Ознакомительная версия.
— Нечего на эту бесовку глядеть!
— Почему же бесовку? — еще тише спросила Катя.
— Потому что туда, к ним, к бесам, в подземелье все таскалась. Вот и дотаскалась — уволокли с потрохами жабу. Только, — тут Коровина снова всхлипнула, — и дочечку мою... Господи, как же ты такое позволил, как допустил?
— К каким бесам в подземелье? — настойчиво спросила Катя. — К каким еще бесам?
Коровина вздрогнула. Пристально посмотрела на нее.
— А ты кто? — спросила она с содроганием, словно увидела что-то. — Ты кто такая? Что, подослана ко мне? Ими подослана? Отвечай! Дочь забрали и меня хотите? Не получится, не выйдет! — Она метнулась к магнитофону, отдернула штору, почти оборвала ее, затолкала кассету. Снова истово грянул церковный хор. Коровина неумело, слева направо, осенила себя крестом, не спуская с Кати испуганного взгляда. Видимо, более не узнавая в ней подруги своей дочери.
Тут кто-то дернул Катю за рукав. В комнату неслышно вошла девочка, младшая сестра Марии Коровиной.
— Уходите, — сказала она. — Пожалуйста, уходите.
Они вышли в прихожую. Девочка плотно прикрыла дверь комнаты. Оттуда доносились всхлипы, рыдания и хор, хор.
— Маме твоей нужен врач, — сказала Катя. Запнулась. Коровиной-старшей нужна была не «Скорая», а неотложная психиатрическая помощь.
— Ничего, это скоро пройдет, — девочка прислушалась. — Она таблетки пьет, ей тетя Лариса дала. Скоро успокоится, потом уснет.
— Кто это тетя Лариса?
— Веркина мама. Новая.
— Как это новая?
— Неродная. Они все вместе Машу и Верку ищут: мама, тетя Лариса, дядя Олег. Они сказали: пока не найдут, не успокоятся.
— А что это мама твоя все о каких-то бесах твердит?
— Потому что они там, под землей, — девочка глянула на Катю. — А ты ведь не Катя из Москвы. Зачем маму обманула? Я тебя у Шведа в лагере видела. Ты спасательница?
— Я? Пожалуй, да. — Катя кивнула: боже, прости мне и эту ложь. — Я из отряда Гордеевой. Мне просто нужно было поговорить с твоей мамой. А ты и Шведа, оказывается, знаешь?
— Так он же с Машкой год гулял, жениться хотел. А если ты из отряда, что же тогда про беса не знаешь? Швед не рассказывал?
— Нет. — Катя смотрела на ребенка, ища в этих ясных глазах признаки наследственного безумия.
— И даже про Луноликую? — тихо спросила девочка.
— Нет.
Перед Катей широко распахнули дверь.
— Ты лжешь. Он рассказывал. Он всем рассказывает. Ты просто боишься. Как мама.
Дверь захлопнулась. Звякнула цепочка. Катя медленно спустилась на один лестничный пролет. Посмотрела в пыльное окно. Ей вдруг нестерпимо захотелось туда, во двор, под солнце. Прочь из этого скорбного дома.
Все смешалось в доме Облонских: после заявления Обухова смешалось все. Лизунов, более не удостаивая тело, распростертое на анатомическом столе, вниманием, направился в кабинет судмедэксперта, чтобы немедленно позвонить в отдел, сообщить следственно-оперативной группе, работающей по убийству, результаты опознания, дать неотложные ЦУ. Обухов вышел во двор морга курить. Колосов тоже было повернул к выходу, но...
— Извините, не могли бы вы задержаться на одну минуту? — остановил его патологоанатом.
Только тут до Никиты дошло: эксперт ему совершенно незнаком. Никогда прежде не доводилось ему встречаться с этим невысоким, с виду тихим, как мышь, молодым очкариком. Во время их с Обуховым выпендрежа он почти все время молчал, только лаконично уточнил причину и время смерти этого самого Клыкова.
— Этот фанфарон просто не желает замечать очевидных вещей, — с раздражением сказал патологоанатом. — И разговаривать с ним сейчас бесполезно. У него уже есть ответы на все вопросы.
— А у вас нет? — хмыкнул Колосов.
— У вас у самого нет ни одного, — эксперт устало облокотился на стол. — Лизунову я завтра пошлю заключение. Пусть разбирается. Боюсь только, что он не обратит внимания на мои выводы после монолога этого фанфарона. А следователь прокуратуры у нас вообще женщина, к тому же с мужем разводится.
— Что-то не так с ним? — спросил Колосов, кивая на труп. Ему очень даже пришлось по душе, что этот интеллигентик вот уже дважды поименовал Генку Обухова фанфароном.
