— Тогда надо прибегнуть к нашей "крыше", — Брод тоже закурил, — в конце концов, мы здесь не случайные барышники…
— Согласен, но у нас горит заказ почти на миллион долларов, а ты ведешь речь о какой-то "крыше"…Ты же знаешь, что такие разборки в один день не заканчиваются и я не уверен, что наша «крыша» более могущественна, чем его…Чтоб вы знали, на Музафарова работают официальные силовые структуры, вплоть до контрразведки…Захотят — нас закроют и…зароют…
После того как Блузман и два других, приехавших с ним, человека отбыли, Таллер с
Бродом поднялись наверх и вышли на балкон.
— Меня, Веня, серьезно волнует утечка информации, — сказал Таллер. — Я просто в недоумении, где мы могли проколоться…У тебя два новых человека… — уже без прежнего напора заметил Таллер.
Брод тут же отпасовал этот посыл.
— За Карташова я отвечаю головой! Вместе кормили клопов в рижском СИЗО, и я имел прекрасную возможность узнать его.
— Но у тебя есть еще один новенький…Я имею в виду Одинца.
— Тоже отпадает на сто процентов. Его нам рекомендовал сам Соловей…Соловьев Гена…
— Но с него теперь не спросишь…Те, кто лежат на кладбище, имеют дурную привычку молчать…Но чудес-то не бывает, Веня! — Таллер стал опять разогреваться. От долгих разговоров и сигарет лицо у него покрылось пепельной бледностью, а под черными глазами обозначились тени. — Ладно, если ты так уверен в своих людях, бери Музафарова на себя…Надо его просветить и заодно выяснить, какого высокого чина он имеет в виду…От этого будет зависеть цена и скорости, с которыми мы будем вести поиск доноров… А пока работаем в обычном режиме…Сколько человек ты завтра думаешь задействовать на водохранилище?
— Поедем на двух машинах "скорой помощи" — это шесть человек и машина прикрытия…
— Будь осторожен, чтобы полоса неудач не сыграла с нами злую шутку…
— Не все зависит только от нас…Пойдем, на дорожку выпьем, я что-то продрог… После совещания их позвали ужинать.
Карташов с Одинцом сидели с края стола и разделывались с лобстерами. Аппетит после поездки на водохранилище у них был зверский.
— Мцыри, попробуй это, — Одинец подал Карташову тарелку с большим куском холодного мяса и разнообразной зеленью.
Усевшийся за стол Таллер сам налил себе полфужера коньяка и сразу же выпил. Закусил хвостиком петрушки, после чего сразу же закурил.
— А где Галина? Веня, куда ты запрятал свою красавицу? — спохватился Таллер. Большой ценитель женской красоты.
— Она на кухне, сейчас подойдет.
В гостиную, наконец, вошла Снежко. На ней было темное с глубоким каре платье, с рубиновым кулончиком. На «шпильке» она казалась еще стройнее и все, кто был за столом, бросили свои алчные взгляды на ее ноги.
Она села рядом с Бродом, он ее обнял за плечи и что-то негромко сказал. Женщина поднялась и пошла наверх. Вернулась с гитарой.
— Мцыри, спой, — попросил Брод. — Николай говорит, что вы с Саней организовали дуэт, — через стол Брод протянул Карташову гитару.
— Давай, Серый, не стесняйся, — попросил Одинец. — Что-нибудь задушевное. Карташов отодвинулся от стола, чтобы дать свободу гитаре, и начал подбирать аккорды.
Жалобно стонет ветер осенний,
Листья кружатся поблекшие,
Сердце наполнено чувством томления,
Помнится счастье ушедшее…
Он пел негромко, но тишина, вдруг возникшая за столом, усиливала его голос и каждый звук шестиструнки. В какое-то мгновение Карташов поднял глаза и увидел лицо Галины. Он мог поклясться, что она ждала его взгляда.
Таллер, откинувшись на спинку стула, в своей вальяжной позе, курил «Уолл-Стрит», зажав сигарету между средним и безымянным пальцами.
— Неплохо, черт возьми, — сказал Таллер. — Спел с душой, а это главное. Ты, Мцыри, сам рижанин?
— Во всяком случае, я там родился, — засмущавшись, ответил Карташов.
— И там же подсел, — пояснил Брод. — "Черный берет", гроза националистов, за что и был наказан.
— Неплохого кадра ты, Веня, заполучил, — Таллер взглянул на часы. — Николай, пусть твои люди поменяют номера на моей машине. — Он поднялся с места, и без прощальных церемоний вышел из-за стола. В сопровождении Николая покинул дом. Галина с приходящей домработницей принялись убирать стол. Теперь на Галине был цветастый фартук, но «шпильки» остались на ней. Карташов слышал стук ее каблучков и это его бодрило, словно свежий ветерок. Неприхотливая память напомнила ему сцену в ванной комнате и все его нутро обдало кипятком.
