Свист достал чековую книжку, заполнил чек и расписался: Кристиан фон Бранденбург. Выписав квитанцию, девушка приколола чек к счету.
— Благодарю Вас, месье фон Бранденбург. Надеюсь, Вы были довольны обслуживанием.
Свист не говорил по-французски, и из всего услышанного разобрал только свое имя. Но по тому выражению, с которым это было сказано, по ее смеющимся бледно-зеленым глазам цвета стеклянных осколков, омытых морским прибоем, по приветливой улыбке он понял, что ему говорят что-то хорошее. У него поднялось настроение. Захотелось сделать для нее что-то значительное, поделиться частицей успеха, который сопутствовал ему в последнее время. Ведь она была не просто служащей отеля. Она была тем человеком, кому он впервые выдал чек, подписанный новым именем. Вдобавок, она была очень привлекательна. В особенности ее руки, тонкие, с длинными пальцами, они могли бы принадлежать китайской фарфоровой статуэтке или служить сюжетом для целой картины. С ней Свисту хотелось бы быть не только вежливым, но и галантным. Вежливость беспола, лишена красок и оттенков, а галантность сексуальна. Захотелось сказать ей: «Ты прекрасна, как венецианская куртизанка». Он перегнулся через стойку и поцеловал ее руку.
Швейцар, одетый как генерал национальной гвардии, распахнул перед Свистом дверь и, получив чаевые, кивнул двум гарсонам. Те с поразительной быстротой раскатали по мраморным ступенькам, уходящим вниз, к стоянке автомобилей, ковровую дорожку. Свист, немного помедлив на входе и давая время гарсонам закончить свое дело, не спеша спустился по лестничному маршу и сел в подъехавшее такси.
— В Бужевиль, — сказал он шоферу и протянул визитку, на которой был написан нужный адрес.
Автомобиль мягко тронулся с места и, быстро набирая скорость, направился в предместье Парижа. Неделю назад через фирму, торгующую недвижимостью, он приобрел в Бужевиле дом, принадлежавший Тургеневу. Он был глубоким почитателем таланта выдающегося русского писателя и втайне завидовал ему. Когда-то давно Свист написал несколько рассказов, но так и не решился их издать. Тогда он преследовал другую цель. В какой-то момент он осознал: для того, чтобы стать настоящим художником слова, недостаточно одного трудолюбия. Необходима была искра Божья. К своему огорчению, Свист понял, что для создания высокохудожественного произведения у него не хватает дарования, и он оставил литературу. Но где-то, в глубине души, жалел об этом. И надеялся, что когда-нибудь напишет что-нибудь стоящее. То, что удалось купить дом Тургенева, Свист считал добрым знаком: «Случайностей не существует, все на этом свете либо испытание, либо наказание, либо награда, либо предвестие», — вспомнил он Вольтера.
Однажды он прочел, что Тургенев творил только в состоянии влюбленности. Это поразило Свиста. Судя по количеству произведений, писатель почти всю сознательную жизнь любил. Последней женщиной, вдохновившей его, была выдающаяся оперная певица Полина Виардо. Они познакомились в Москве, куда она приезжала на гастроли, и никогда уже не разлучались. Тургенев уехал во Францию, поселился в предместье Парижа, в Бужевиле, рядом с загородным домом Виардо. Там он написал любимый роман Свиста «Вешние воды». Да, Свист завидовал Тургеневу, как писателю, но еще больше завидовал ему, как человеку, прожившему всю жизнь в состоянии любви. Он понимал, что для этого необходим особый талант, который дается далеко не каждому.
Свист мысленно попрощался со всплывшим в памяти далеким образом, пахнувшим полевыми цветами и ночной росой. «Что ж, прощай. Как- нибудь до весны проживу я один», — вспомнились слова из старинного романса.
Глава 16
ПОЛНОЛУНИЕ
Работа над повестью, задуманной в Стрелковом, близилась к концу. Свист по памяти восстановил черновики, оставленные им при побеге. Оставалось подчистить слог, разбить текст на главы и подобрать название. По мнению автора, в большей степени подходили три варианта: «Черный человек». «Полнолуние» и «Неоконченная повесть». Но еще раз перечитав рукопись, Свист поймал себя на мысли, что у него нет желания ставить точку. Хотелось, чтобы повесть была бесконечной и рассказывала о чем-то важном и сокровенном. «Неоконченная повесть» — самое подходящее название», — решил он.
Тусклый солнечный диск опускался за кромку леса. Неслышно подкрался вечер. Свист сидел в старом кожаном кресле и смотрел в распахнутое настежь окно. Он надолго замер, боясь неосторожным движением расплескать состояние долгожданного покоя. У него было только одно желание — всегда жить вот так, в этой сумеречной дремоте, тихо испаряясь, как вода на солнце.
