Ознакомительная версия.
– А Саланцева? Это член моей следственно-оперативной группы.
На этот раз управляющий промолчал.
Кряжин шагнул к нему на неприлично близкое расстояние.
– А с братом своим когда в последний раз связывались?
– С братом? – тихо пробормотал Занкиев. И вдруг сделал несколько шагов назад, выдернул из кармана инкрустированный разноцветными камнями телефон и набрал на нем номер. От его приглушенных, но резких и гортанных чеченских фраз в фойе наступила тишина. Вряд ли кто из подчиненного персонала видел своего хозяина в таком беспомощном и взволнованном состоянии.
– Ты где, Али? – спрашивал младший Занкиев старшего. – Что с тобой? У тебя все в порядке?
– У меня все в порядке, брат, – отвечал старший младшему. – Но два часа назад со мной произошла странная история. На Тверской-Ямской мой «бээмвэ» остановила милиция и заставила выйти из машины. Меня поставили лицом к капоту и обыскали карманы в присутствии понятых. Брат, эти шакалы подкинули и нашли в моем правом кармане пакетик с белым порошком. Я клялся, что он не мой, доказывал, что меня подставили, потому что я с Кавказа, но меня увезли в дежурную часть какого-то отделения милиции Центрального округа, составили протокол и посадили в камеру. Через полчаса выпустили, извинились, сказали, что в пакетике был аспирин, и я должен был сразу сказать об этом милиционерам, а не морочить им голову. Меня выпустили, и я не потратил на это ни единого доллара. Я ничего не понимаю, брат. Менты совсем сошли с ума, брат.
– Я хорошо понимаю, брат, – сказал Занкиев-управляющий. – Я очень хорошо все понимаю. Я перезвоню тебе, брат.
Он захлопнул телефон и спрятал его в карман.
– С ним все в порядке? – встревожился Кряжин. – У вас пропал с лица загар.
Ни слова не говоря, тот сделал презрительную мину и повернулся к следователю спиной.
– Идите ко мне, Занкиев, – громко, убивая и без того мертвую тишину фойе, приказал советник. – Я не закончил с вами. Или хотите сесть на заднее сиденье моей машины?
Он видел эту муку подчинения, отражавшуюся от лица управляющего, как от зеркала. Это было не просто неприятно. Занкиеву было невероятно стыдно подчиняться и подходить к следователю, словно он решившая вдруг повиноваться вышедшая из-под контроля собака. И Кряжин, чтобы это видели все, сократил расстояние между ними до критического.
– Вы, кажется, обладаете недюжинной фантазией? – Советник пожевал губами и, рассматривая в упор управляющего, стал крутить головой во все стороны. Ему, «важняку» со стажем, было очень хорошо известно, каким оскорблением является это среди южан. – В стране эльфов троллям чудить опасно. Запомните это, управляющий. И никогда более, вы слышите – никогда, – не начинайте разговор со мной с вопроса. Только с приветствия. С улыбки. С радости на лице. С удовольствия на нем. На кафедре философии МГУ есть такой профессор – Лейников. Вы его, скорее всего, не знаете. Так вот он утверждает, что глупость – это дар божий, но злоупотреблять им не следует. Надеюсь, вы понимаете, о чем я.
На входе, перед зеркальной вертушкой, Кряжин повернулся и на этот раз громко сказал:
– Завтра в десять часов утра я жду вас в своем кабинете на Большой Дмитровке. Номер кабинета спросите у Залимхана Тадиева.
Он вышел, закурил, выпустил в воздух первую затяжку и вернулся в фойе. Картина, представшая его взору, советника позабавила, а Занкиева снова привела в бешенство: управляющий только что закончил нажимать на своем телефоне кнопки и снова собирался куда-то звонить.
– Я забыл, Занкиев, не суетитесь. С Тадиевым тоже все в порядке, просто он сейчас в Турции. Впрочем, если вам легче дозвониться до него, нежели поинтересоваться номером моего кабинета в прокуратуре, звоните.
И вышел. Нельзя старшего следователя по особо важным делам Генпрокуратуры ловить в коридоре гостиницы, как полового, и требовать отчета о его действиях. Нельзя.
Заколдованный круг имен, фамилий и адресов. Губернатор Мининской области, приехав на пару суток в Москву, окутал свое присутствие в столице тайной. Окружил себя лицами, не имеющими к его присутствию в столице никакого отношения. Удивляться было нечего, ибо чем выше статус объекта преступления, тем шире круг подозреваемых. Это бесспорная истина, открытая Кряжиным давно. С тех самых пор, когда он впервые ступил на крыльцо здания на Большой Дмитровке.
