— Боюсь, ничем не смогу вам помочь, мистер Ромстед. То же самое я сказал полиции и адвокату, как его — Боллингу? Ваш отец приходил за этими деньгами, находясь в здравом рассудке, полной памяти, и я абсолютно уверен, что он был один.
— Но такое безрассудство совершенно не в его характере, он просто не мог так поступить! — настаивал Ромстед.
— Ну, насчет этого я с вами полностью согласен. Я был знаком с капитаном Ромстедом почти десять лет. Он был весьма здравомыслящим и на редкость консервативным человеком, к тому же превосходно разбирался в финансах. Я хорошо знал капитана, и поэтому подозрение у меня зародилось еще когда он в первый раз позвонил мне, в тот понедельник перед снятием денег со счета, и сообщил, что хочет получить всю сумму наличными. Обычно так не поступают. А самое главное — это глупо и очень опасно. Я старался отговорить его, но ничего не добился. Он потребовал поскорее очистить деньги от пошлин, сказал, что зайдет за ними в среду, и повесил трубку.
Может, вы знаете, что существует определенный тип мошенников, охотящихся за состоятельными пожилыми людьми. И хотя я был совершенно уверен, что тот жулик, который выберет в качестве жертвы вашего отца, совершит самую роковую ошибку в своей жизни, все-таки решил на всякий случай удостовериться, не выглядывает ли из-за ширмы третья заинтересованная сторона. Кроме того, я предупредил мистера Уилкинса, дежурного офицера охраны в зале. Он знал капитана Ромстеда в лицо.
— А вам, случайно, не известно, откуда отец звонил в понедельник?
— Нет, он не сказал. И теперь это уже невозможно установить: звонили через коммутатор, а они там тоже не знают, откуда поступил междугородный вызов.
— Он сказал, что перезвонит в среду утром, чтобы убедиться, готовы ли деньги. А сами вы не предлагали позвонить ему?
— Предлагал. Но капитан сказал, что не стоит беспокоиться, он позвонит сам.
— И когда он это сделал?
— Где-то в десять тридцать утра, в среду. Я сообщил ему, что деньги уже готовы, и он сказал, что прибудет минут через десять.
— А он оговаривал номиналы купюр? — спросил Ромстед.
— Да. По пятьдесят и сто долларов. Я распорядился, чтобы деньги пересчитали и держали наготове в подвале. Можете сами убедиться, что с этого места мне виден весь зал — от подвала до входных дверей, а через окна — даже часть тротуара перед банком. Я предупредил мистера Уилкинса, что капитан прибудет через несколько минут, так что он тоже был настороже. Ваш отец вошел в зал ровно в десять сорок.
— За ним шел кто-нибудь? — спросил Ромстед.
— Нет. Сразу же за ним — никого. Когда капитан Ромстед приблизился к моему столу, вошел еще один человек, но я его хорошо знаю. Это очень уважаемый в городе человек, у него свой ресторан недалеко отсюда, и он уже несколько лет является клиентом нашего банка… Так вот, капитан подошел к столу, вот сюда. Он нес небольшую сумку…
— Вы не помните, какую именно сумку? — перебил его Ромстед. — Какого цвета?
— Серую. Обычную сумку для авиабагажа, какую можно приобрести где угодно, даже в аптеке. Я предложил ему сесть, но он отказался; похоже, ему не терпелось поскорее со всем этим покончить. Я попытался еще раз убедить его, что ходить по улице с такой большой суммой денег очень опасно, но он только отмахнулся, всем своим видом демонстрируя, что не желает ничего слушать. Тогда я предложил ему заполнить бланк и подождать за моим столом, пока я принесу деньги из подвала, но он предпочел пойти вместе со мной. По дороге капитан достал свою чековую книжку и, остановившись у одной из стоек. Выписал чек. Подошел мистер Уилкинс, и мы втроем спустились вниз. Я попросил служащего принести деньги. Они, как и полагается, были в пачках, и, поскольку капитан доверял нашему банку и не потребовал пересчета, нам оставалось просто уложить их в сумку. Он поблагодарил меня и направился к выходу, мы с мистером Уилкинсом проводили его до дверей.
— И никто за ним не последовал?
— Нет. Мы были особенно внимательны на этот счет, но следующий посетитель вошел в банк только через несколько минут, и это снова оказался наш давний клиент. Мне эти деньги не давали покоя, поэтому я вышел на тротуар — хотел убедиться, что никто не поджидает капитана снаружи. Но он благополучно добрался до угла, дождался зеленого света и пересек Монтгомери-стрит. Он по-прежнему был один, за ним никто не следовал.
Ромстед мрачно кивнул:
— Да, похоже, все так и было.
— Выходит, ему никто не угрожал. Ведь пока капитан находился в банке, он мог сообщить мне об опасности, если таковая была, и никто бы не услышал. Кроме того, пока он стоял на перекрестке, мимо проехала полицейская машина.
