Позже, не раз вспоминая это, Карл спрашивал себя, почему он так ответил?
Когда он встал на ноги, Адамс прошептал:
— Мертв? — А так как ему никто не ответил, простонал: — Милостивый, милостивый Иисусе!
Оукли бросил взгляд на Луизу и уловил на ее лице радостное удовлетворение. Но оно было таким мимолетным, что, должно быть, просто ему показалось.
— Мертв, — ответил он хриплым голосом. И зачем-то повторил: — Мертв.
Сидя в огромном рабочем кресле Коннистона, Карл молча наблюдал за лицами собравшихся, которые уже во второй раз прослушивали пленку с записью разговора с похитителем. Они вели себя по-разному. Одеревеневшая, ошеломленная Луиза, не мигая, следила за медленно вращающимися бобинами магнитофона; у белого от ужаса, с глазами, полными отчаяния, Фрэнки Адамса дрожали губы, и казалось, он вот-вот разразится слезами; сидящий на стуле с прямой спинкой огромный Диего Орозко был спокоен и сосредоточен.
У самого Оукли все еще дрожали мышцы рук и спины от тяжести мертвого тела Эрла Коннистона. Он только что с большой осторожностью отнес его, раздетого и завернутого в простыню, в холодильную камеру. Странно, что с умершими люди обычно обращаются очень нежно. Пальцы рук и ног Карла слегка онемели, потеряв чувствительность, но его мозг работал удивительно четко.
Пленка докрутилась до конца. Орозко что-то неразборчиво проворчал. Луиза и Адамс молчали.
— Вот почему, — глухим, но четким голосом проговорил Оукли, — мы не можем позволить, чтобы известие о смерти Эрла вышло за пределы этой комнаты. Если похититель об этом узнает, я не дам и двух центов за то, что Терри останется жива. Что скажешь, Диего?
— Конечно. Ты абсолютно прав.
Луиза сидела неподвижно, словно парализованная. Нейлоновый халатик, небрежно накинутый на голое тело, распахнулся на ее груди. Волосы были в беспорядке, лицо белое как мел. Впервые на памяти Оукли она была безразлична к своему внешнему виду. Но в следующее мгновение лицо ее изменилось, каким-то образом напомнив Карлу сломанную механическую игрушку. Ему потребовалась целая минута, чтобы осознать, что Луиза ритмично качает головой, будто что-то отрицая. Чтобы вывести ее из шока, он нарочито грубо сказал:
— Хватит демонстрировать свои прелести! Прикройся!
— Заткнись, — с ядом огрызнулась она.
— Мне необходимо с тобой посоветоваться. Тебе надо обратить внимание...
— Это тебе надо, — бросила Луиза с ледяным презрением.
Фрэнки Адамс как-то по-стариковски поднялся, подошел к ней, запахнул халатик, потуже затянул на нем поясок. Распрямившись, пробормотал:
— Хочется выпить.
— Ладно, — отозвался Оукли. — Позаботься об этом.
— Ты можешь заткнуться? — взвизгнула Луиза.
— Не кричи! — прикрикнул на нее Оукли. — Я не глухой.
Орозко подошел к Луизе, взял ее руку и начал ее растирать большими коричневыми ладонями. Как ни странно, она ее не отдернула.
Оукли покинул кресло, вышел из комнаты следом за Адамсом и остановился в дверях, наблюдая, как тот у бара разливает напитки. Наполнив очередной бокал, Адамс протянул его Карлу:
— Хочешь?
— Нет, — отказался Оукли, ему была нужна ясная голова.
— Официант, у меня муха в супе, — неожиданно произнес обиженным голосом комедиант, усаживаясь в кресло. Затем, глянув на Оукли, мрачно добавил: — Чек, пожалуйста. — Он попытался выдавить улыбку, но, не выдержав пристального взгляда Оукли, отвел глаза и одним глотком уничтожил половину своего напитка.
Оукли прижался плечом к косяку двери и потер руки.
Оба молчали довольно продолжительное время, в течение которого Оукли продолжал внимательно смотреть на клоуна. Наконец это начало действовать тому на нервы, что и требовалось. Скорчившись, Адамс произнес:
— Слушай, видит бог, я не хотел, чтобы так произошло. Откуда я мог знать, что он к нам ворвется? Она сказала, что он не был в ее спальне уже три месяца.
— Ты ударил его как профессионал. Где ты этому научился?
— Карлик, вроде меня, выросший в нижней части Ист-Сайда, должен уметь драться. Кроме того, я начинал в бродячем цирке акробатом.
— Я это подозревал.
— И что же это должно означать?
— Я — юрист. Может быть, неуклюж в уголовном кодексе, но, кажется, припоминаю, что специфические навыки некоторых борцов и атлетов с точки зрения закона расцениваются как смертоносное оружие. Например, кулаки профессионального актера.
— Ты говоришь...
— Я только размышляю.
— Хочешь напугать меня до смерти?