Еще задолго до убийства Резуна он знал, что губернаторов просто так не убивают. Всем известно, что руководители администраций субъектов Федерации по улицам, как в былые годы – царь-батюшка, не ходят, с простым людом разговаривают лишь для телевидения и через мощный кордон личной охраны. И если случилось так, что приехали в Москву инкогнито, то это не для того, чтобы поучаствовать в заседании Совета Федерации или выпросить в Минфине пару сотен тысяч для тренажерного зала в Мининске. Резуна привела в столицу причина, не имеющая к его служебной деятельности никакого отношения. Либо имеющая, но не имеющая ничего общего с его функциональными обязанностями главы администрации.
Губернатора невозможно ограбить. Например, его нельзя избить в темном переулке, отобрав сотовый телефон и портфель с планом строительства дорог в области. Нельзя прирезать в пьяной бытовухе, потому что тот если и пьет, то, как правило, лишь в компании председателя областного суда, начальника ГУВД области да пары замминистров из той же Москвы. И предполагать, что это председатель Мининского областного суда, не выдержав пьяных оскорблений, чиркнул складным ножом по горлу губернатора, по меньшей мере несерьезно.
В «Потсдаме» (Кряжин проверил) на момент убийства, помимо Резуна, находились: президент сотовой компании «Энком» (гуляющий с бабами и сорящий деньгами, как фантиками), управляющий «Зеро-банком» (тоже без охраны и тоже с проститутками) и многие другие, у кого, по определению, наличных было больше, нежели у руководителя дотационного региона страны. Между тем бумажник Резуна, демонстративно брошенный посреди комнаты, был вывернут наизнанку, и все, что там к моменту прибытия Тоцкого оставалось, – это фотография жены и любимой собаки. Кейс, обнаруженный Колмацким, пуст.
Получается, следователь по особо важным делам Генпрокуратуры должен был увериться в том, что Резуна ограбили.
Но именно по этим установленным фактам советник догадался об обратном. Резуна не грабили, его просто убирали с дороги. Если в кейсе перевозилась взятка из Мининска на предстоящее заседание кабинета министров и убийцам это было хорошо известно, тогда зачем выворачивать кошелек губернатора? Чтобы добавить мелочь к миллионам из портфеля и обогатиться еще тысяч на десять рублей? Да и цепь, позабытая на трупе, стоила гораздо больше той мелочи, что нашли в кошельке.
– Ты бы переоделся, Дмитрич, – робко подсказал водитель.
– Тебя тошнит?
– Да я-то, господи… – отмахнулся водитель. – Ко всему привык. Вот, помню, Тартакова возил. Тот тоже поковыряться любил…
– Я не люблю ковыряться в помойках, Сергей Дмитрич, – досадливо оправдался Кряжин. – Просто день сегодня такой с утра. Да и наплевать на то, что обо мне подумают там, куда я еду. Вон, видишь, дом? К третьему подъезду подай.
– Так бы и сказал сразу, что наплевать, – ухмыльнулся Дмитрич. – А то – «день сегодня», бури магнитные…
Серая пятиэтажка своим состоянием уже прямо свидетельствовала о том, что стоять ей здесь и позорить столицу осталось недолго. Кряжин поднялся на второй этаж и занес над дверью руку. Дернул автоматически в воздухе, как лицо, с детства пораженное ДЦП, и замер. Меж косяком и створкой, обделенной какими-либо излишествами, включая даже дерматин и второй замок, виднелась щель. Советник воткнул в дверь палец и слегка надавил. Створка открылась.
Они начали здесь, в коридоре. Это вне сомнений. Вот левый ботинок Тарзана, вот обе туфли Зины. И лежат они так, словно их сбрасывали с ног движениями, коими вратарь выносит мяч в поле. Защелкнуть замок времени уже не было. Кряжин пошел по следу, удивляясь этапам раздевания. Вот блузка Зины, рядом – трусы Тарзана. А чуть поодаль – брюки Тарзана. Нечего и удивляться тому, что дверь не заперта, коль скоро трусы он успел снять вперед брюк. Очень, очень хочется посмотреть на этого Гарри Гудини.
Торопились, ох, торопились… Не дай бог так оголодать.
Впрочем, вожделение – великий грех и великая сила. Люди, пораженные им, порою ломают руками спинки чугунных кроватей, а после без сварки не могут поставить их обратно.
Квартира двухкомнатная, родителей у Тарзана, как всем известно, нет, а потому события в маленькой комнатке развивались стремительно и мощно. «Укуси, укуси меня!..» Раздавался рык, вскрик, свидетельствующий о том, что просьба исполнена. И скрип ДСП, напоминающий стон дерева в разгар тайфуна, возобновлялся с новой силой. Российские изготовители спальных гарнитуров из ДСП, которыми брезгуют на Западе, уверяют, что те в состоянии прослужить десять лет. Разумеется, в расчет не берется ряд факторов, сокращающих этот срок в несколько раз. Например, не учитывается, что такой гарнитур может служить не больше полугода, если будут совпадать смены понравившихся друг другу слесаря гостиницы и горничной.
Ознакомительная версия.
