– И куда ты пошел?
– Я пошел садовником в Институт Мерлена, на целых пять лет.
– В Невере?
– Недалеко от Невера.
– Ты говоришь, Институт Мерлена? Это что за институт?
Клеман поднял руку, ему было непонятно.
– Там уроки идут, – сказал он. – Это институт, где есть уроки для учеников, больших учеников, для взрослых. А вокруг там парк, в нем я был вторым садовником.
– А там у тебя бывали неприятности?
– Да нет, не было.
– Подумай хорошенько. Как там к тебе относились? Хорошо?
– Хорошо.
– Драк не было?
Клеман долго мотал головой.
– Нет, – сказал он. – Я лично ненавижу драки. Мне там было хорошо, очень хорошо. Господин Анри научил меня играть на аккордеоне.
– А кем он работал?
– Профессором…
Клеман задумался, надавив на нос.
– …экономики, – сказал он. – Я тоже ходил на уроки, когда шел дождь.
– Какие уроки?
– На всякие. Они без конца там шли. Я заходил через заднюю дверь.
Клеман внимательно посмотрел на Луи.
– Я не все слова понимал, – признался он.
– И там у тебя не было врагов, ни одного?
– Да нет, ни одного.
– А потом, после Института Мерлена?
– Все стало совсем не так… Я спрашивал во всех садах в Невере, но у них уже были свои садовники. Тогда я стал играть на аккордеоне. Я это делал с двадцати одного года.
– Ты играл на улице?
– Везде, где люди деньги дают. Меня лично знают в Невере, зовут играть в кафе по субботам. У меня есть деньги на комнату и на все, что может человеку понадобиться для жизни.
– А драки были?
– Не было драк. Я не люблю драки. Я никогда ни с кем не ссорюсь. Я живу спокойно, и мой аккордеон тоже. Это хорошо. Мне нравилось быть садовником у Мерлена.
– Почему же ты оттуда ушел?
– Да из-за той девушки, которую в парке изнасиловали.
Луи аж подпрыгнул:
– Девушки? Ты изнасиловал девушку?
– Да нет же.
– Там драка была?
– Никакой драки не было. Я взял шланг с холодной водой и облил тех парней, так делают, когда хотят собак разделить. И это очень хорошо их разделило. Вода была ледяная.
– Кого ты облил?
– Тех негодяев, которые насиловали женщину, и других, которые ее держали. Я их садовым шлангом облил. Вода была ледяная.
– А… скажи-ка… этим парням понравилось?
– Вовсе нет! Вода была ледяная, а у них ляжки голые и задницы тоже. Это все-таки очень холодно, если говорить о температуре воды. И это разделило их и ту женщину. Один хотел меня убить. Даже двое.
В комнате повисла гнетущая тишина. Луи сидел молча, медленно приглаживая рукой волосы. Солнечный луч скользнул сквозь ставни и лег на деревянный стол. Луи провел по нему пальцем. Марк смотрел на него. Его губы были сжаты, лицо напряжено, но зеленые глаза оставались, как прежде, ясными и светлыми. Как и Луи, Марк понял, что они что-то нащупали. И хотя это пока было зыбко и неясно, но это было что-то важное. Даже Клеман что-то почувствовал. Он по очереди оглядел их обоих и вдруг зевнул.
– Ты хоть не устал? – озабоченно спросил Луи, снова вынимая ручку и блокнот.
– Я справлюсь, – важно ответил Клеман, как будто перед сном ему еще предстоял марш-бросок на двадцать километров.
– Давай, парень, держись, – в тон ему ответил Луи.
– Хорошо, – сказал Клеман, расправляя плечи.
Клеман говорил больше часа, иногда даже вполне свободно. Он уже много раз рассказывал эту историю полиции, и у него в памяти остались целые фразы, поэтому говорить было легко. Иногда разговор буксовал, как машина на дороге. Или Луи не понимал Клемана, или Клеман поднимал руку, чтобы дать знать Луи, что потерял нить. Разговор часто петлял и путался, оба собеседника одинаково терпеливо возвращались к тому, что было им непонятно. Восстанавливать хронику событий было трудно, но Луи в конце концов более-менее понял, что произошло, несмотря на белые пятна, которые Клеман не в силах был заполнить. Луи теперь не хватало только простых деталей – дат, мест, фамилий людей.
Он взглянул на свои записи.
