Паленый разлил вино по стаканам.
– К тетке ездил. В деревню. На три дня.
– На сельскую жизнь потянуло?
– Да не, – когда Паленый поднял стакан, рука его слегка дрогнула, и несколько капель грязно-кровавой жидкости упало на пальцы. – Зазноба у меня там живет. Горячая бабенка, скажу я тебе, Резо. Не чета всем этим марухам, – жиган сделал неопределенный жест рукой, видимо, имея в виду тех самых девиц, что в данный момент присутствовали на майдане у Кудерметовой. – Если будет желание, можем в следующий раз вместе съездить. Познакомлю. На пару и поелдачим. Как думаешь?
Предложение явно пришлось Резо по душе. Он даже как-то приосанился весь, выпятил грудь колесом, а затем поправил воротник кожаной куртки. Незаурядная внешность Паленого способствовала тому, что возле него всегда крутились знатные девицы. Не в смысле социального положения, а в смысле особо приятной наружности.
– Вам что, кроме как о бабах поговорить не о чем? – задавая этот вопрос, Рекрут в упор смотрел на Паленого из-под полуопущенных век.
Молодому жигану такой взгляд совсем не понравился. Вино словно встало поперек горла. О шестом чувстве Рекрута, благодаря которому ему не раз удавалось с равным успехом как избегать чекистских облав, так и распознавать измену, в жиганской среде слагались легенды. Неприятный предательский холодок побежал у Паленого вдоль позвоночника. Мысль о том, что Рекрут каким-то непостижимым образом догадывается о его сговоре со Сверчинским, не оставляла Паленого ни на секунду. А с другой стороны, перед мысленным взором жигана так же неумолимо вставал образ его престарелой матушки, находящейся сейчас где-то на попечении чекистов. Ее судьба напрямую зависела от действий самого Паленого. И он намерен был постараться.
– А о чем еще базарить? – Резо находился в приподнятом настроении.
– Хотя бы о том, что нам предстоит завтра.
– А что завтра? – как можно беспечнее поинтересовался Паленый.
Рекрут улыбнулся.
– По делу соскучился на деревенских-то харчах? Понимаю, Паленый, понимаю. Мять рукоятку «нагана» не менее приятно, чем женские прелести. Это я и по себе знаю. – Новоиспеченный хозяин Казани смял окурок в пепельнице и только теперь потянулся к стакану с вином. – А суть нашего разговора вот в чем. Лапа только что рассказал нам об одном выгодном дельце. Завтра к нам из столицы прибывают казначейские денежки. В золотых монетах. Сопровождают столь ценный груз шестеро красноармейцев. Но куда их шести винтовкам против нашей дюжины «наганов» и револьверов. Положим их всех на платформе и уйдем с хорошим наваром. Что скажешь, Паленый? Поучаствуешь?
– Спрашиваешь! – словоохотливость Рекрута и его открытость подкупили молодого жигана. Все прежние страхи и опасения как рукой сняло. Паленый и не чаял так быстро исполнить просьбу Сверчинского. Видать, фарт был на его стороне. – Когда я от стоящего дела отказывался? Тем более, раз ты сам за это берешься, Рекрут. Где ты – там удача. Это уж по всему проверено. А во сколько поезд-то прибывает?
– А почему ты спрашиваешь? – изумился Рекрут. – У тебя встречи какие-то на вечер намечаются?
Паленый мгновенно осознал свой прокол. Правый глаз его нервно дернулся, и он поспешил вновь пригубить вино, в расчете совладать с собственными чувствами.
– Да нет у меня никаких дел, – сказал он после небольшой паузы. – Просто, чтобы знать. Ну, подготовиться же нужно успеть.
– Так ты можешь прямо сейчас и начинать. Выпить с ребятами для храбрости. Или еще что там тебе требуется.
Паленый нервно засмеялся.
– Выпить – это я не против. Винца вот, например. А то в деревне что за пойло? Один самогон сивушный.
Он посидел для виду за столиком Рекрута еще минут пять, а затем, слегка захмелев, двинулся в противоположный конец зала, где под общий гам и веселье шла ожесточенная игра в карты. Рекрут проводил Паленого долгим наряженным взглядом.
– С тобой все в порядке? – тяжелая рука Резо опустилась на плечо друга. – Что-то ты стал мрачнее тучи.
– Со мной-то все нормально, – ответил Рекрут, не поворачивая головы. – А вот он мне не нравится.
– Кто?
– Паленый. Странно, но у меня какое-то нездоровое предчувствие зародилось. Еще как только он вошел. Лицо у него неестественное.
– Ты дуешь на воду, – небрежно отмахнулся Резо.
– Хотелось бы верить. Но ты же знаешь, как редко меня обманывает чутье.