Когда он уже был в комнате, без стука вошел Брод. Он был заметно навеселе.
— Тебе, Мцыри, придется на время сменить бивак…Переехать к Одинцу. А чтобы вам не было скучно, возьмите с собой гитару… Когда-то на ней играл Высоцкий…
— Я не против, — сказал Карташов и не стал расспрашивать Брода о причине такого решения.
Брод молчал, курил и прищуренным от дыма глазом взирал куда-то в пустоту. На следующий день Карташов переехал к Одинцу, в Чертаново, недалеко от Варшавского шоссе…
Бойня на Учинском водохранилище
Из Ангелово они выехали на «шевроле», за рулем которого находился Карташов. Рядом курил и одновременно лузгал семечки Одинец.
— Мне нравится вечерняя Москва, — сказал он и прильнул к лобовому стеклу. — Что-то не пойму, то ли дождь начался, то ли у меня в глазах рябит.
— Оптический обман, преломление лучей…Между прочим, дождичек не помешал бы,
— Карташов перекинул сигарету с одной стороны губ на другую.
… Он ощущал некоторый дискомфорт, отчасти от внезапно возникших ассоциаций. Вспомнился давний рейд по ночной Риге, когда в милицейском «уазике» они утюжили ее темные предместья, вылавливая всякую шантрапу и самогонщиков. Это было время, когда ОМОН только-только начал брать верх над разнузданным криминалитетом.
Его взвод патрулировал южную часть города, взвод Бандо — западные, прилегающие к порту, районы. Однажды они увязались за бешено мчавшейся иномаркой, водитель которой проигнорировал их приказ остановиться. Гонка проходила по окраинной части Риги и привела их в пределы, контролируемые Бандо.
Преследуемая машина, преодолев придюнную зону лесополосы, вырвалась к заливу и ушла в сторону Мангальского маяка. И как только их «уазик» тоже выскочил на пляж, Карташов и его бойцы увидели трассирующие цепочки, исходящие от темной береговой линии. Он приказал водителю подать вправо и приблизиться к непонятному источнику автоматической стрельбы. Однако близко подъезжать не рискнули. Остановившись за пустой дачей, дальше пошли пешком. Внезапно стрельба прекратилась и они отчетливо услышали зычный голос Бандо:
— В воду, дешевки, и — бегом!
Когда они приблизились, в метрах двадцати от берега увидели застывшие человеческие силуэты. А на берегу наряд омоновцев — четверо во главе со своим командиром.
Раздался треск автоматной очереди и в темноту полетели огненные сверчки. Они пластались низко, над самыми головами тех, кто находился в воде.
— Ну, что, придурки, не моете свои патриотические яйца!? Радуйтесь, что я с вами еще разговариваю…
Пули снова полетели в сторону залива, вплотную приблизились к воде и силуэты людей, видимо, спасаясь от пуль, с головой ушли под воду.
Карташов шагнул вперед и крикнул:
— Отставить! — и сблизившись с Бандо, сильно ударил ладонью по автомату, уводя его ствол в зенит звездного неба.
Бандо, набычив шею, зло зырнул на непрошеных гостей.
— Отвали, Карташ! Это не твой район, — автомат его уперся в грудь Сергея.
— Ты снова пьян, Слон! Остановись пока не поздно…
Подошел один из бойцов и попытался отвести ствол от груди Карташова, однако Бандо нарочито угрожающе нажал на автомат и буквально вдавил пламегаситель в куртку Карташова.
Пришлось применить боевой прием. Автомат отлетел в сторону, а сам Бандо покачнулся и едва не упал на песок.
— Это, Игореха, превышение власти! — крикнул Карташов. — Я доложу об этом командиру отряда.
— Перестань, Карташ, зря сотрясать атмосферу! Благодаря таким, как ты соглашателям, нацисты берут нас голыми руками, — он поднял с земли автомат и щелкнул предохранителем. — Мы должны в духе ин-тер-наци-она-лизма воспитывать эту зеленую сволочь, а ты с ней цацкаешься.
— Закон для всех один, — Карташов направился к воде. — Эй, вы, купальщики, выходите на берег! — обратился он к застывшим в воде фигурам. И своим бойцам: — Выйдут, проводите их до автобусной остановки.
— Говно! — тихо произнес Бандо. — Чистюля затрюханный…Пошли, братцы, отсюда, а не то меня вырвет…
И хотя было темно, Карташов, в ритмичных сполохах маяка, успел разглядеть на лице Бандо хищную гримасу.
Из воды вышли пятеро подростков и, не попадая зуб на зуб, принялись раздеваться и выжимать свои вымокшие одежды.