У балкона чуть слышно шелестели клены. Лишь тлеющие в камине угли, похожие на груду золота, слегка колебали мрак. Было больно смотреть в предвечернюю неясную мглу. В доме, угрюмом, как могила, неслышно бродило одиночество. Во всех углах притаилось тревожное молчание. «Старый дом с годами стал беднее и меньше», — с грустью констатировал Свист. Мерно стучали часы. Дом скучал по прежнему хозяину. Только сейчас Свист начал осознавать то, что все, происходившее с ним раньше, имело целью достижение желанного одиночества. Теперь он хотел быть в мире с собой, людьми и Богом. Где-то в тайных закоулках разума зрело желание подвести последние итоги совести.
Шум ветра за окном, шелест листвы, скрип покосившейся старой осины, тихий шепот начинающегося мелкого, бисерного дождя, смывавшего краски кленовых листьев с палитры мокрой кирпичной стены, — все это слилось в упоительную мелодию воспоминаний. Он мельком взглянул на раннюю луну, которая запуталась в листьях клена и старалась вырваться из цепких черных веток. Яркая, словно отлитая из высокопробного золота, она заглянула ему в душу и заставила вспомнить все до мельчайших подробностей.
Закрыв глаза, Свист увидел своего двойника, передвигающегося по узкому тоннелю, ярко освещенную подземную комнату и побелевшее лицо человека, стоящего на входе. Острота внутреннего взгляда дошла до такой степени проницательности, что Свист смог различить выражение обреченности в его глазах. Смотреть дальше не было нужды. Он вспомнил все. Теперь он был уверен, что в смерти доктора виновато полнолуние...
В какое-то мгновение Свист ощутил, что он в комнате не один. Взглянув в сторону тускло светящегося на фоне стены окна, он увидел до боли узнаваемый силуэт. Там, в сумерках неслышно подкрадывающейся ночи, как будто распятый на кресте оконной рамы, скрестив руки на груди, стоял черный человек. Длинные седые волосы спускались до плеч. К удивлению Свиста, появление незваного гостя не вызвало тревоги. Наоборот, он обрадовался и встретил его, как старого знакомого, которого не видел много лет. Черный человек смотрел на Свиста доброжелательно, почти ласково.
Так смотрят на своего младшего брата.
— Ну вот, наконец-то мы и встретились, — тихо промолвил он. — Теперь мы всегда будем рядом.
— Кто ты? — спросил Свист.
— Ты задал вопрос, на который даже я не знаю точного ответа. Может быть, я твой двойник. Если ты доживешь до старости, то будешь моей копией. Но кем бы я ни был, мы с тобой неразлучны, потому что я — часть твоего сознания. Я хочу помочь тебе разобраться в самом себе. Не так давно я прочитал книгу, в которой основным мотивом была извечная борьба Добра со Злом. Автор необычно трактует создание Леонардо да Винчи «Тайной вечери». Художник долго подбирал модели для основных действующих лиц. Однажды на выступлении церковного хора он увидел в одном из певчих идеальный образ Христа и сделал с него несколько этюдов. Прошло два года. Работа над картиной шла к концу, но Леонардо так и не нашел подходящего натурщика для Иуды. После долгих поисков художник увидел в канаве человека — пьяного, грязного, оборванного. Леонардо приказал доставить его в собор, где работал над картиной. Глядя на него, художник смог отразить на холсте в образе Иуды склонность к предательству, трусость, жадность, эгоизм. Когда натурщик пришел в себя и увидел полотно, он с ужасом произнес:
— Я видел эту картину раньше. Когда я пел в церковном хоре, какой-то художник писал с меня Христа.
Немного помолчав, черный человек продолжал:
— Бог создал человека по образу и подобию своему, но тот, вкусив запретный плод, узнал, что такое добро и зло, за что был изгнан из рая. С тех пор в каждом из нас есть частица и того, и другого. Зло в человеке существует в противовес добру. С этим надо смириться и относиться к грешникам снисходительнее. Единственное, чего нельзя простить, это предательство. Я тебя никогда не предам и не оставлю и доведу до конца.
Черный монах отошел от окна и приблизился к Свисту на расстояние вытянутой руки.
— А ты знаешь, что сделал Иуда с тридцатью серебренниками, которые получил за предательство
Христа? — спросил он. И, не дождавшись ответа, продолжил:
— Перед тем, как удавиться, он пошел в храм к первосвященникам и бросил там проклятое серебро. Первосвященники, взяв монеты, сказали: «Непозволительно положить их в сокровищницу церковную, потому что это цена крови». Посовещавшись, они купили землю горшечника для погребения странников. Может, и тебе следует так же поступить со своим золотом?