Грузин вынужден был призадуматься. В том, что говорил Рекрут, бесспорно, было зерно истины. Хваленая интуиция отчаянного жигана не раз и не два спасала жизни им обоим. И Резо привык доверяться этому внутреннему голосу приятеля не меньше, чем сам Рекрут.
– Ну, допустим, с ним что-то не так, – он тоже глянул в спину сидящего теперь за карточным столом Паленого. – Но что?
– Не знаю. Пока не знаю.
– Тогда на кой черт, извини меня, ты рассказал ему про налет на поезд с казначейским золотишком?
– Ты тоже заметил его странную реакцию? – Рекрут наконец повернулся к нему лицом.
– Нет. Ничего я не заметил. Я лишь спросил тебя...
– Сделаем так, – решительно оборвал фразу соратника Рекрут. – Я хочу, чтобы ты приглядел за ним, Резо.
– За Паленым? Ну, хорошо. И как долго?
– Сегодня вечером, ночью и главное – завтра утром. Я хочу знать, куда он подастся, с кем будет встречаться, с кем разговаривать. Включая марух. Понял?
– Ладно, сделаю, – большого энтузиазма в голосе Резо не было. Он предпочел бы проводить время куда веселее, нежели таскаясь по городу за Паленым почти сутки. – Хотя, сдается мне, на этот раз твое хваленое чутье собирается подложить тебе свинью. Прежде у нас не возникало повода сомневаться в Паленом. И его поездка в деревню еще не повод...
– А ты уверен, что он был в деревне?
Резо предпочел оставить этот вопрос без ответа. Переубедить Рекрута сейчас не представлялось возможным. Опять же, один из тех случаев, когда тот уверен в своей правоте. И уверенность эта непоколебима.
– Я присмотрю за ним.
* * *
Казань. Площадь Московского вокзала
Крупная широкоплечая фигура отлепилась от стены и двинулась навстречу прибывшим. Станционный смотритель трижды подал сигнал колокольчиком, и поезд, с каждой секундой набирая обороты, тронулся с места.
– Вы от Графина?
Широкоплечий остановился рядом с Платоном, но смотрел не на него, а поверх его головы. Руки казанского уркагана были заложены за спину, и при каждом слове он слегка покачивался на носках хромовых сапог. Платон смерил его пристальным взглядом с головы до ног. В своем представлении московский вор видел встречающего совсем иначе. Мускулистая фигура казанца совершенно не сочеталась с его маленькой головой, казалось, сросшейся с бычьей шеей. Волосы коротко острижены, мясистый нос слегка свернут на бок. И глаза... Больше всего во встречающем Платону не понравились его глаза. Слишком уж неестественно прозрачными они выглядели. Будто стеклянные.
– Аякс? – на всякий случай осведомился москвич.
Казанец кивнул.
– Идемте за мной, – по-деловому бросил он и, тут же развернувшись, размашисто зашагал по привокзальной площади. – Экипаж уже ждет нас. И с нумерами я тоже договорился. Будете жить в «Глассоне». У меня есть там надежный человечек. Так что никто не станет задавать лишних вопросов.
Платон перехватил саквояж левой рукой, а правую сунул в карман длинного модного пальто. Пожав плечами, он двинулся за Аяксом. Шествие замкнул Кучер, молодой паренек, одетый под гимназиста минувшего столетия, до сих пор не проронивший ни слова. Весь багаж последнего, с которым он прибыл в Казань, составлял компактный футляр для скрипки. Ни дать ни взять, выпускник консерватории.
Аякс свистнул, подзывая экипаж. Затем остановился посреди площади и еще дважды качнулся на носках.
– Когда мы сможем увидеться с Рекрутом? – Платон подался вперед, и его губы почти соприкоснулись с мочкой уха казанского уркача.
Аякс резко обернулся.
– Я донесу до него известие о вашем прибытии прямо сегодня. Может быть, встречу удастся организовать уже вечером.
– Так Рекрут не знает?
– О чем?
– О том, что мы должны были приехать?
Некоторое время Аякс молча и сосредоточенно смотрел в глаза Платону. Затем опустил взгляд ниже и сфокусировал его на саквояже москвича. Правая ноздря на свернутом носе как-то угрожающе раздулась.
– Нет, – ответил он наконец. – Я посчитал, что так будет лучше. У Рекрута не будет много времени на то, чтобы подготовиться.
– Вообще-то, мы хотели с ним только поговорить, – счел нужным напомнить Платон.
– Я это и имел ввиду.
Экипаж остановился перед ними, и Аякс отодвинулся в сторону, предлагая гостям сесть первыми. Платон не стал возражать. Подобрав полы пальто, он ступил на подножку. Следом за ним в экипаже разместился и Кучер. Бережно поставил скрипичный футляр себе на колени и обхватил его обеими руками. Аякс занял место напротив.