«Но, черт побери, — подумал Ромстед, — что-то же должно быть! Убийства не происходят сами по себе».
— Сколько всего человек находилось в зале?
— За все это время несколько человек входили и выходили, но по-моему, в зале одновременно было не более восьми посетителей.
— А не было ли среди них кого-нибудь, кто показался вам странным? Может быть, незнакомый?
— Да, двое. — Ответ последовал незамедлительно. — Молодая женщина, блондинка в темных очках. Кажется, приобретала дорожные чеки. И длинноволосый хиппи с неопрятной бородой и повязкой на лбу. На нем было что-то вроде пончо, а на плече висела гитара.
— И что он делал? Вряд ли этот парень ваш постоянный клиент.
— Пересчитывал мелочь. Мне показалось, что он побирушка. — В голосе Рихтера прозвучала неприкрытая неприязнь. — Он появился за несколько минут до капитана и торчал у средней стойки с пригоршней пятаков, гривенников и четвертаков, которые складывал столбиками и пересчитывал.
— А он, случайно, не прятал руку под пончо, знаете, как это бывает в боевиках?
— Да нет. К тому же, когда капитан уже вышел, он какое-то время еще сшивался в зале. Возле окошка кассира. Менял свою мелочь на банкноты.
— Ничего не понимаю, — признался Ромстед. — Странно он все-таки себя повел. Вы предлагаете отцу присесть за свой стол, выписать чек и подождать вас с деньгами, но он отказывается. А затем вдруг останавливается у одной из стоек и выписывает чек за ней. У него была с собой ручка?
— Я предложил ему свою.
— Это не показалось вам странным?
— Н-нет. В общем-то нет. Нет ничего необычного в том, что он не хотел, чтобы я ходил за деньгами один — вдвоем с ним мы управились гораздо быстрее.
— А направляясь к подвалу, он остановился у стойки рядом с хиппи?
— Нет, подальше.
— Значит, хиппи не мог разглядеть сумму?
— Если только он не обладает исключительным зрением… — Рихтер запнулся, его глаза приобрели задумчивое выражение. — А знаете, пожалуй, что мог. Как я теперь припоминаю, этот бородач закончил свои подсчеты, собрал монеты и, пока ваш отец выписывал чек, прошел мимо него к окошку кассира. Но я не думаю, что это имеет большое значение. Если бы этот тип замышлял ограбление, то уж конечно догадался, чем вы втроем занимались в подвале. К тому же, как я уже говорил, после того как ваш отец вышел, он задержался в банке на несколько минут.
Все теории Ромстеда никуда не годились. С тяжелым сердцем он вернулся домой. Не мог же он одновременно ошибаться и быть правым?
— Если первое предположение верно, то должно быть верным и второе, — сказал он Майо. — И я, и Рихтер — мы оба упустили что-то важное.
— Совсем не обязательно, — откликнулась Майо. На ней были домашний халат и шлепанцы, однако она успела привести в порядок волосы и подкрасить губы. Майо сидела в глубоком кресле в гостиной, заложив ногу за ногу, и маленькими глоточками пила кофе. — Твоя ошибка в том, что ты исходишь из предположений, а не из достоверных фактов. С чего ты взял, что это не выкуп? А может, похитили его любовницу?
— Четверть миллиона долларов за какую-то бабу?
— А почему бы и нет? Твой отец из-за своей неразборчивости в связях тысячи раз подставлял себя под удар и в один прекрасный день оказался уязвимым. Он пришел за деньгами один, потому что они вынудили его это сделать. Им-то в банке нечего было делать.
— Нет, — покачал головой Ромстед. — Ты опускаешь самое главное. Зачем им заставлять его продавать акции? Ты когда-нибудь слышала, чтобы похитители опускались до обсуждения деталей? Выкуп требуют по телефону или в письме: «Нам нет дела до того, как ты будешь доставать деньги, парень, достань их, и дело с концом».
— Но откуда ты знаешь, что эти люди там были? Это опять сплошные догадки.
— Я уверен, что они приезжали к нему домой. Он был не один, когда разговаривал с Винегаардом, — вот почему он так странно себя вел во время беседы. В доме два телефона — один в спальне, а другой, параллельный, — на стене в кухне. Кто-то из этих убеждений находился у второго аппарата, пока остальные держали его на мушке.
Видишь ли, в случае шантажа или киднеппинга преступники всегда требуют определенную сумму. Жертве необходимо собрать ее за ограниченный срок, но как он будет это делать, никому не интересно. Если бы отца шантажировали, то он продал бы акции выборочно или хотя бы позвонил Винегаарду, чтобы посоветоваться. Но он и не пытался собрать какую-либо сумму, он продал весь список акций целиком, потому что к его виску был приставлен пистолет. И зная, что Винегаард начнет протестовать, заткнул его, пока тот не ляпнул об акциях из другого списка.