Оукли покачал головой, а Адамс уже переключился на другое:
— Зачем ты впутал этого жирного увальня?
— Орозко? Эрл хотел, чтобы он приехал.
— Чтобы все обделать с похищением?
— Да.
— И как много ты ему рассказал о смерти Коннистона?
— Достаточно.
— Каковы гарантии, что он не подует в свисток?
— Диего работает на меня. Если кто-нибудь и подует в свисток, то это буду я.
Адамс вспыхнул, вскочил, наполнил свой бокал и задал вопрос:
— Кто тебя выбрал отдавать тут приказы?
— Хочешь, чтобы я поднял трубку и сообщил, кто убил Эрла?
Адамс прикусил язык. Но Оукли надо было его убедить, поэтому он нажал еще:
— Что ты собираешься делать, Фрэнки? Позвонить в полицию и сообщить им, что Эрл застал жену с любовником, а ты его убил, чтобы правда не выплыла наружу? Причем убил ногами акробата, что может быть классифицировано ревностными обвинителями как смертельное оружие?
— Все было не так! Ты же знаешь, это было не так!
— Быть может. Но если Луиза и я сойдемся на этой версии и будем на ней стоять, тебя заберут.
— Чепуха! Этот сукин сын напал на меня, как маньяк. Это была самооборона, несчастный случай, и вообще все только слова...
— Точнее сказать, слова обанкротившегося третьеразрядного с темным прошлым комика из ночного клуба против слов уважаемого члена клуба и вдовы мультимиллионера. Представь себя на месте суда присяжных, кому ты больше поверишь?
— Ублюдок, — с силой прошипел Адамс. — Тебе нужен козел отпущения, и ты выбираешь меня. Так? Послушайте, леди и джентльмены, перед вами Фрэнки Адамс, десятикратный неудачник...
— Это будет не так.
— Ты уже все продумал. Иди готовь для меня веревку.
— Нет. Все можно обыграть по-другому. Если ты, конечно, не хочешь скандала в суде, газетах и закончить жизнь с головой в мешке.
— Ты шутишь?
— Думай как хочешь.
— Ну и какой же у меня выбор?
— Допустим, ты, я и Луиза сидели в гостиной, играли в карты и вдруг услышали какой-то глухой удар. Пошли выяснить, в чем дело, и обнаружили Эрла, который поскользнулся на коврике, упал, ударился головой о столбик кровати. Мы рассказываем эту историю, я вызываю доктора, и он подписывает свидетельство о смерти в результате несчастного случая.
Адамс сидел открыв рот, с опаской наблюдая за Оукли.
— Интересно, где это ты найдешь доктора, который такое подпишет?
— За большие деньги всегда можно купить немного безвредной лжи и много молчания. Ну как тебе такое, Фрэнки?
Комедиант прижал подбородок к плечу, как застенчивый школьник, пытающийся найти ответ на вопрос учителя.
— Что я должен делать?
— Я дам тебе знать. Только впредь ты ни о чем не скажешь ни слова, прежде чем не посоветуешься со мной. Ясно?
— Послушай, с первого раза, когда меня на детской площадке свалили три больших мальчика, я научился не бороться с сильными. Не беспокойся.
— Не буду, — откликнулся Оукли и выдал ему натянутую улыбку, явно лишенную доверия.
* * *
Она вернулась в офис. Луиза выглядела лучше, на ее лице появились краски. Она сидела в кресле, судорожно сжимая пальцами его ручки, и тревожно следила за Карлом, пока он пересекал комнату.
Оукли опять уселся в кресло Эрла, прикрыл глаза и спокойно произнес:
— Итак, вы все слышали пленку. Я рассказал вам, что хотел сделать Эрл. Думаю, он был чертовски не прав. Но посмотрим. Диего, что скажешь насчет этой записи?
— Я только что прослушал ее снова. Думаю, сукин сын знает, что говорит. Ты спрашиваешь моего совета? Обычно в подобных случаях звонят в полицию и ФБР, а они рекомендуют выполнить требование похитителей и выплатить выкуп. Все просто: так гораздо больше шансов вернуть жертву живой, если не раскачивать лодку.
— Раскачивать лодку, — недоверчиво пробормотал Адамс. — Боже мой, лодка уже затонула.
Не обращая на него внимания, Оукли обратился к Орозко:
— У меня такое чувство, что следующим твоим словом будет «но...».
— Да. Терри сказала, что один из них хочет ее убить, чтобы она не смогла их опознать. Означает ли это, что Терри видела лица всех? Или они держат ее с повязкой на глазах, но один из них лишь хочет подстраховаться на всякий случай. Но она слышит их голоса...
— Какая разница? — неожиданно отреагировала Луиза.
— Большая, леди. Если они держат ее с повязкой и она не видит их лиц, то, возможно, они действительно собираются освободить ее после получения выкупа. Но если они даже не позаботились прикрыться, это совсем другое дело.
