Ознакомительная версия.
Ко всему этому можно приплюсовать странное видение, которое продефилировало передо мной в челне, когда я гужевал с Клипером в «Ё-мое». Хмырь в длинном плаще произвел на меня неизгладимое впечатление. От него явно исходила угроза.
Так бывает, когда в террариуме смотришь на разъяренную ядовитую змею. Ты знаешь, что между вами стоит толстое стекло и что она никак не может его пробить, чтобы добраться до тебя, но все равно на сердце холодок, а нервы натянуты как струны.
И наконец исчезновение Бетти. После ухода ее матери я вдруг понял, что она права – с моей подружкой случилось какое-то несчастью. Я просто уверовал в это, уж непонятно с каких соображение.
Интуиция. Предчувствие. Или как там все это называется. Меня даже дрожь пробила.
Нет, все это точно не к добру. На меня словно надвигалась монолитная стена, готовая в любой момент упасть. Упасть и раздавить, как лягушку.
Прищурив глаза, я даже увидел каменные глыбы, с которых она была сложена. Стена была как живая – меняла очертания, бугрилась, росла, словно ее снизу что-то подпитывало.
Черт побери! Что все это значит!?
После ухода матери моей подружки я сидел и размышлял минут десять. Конечно, мыслитель из меня хреновый, но ситуация требовала хоть какого-то анализа.
Но в голову, как назло, не пришла ни одна толковая мысль. Верно говорят, что мозги нужно тренировать. Но по окончании института (я поступил туда только из-за уважения к своим родителям и под их сильным нажимом) мое серое вещество большей частью отдыхало.
Так что я лишь тупо перебирал всякие мыслимые и немыслимые варианты, связанные с исчезновением Бет, у которых напрочь отсутствовала логика. В своем смятении я напоминал детектив, написанный какой-нибудь современной писательницей – ни четкой сюжетной линии, ни интересных коллизий, лишь не связанные ничем отдельные эпизоды и сплошной базар-вокзал, пустая бессмысленная болтовня.
Вот такое творилось в моей башке.
Наконец, не выдержав напрасного бурления бестолковых мыслей, я принял, пожалуй, единственное толковое в данной ситуации решение, о котором уже думал ранее. Я сел за телефон и начал обзванивать своих приятелей.
Лучше бы я сделал это не сейчас, а ближе к вечеру. Несмотря на дневное время, народ еще дрых в своих кроватках. Все, кому я звонил, были ночными птицами, и обычно спать ложились не раньше пяти утра. Ну просто какие-то вурдалаки.
Большинство из моих корешей убивали время в ночных барах и казино, ну, а некоторые, особо патриархальные личности, гужевали в домашних условиях с привлечением особ противоположного пола, не страдающих повышенной целомудренностью.
В общем, куда бы я ни звонил, почти все посылали меня на три буквы. По-моему, они даже не понимали, кто с ними разговаривает. Сукины дети…
И только последний звонок дал мне маленькую надежду. Так всегда бывает, если ищешь что-то очень важное – нужный тебе результат находится в конце цепочки, и чаще всего ты натыкаешься на него совершенно случайно.
– Ник, это ты? – раздался на другом конце провода сонный голос моего закадычного дружка и тоже нумизмата Лехи Давайте-Жить-Дружно.
Давайте-Жить-Дружно – это его кликуха. Дело в том, что Леха с детства представлялся всем Леопольдом. Ну не нравилось ему имя Леонид, и все тут. Хотелось чего-то нестандартного, возвышенного. А имя Леха – это сплошная проза. Он долго не мог простить родителям, что они так его назвали.
Поначалу все было нормально. Леха подрос, и почти все знакомые начали величать его Леопольдом. Леха просто млел, когда слышал это козырное имя. Но все хорошее когда-нибудь заканчивается. Проблемы начались, когда вышел мультфильм про кота Леопольда.
Леху тут же переименовали, использовав знаменитую фразу мультяшного тезки, которую он сказал двум нехорошим мышам: «Ребята, давайте жить дружно». Леха и впрямь в любом споре всегда занимал примиренческую позицию. Он был очень добрым и отзывчивым человеком.
Прозвище прилипло, словно банный лист. С одной лишь разницей: лист можно было смыть, а кликуху – практически никогда. Спустя какое-то время бедный Леха уже слышать не мог имени Леопольд, а на того, кто в дружеской беседе забывался и произносил фразу «Давайте жить дружно», он кидался едва не с кулаками.
А еще Леха был потрясающим ловеласом, несмотря на то, что до писаного красавца он явно не дотягивал. Леха мог снять любую девушку. Иногда он проделывал такие вещи на спор.
Мы садились в троллейбус, я выбирал на мой взгляд совершенно неприступную кралю, и Леха шел в атаку. Его «боевые действия» обычно длились недолго. Через две-три остановки он возвращался ко мне и говорил: «Все, старик, ты проиграл. Но сильно не переживай. Она придет ко мне сегодня вечером и приведет свою подружку. Для тебя».