Невозможно понять, случилось это в апреле или в июне, но тогда было тепло, и как раз перед тем, как Клемана уволили. Итак, все произошло весной, девять лет назад. Клеман спал с открытым окном в комнате над гаражом, когда далеко в парке послышались крики. Он прибежал на крик, который становился все глуше, и увидел троих мужчин, которые издевались над женщиной. Двое держали ее, а третий лежал сверху. Ночь была довольно светлая, но у мужчин на голове были капюшоны с прорезями для глаз. Женщину он узнал, она преподавала в институте. Как ее звали, Клеман не помнил. Он сразу подумал о воде и побежал к поливальному крану. Когда он размотал шланг и бегом вернулся назад, ему показалось, что на женщине был уже другой мужчина. Он открыл воду на полную мощь и «выстрелил» в насильников. Вода была ледяная, Клеман повторил это раз пятнадцать. Он с удовольствием пояснил Луи, что струя была очень мощная, специально для поливки лужаек, очень пронзительная, бывает очень больно, если получить такую в упор. Надо было видеть, что стало с теми полуголыми типами, когда он их облил. Они бросили женщину, которая сразу отползла в угол и свернулась там клубочком. А мужчины вопили и проклинали, пытаясь поскорее натянуть мокрые штаны. Клеман объяснил, что надевать мокрые брюки очень неудобно, потому что они липнут к телу. Он с остервенением поливал мужчин. Один из них бросился к Клеману, чтобы побить его или даже убить. Но он направил струю прямо ему в капюшон, и парень взвыл от боли. Клеман воспользовался этим и сорвал с него капюшон. И парень, даже не натянув до конца штаны, побежал следом за двумя другими, все время оглядываясь и осыпая Клемана проклятиями. Потом Клеман завернул кран и подошел к женщине, стонавшей на земле. Она была вся в «грязи», сказал Клеман. Ее избили, по лбу текла кровь. Он снял футболку и положил на женщину, чтобы прикрыть ее, а что делать дальше, он не знал. Только теперь он запаниковал, не зная, как поступить. С тремя негодяями, шлангом и водой было просто. Тут прибежал директор института – Клеман знал его имя – Мерлен, назывался и сам институт. Сначала, увидев Клемана возле растерзанной женщины, он решил, что Клеман ее изнасиловал. То же самое сначала думала и полиция, поскольку Клеман был единственным свидетелем. Топчась на мокрой, как губка, траве, директор приподнял женщину и попросил Клемана помочь донести ее до сторожки. Только тихо, чтобы студенты не сбежались. Там они вызвали полицию и «скорую» для женщины, которую потом увезли в больницу. Полицейские увели Клемана и отпустили часа через два. С него взяли подписку о невыезде.
Но, тут Клеман заволновался, женщина умерла ночью в больнице. А утром один из студентов института был найден мертвым в Луаре. Снова вызвали Клемана. Утонувшим оказался тот самый парень, с которого он сорвал капюшон. Раньше он хорошо помнил его имя, это был высокий парень, который любил его дразнить. Эрве какой-то. Сейчас он не мог вспомнить фамилию. Пусле или Русле, что-то в этом роде. Полиция решила, что этот самый Эрве, поняв, что его узнали, убил в больнице свою жертву, решив затем избавиться от Клемана. Но не выдержал и бросился в реку.
Потом директор Мерлен сказал Клеману: будет лучше для института, чтобы об этой истории забыли, и что ему надо искать работу в другом месте. Он написал ему длинное письмо, в котором говорилось, что Клеман очень хороший садовник.
– Мне было жалко уходить, – сказал Клеман. – И директору тоже было жалко. Мы хорошо с ним ладили.
– А два других насильника? Ты примерно представляешь, о ком речь?
Клеман поднял руку.
– Ты знал, кто они?
– Я не мог их узнать из-за капюшонов. Самый маленький быстрее всех убежал, потому что у него брюки были надеты…
Клеман медленно покачал головой.
– Я самолично совершенно не представляю, о ком речь, – произнес он с сожалением. – Он был старый, примерно лет пятидесяти.
– То есть сейчас ему шестьдесят, – сказал Луи, продолжая записывать. – А почему ты решил, что он старый?
– Из-за его рубашки. Такие старики носят. А под ней была майка.
– Как же ты ночью разглядел на нем майку?
– Так ведь из-за воды, – простодушно пояснил Клеман, глядя на Луи как на дурака. – От воды одежда становится прозрачной.
– Ах да, извини. А другой?
– У другого были штаны спущены, – сказал Клеман, злорадно улыбаясь. – Я его ненавидел. А из-под капюшона, пока я ему живот поливал, он кричал: «Я тебе еще укажу. Я тебе укажу». Я не понял.
– «Я тебе покажу», – предположил Луи.
– А какая разница?
– Это значит, что у него на тебя зуб. Клеман поднял руку.
– Это значит, что он тебя ненавидит, – повторил Луи.
– Я тоже его ненавижу, – злобно отозвался Клеман.
– Ты его узнал? Даже в капюшоне?
– О да, – гневно сказал Клеман, – он был в своем старом нечистом бежевом поло, и это был его голос, его отвратительный голос.
