нем кататься не умею и плавать тоже не умею.
— Что же тебя никто плавать не научил? — удивился Коновалов.
— Некому учить, я все одна и одна. Только книжки читаю, в балетную студию хожу и в школу. Большего мне не разрешают. А мамы нет. Она бы меня защитила.
Услышав эти слова, Алексей вдруг пожалел эту маленькую, одинокую девочку. В этом мире она была никому не нужна.
Он присел возле нее, погладил по плечу и вдруг неожиданно для себя пообещал:
— Куплю я тебе велосипед и плавать научу, даю слово.
— Правда? — с надеждой спросила Катя.
— Чистая правда.
У девочки лицо просияло, но ей до конца не верилось, что огромный, широкоплечий и совсем незнакомый дядька сдержит свое слово. Ее, Катю, в жизни очень много раз обманывали, и чаще всего ее отец.
Виктор вскинул брови и удивленно взглянул на друга. Он знал, что если Алексей что-то кому-то пообещает, то обязательно сдержит слово.
— Значит, ты сторговался с ним на пятьдесят тысяч долларов, — ухмыльнулся Герман. — Быстро они планку снизили, не похоже на профессионалов, — Тыча взглянул на Фому, а тот только пожал плечами.
— Дерется он как профессионал, а насчет денег… Может быть, они люди не богатые и таких бабок в глаза не видели — они для них целое состояние. Это нам пятьдесят штук баксов — тьфу, а им они позарез нужны, и они готовы снижать ставку и снижать.
— Возможно, — добавил Герман, — но надо с ними еще поторговаться и выяснить, сколько им на самом деле нужно. Если узнаем приблизительную сумму, то поймем их мотивацию и, может быть, додумаемся, для чего им деньги. А если это узнаем, то определим, кто они и как с ними бороться.
— Для чего же еще нужны деньги, как не пить, гулять, снимать баб, — высказался Репутатский.
— Деньги нужны не только для этого, — зло посмотрел на него Герман. — Я же ведь не пью, не гуляю и по бабам не хожу, так как женат, а вот баксы мне позарез нужны. В них власть и свобода выбора. А денег у меня не меньше, чем у тебя, а даже, я надеюсь, больше. Если бы кто-нибудь мою дочь в заложницы взял, то я бы без промедления выложил любую сумму и Лизонька была бы со мной. Потом, конечно, я этих гадов нашел бы и своими руками на куски порвал. Но тебе, видно, эти вонючие пятьдесят кусков дороже дочери, — Герман с презрением взглянул на Репу. Тот отвел глаза и промолчал. Ему было жалко денег, а о Кате он вообще не думал. Бывают же такие отцы.
Фома тоже укоризненно взглянул на Альфреда и хотел в знак презрения смачно сплюнуть на дорогой персидский ковер, но сдержался.
— Ладно, ты сиди дома, жди звонка, а мы займемся поиском твоей дочери, — сказал Герман. — Поторгуйся с ними, а разговор запиши вот на этот аппарат. — Бандит передал Репутатскому портативный магнитофон. — Прилепи присоску с микрофоном к трубке и включи запись, а мы потом послушаем. О встрече пока не договаривайся, тяни время, говори, что требуемая ими сумма есть, но нужно время, чтобы ее собрать.
Репа не сказал бандитам о том, что у Кати находится единственный ключ от его домашнего сейфа, в котором лежат два миллиона долларов и ключи от депозитной ячейки в банке. Даже если бы Альфред и захотел заплатить выкуп в пятьдесят тысяч, то не смог бы, так как все личные деньги он проиграл в казино, истратил на выпивку и стриптизерш.
Да, Репа влип в хреновую историю, но никому об этом не сказал. А кто же сознается, что он круглый дурак?
Бандиты встали возле «Мерседесов» и закурили.
— Поступим так, — начал босс, — для начала найдем свой джип и обыщем его. Может, они там оставили отпечатки пальцев или кое-какие вещи. Включай пеленг! — скомандовал он, и Фома пошел открывать багажник.
Братки разделились на две группы и поехали в разные части Москвы. Тыча, как всегда, был с телохранителем Шаманом, а Фома с Дуболомовым, Газилой и Клещом.
Связь они держали по мобильному телефону. Пеленгаторы были включены и издавали мерное попискивание. К тому же на приборах был установлен дальномер и цифры показывали примерное расстояние до объекта.
— Наш «Навигатор» где-то на востоке столицы, — передал по телефону Фома.
— Да, я тоже засек маяк. Сужаем поиск и движемся в направлении Восточного округа, — ответил Тыча.
Через час поисков «крутые кулаки» вырулили на Сиреневый бульвар, недалеко от того места, где Коновалов и Демин оставили джип. Бандитам потребовалось двадцать минут, чтобы обнаружить его в глухих дворах.
«Мерседесы» припарковали в пятидесяти метрах от «Навигатора», братки вылезли из машин и начали совещание.
— Вернутся они за ним или нет? — спросил Герман.
— Я думаю, они не вернутся, — высказался Фома, — но джип пока забирать не надо. Если они живут где-то рядом, то, увидев, что его нет, они переполошатся и переменят квартиру. Тогда мы их не найдем. А так у нас есть шанс их выследить и сцапать. Надо определить, откуда был произведен телефонный звонок Репе, и сопоставить информацию. Если они глупы, или наивны, то телефонная будка где-то рядом, во дворах.
— Кстати, вы проверили их проржавевший «Запорожец»? — спросил босс.
— «Жигуленок», — поправил его Фома. — Он остался у ментов. Ты помнишь, мы там краснухи пустили, и поэтому туда лучше не лезть, — покачал головой он и почесал подбородок. Он вспомнил сокрушительный удар амбала, искры из глаз и голубое российское небо в барашках белых кучевых облаков. Почему он вспомнил именно небо, он не знал. — Оставим одного наблюдателя в машине и подождем, может, кто-то из них появится.