И еще не было случая, чтобы золотая рыбка сорвалась с его крючка. Я только диву давался и завидовал. Похоже, Леха обладал какой-то магнетической энергией; или специфическим запахом, на который юные прелестницы бросались, как кошки на открытый пузырек с валерьянкой.
Нужно сказать, что позвонил я Лехе от полной безнадеги – машинально. Он был последним в моем списке, и я знал, что, по идее, Леха в данный момент должен быть в Москве. Там у него образовались какие-то дела.
– Не узнаешь? – обрадовано ответил я вопросом на вопрос.
– Как не узнать? Какой еще идиот, кроме тебя, может поднять меня с постели в такую рань.
– Ничего себе рань… Уже давно за двенадцать перевалило. Ты опять всю ночь бухал?
– Не опять, а снова. У меня гости.
– А когда их у тебя нет?
– Короче, Склифосовский, тебе чего надо? Я еле голову оторвал… от подушки. Глаза… сами… закрываются…
По голосу я понял, что сейчас Леха уснет прямо с телефонной трубкой в руках.
– Проснись! – рявкнул я во всю мощь своих легких. – У меня вопрос есть.
– Спрашивай быстрее… извини… момент… – В трубке что-то забормотало, как будто вода в сливном бачке.
– Бет у тебя!? – снова заорал я в трубку, опасаясь, что наш разговор может прерваться в любой момент.
– Не лезь… – бубнил Леха кому-то. – Говорю тебе – дай отдохнуть! Я же не трактор… Это ему все по барабану, он железный и может пахать сутками. Спи малютка, спи… Потом, попозжа… – Раздался звук поцелуя.
– Алло, Леха!
Не кричи, я не глухой. Приходи, найду я тебе Бет. Здесь она. Только прихвати с собой беленькой и шампусика. Да побольше. Шамовка у меня есть…
И телефон отрубился.
Бетти объявилась! Ур-ра! Наконец-то. Надо позвонить ее мамаше. Иначе она поднимет на ноги всех ментов. Целеустремленная женщина, от нее просто так не отбрыкаешься. Теперь я точно знал, что Бет по характеру пошла в свою родительницу.
Я набрал номер домашнего телефона Лизаветы, но в ответ получил лишь длинные гудки вызова. К аппарату так никто и не подошел. Значит, мамаша не послушалась меня и сейчас штурмует райотдел милиции. Наверное, на ее месте и я бы так поступил.
Материнское сердце – это сплошной обнаженный нерв. По себе знаю. Моя маманя до сих пор считает меня несмышленышем, мальцом, и старается уберечь от всех напастей. От ее советов и назиданий у меня иногда голова пухнет.
Я примелся к Лехе через час. За это время я успел побриться, помыться, переодеться, купить в гастрономе все, что нужно, найти такси и доехать до дома, где жил Леха-Леопольд.
Конечно, такси можно было и не брать, так как Лехин дом находился почти рядом с моим – через два квартала. Но, зная его аппетиты, я набрал водки и напитков словно на Маланину свадьбу. Поэтому тащить неподъемные пакеты на своем горбу мне как-то было не в масть.
Не забыл я и про закуску. По понятиям Лехи, закусь в пьянке – это прилагательное. Обычно он обходился тем, что мог найти в своем холодильнике. А там, насколько я знал, кроме банки с килькой в томате, засохшего куска сыра каменной твердости и бутылки кефира, больше ничего не было.
Меня воодушевлял тот факт, что Бет и впрямь могла, не дождавшись такси, (она была в этом плане очень принципиальной; опоздал, парниша, – катись дальше, а я найду себе другую тачку) пойти к Лехе, который и познакомил нас. Как я об этом раньше не подумал?
С такими радостными мыслями – слава Богу, нашлась! – я и позвонил в дверь Лехиной квартиры. Нет, я не просто тренькнул разок. Я давил на кнопку звонка, пока он, образно говоря, не раскалился.
Мне было хорошо известно, что если Леха спит, то его можно поднять лишь бабахнув возле уха большой петардой. Кстати, я сильно удивился, когда он спросонку поднял телефонную трубку. Наверное, Леха мало выпил.
Мне открыл не он. На пороге, безмятежно улыбаясь, стояла обнаженная девица. Ну не будешь же считать одеждой бусы на шее и прозрачный шифоновый шарф, которым она пыталась прикрыть свои прелести. Ей было от силы восемнадцать лет.
– Вы друг Леши? – сонно щурясь, спросила она нежным голоском, в котором явно прозвучал какой-то подтекст; и, не дожидаясь ответа, продолжила: – Он сказал, чтобы я впустила вас, когда вы придете. А я уснула… Извините…
Ознакомительная версия.