— Во-первых, Клыков, если это на самом деле он, ни с какого моста сброшен не был, — сказал эксперт. — При падении характер повреждений был бы совершенно иным. Во-вторых, меня смущают вот эти кровоподтеки, — он указал на багровые круглые синяки на животе и ляжке убитого. — Механизм причинения их непохож на то, чтобы они появились в процессе удара — во время падения с высоты или оказания активного сопротивления нападавшему. Это скорее похоже на нажим, давление на кожные покровы.
— То есть? — Никита слушал эксперта все внимательнее.
— Первый удар ножом, как вы и я уже говорили, был нанесен ему в шею. Сбоку. В этот момент Клыков находился в вертикальном положении — стоял на ногах. Но второй удар, в сердце, был нанесен, когда он уже лежал на спине, упав после первого ранения. А вот эти кровоподтеки могли образоваться, как мне представляется, в результате того, что кто-то во время нанесения второго удара прижимал Клыкова к земле, упираясь коленями ему в живот и внутреннюю поверхность бедра.
— И что же это, по-вашему, означает? — Колосов пощупал кровоподтеки.
— То, что, во-первых, потерпевший сначала не ожидал нападения, не сопротивлялся, точнее, даже не успел этого сделать. И то, что во время второго удара у него уже была агония и, чтобы добить его наверняка, убийца, намереваясь попасть клинком прямо в сердце, вынужден был буквально весом собственного тела придавливать его к земле.
— А это значит...
— Это уже, во-вторых, значит, что убийца был значительно легче его по весу. В Клыкове килограммов восемьдесят, в убийце чуть больше шестидесяти. Возможно, он ниже ростом и моложе.
— Значит, с моста его не сбрасывали? — Никита с усилием повернул окоченевшее тело на бок, осматривая спину. Все чисто — на коже ни ссадин, ни синяков.
— Нет. И еще одна деталь... Он умер ночью, между полуночью и тремя часами... Когда его сюда привезли, он был одет — брюки, куртка, футболка, носки, плавки, ботинки. Но из личных вещей при нем не было ничего.
— Ни бумажника, ни ключей от машины?
— Ничего, вроде бы версия ограбления, но... на шее-то у него цепь золотая, и ее не сняли. И потом, одежда — в каком она была состоянии, тоже, думаю, стоит обратить внимание. Не знаю, отразили ли они там при осмотре это в протоколе. У него были расстегнуты брюки: молния-ширинка расстегнута, плавки приспущены. Кстати, первое, что приходит на ум... Опорожнить мочевой пузырь он так и не успел. Так что, видите, если принять во внимание эти факты, кое-что с версией этого приезжего умника не стыкуется.
— Я, между прочим, тоже не местный, — усмехнулся Никита.
Эксперт усмехнулся в ответ:
— Да, вы тут новый человек. А фамилия Баюнова в нашем городке людям осведомленным отлично известна. Боюсь, что Аркадий Лизунов, хоть он и хороший оперативник, услыхав, что этот Клыков и Баюнов как-то и где-то соприкасались, ни о чем другом и слышать не захочет. А вы... Вы производите впечатление человека объективного и не торопитесь, так что... И потом, вы лично осматривали это место?
— Нет, не успел еще, только что приехал, — честно признался Никита.
— Если время есть, я бы настоятельно советовал вам съездить туда. — Эксперт жестом пригласил Колосова в ординаторскую, взялся за телефон. — Алло, кто это? Керояна, пожалуйста, пригласите. Алло, Рубик, это я, Кирилл. Да, только что... Ну, как мы и предполагали... Слушай, тут у меня Колосов из отдела убийств. Знаешь его, да? Так вот, он сам хочет туда выехать. Покажешь ему мост?
В трубке кто-то глухо ворчал, как собака, у которой отнимают кость. Эксперт послушал, сказал: «Хорошо, понял».
— Ну, все. Кероян вас ждет, спросите его в дежурной части. С ним вам там проще будет. — Он положил трубку. Распоряжался так, словно был начальством. Но что-то в его тоне заставило Никиту не спорить и подчиниться.
— Вы считаете, что с этим Клыковым что-то не так? — повторил он свой вопрос. Эксперт секунду помолчал.
— Взгляните сами на это место, — сказал он наконец. — А насчет того, что здесь что-то не так. Знаете, месяц назад у нас тут уже был один странный случай. Пропали трое ребят, их до сих пор еще не нашли. И это случилось... В общем, поезжайте туда, Кероян покажет вам кое-что, о чем он рассказал мне по телефону.
В отдел Никита поехал один. Ни лизуновской «Волги», ни «мерса» РУБОПа во дворе морга уже не было. Видимо, они, каждый на своей машине, куда-то поехали... Куда, интересно?
В дежурной части стоял мужчина лет пятидесяти. По виду работяга, да к тому же еще и под градусом. Он что-то горячо доказывал дежурному через оставленную в стекле амбразуру для заявителя:
— Да ты пойми, Коль, она же до смерти испугалась, — донеслось до Никиты. — Синяя вся была, тряслась, когда мы ее в больницу к нам на рентген везли. Нога-то тьфу, заживет до свадьбы, а вот испуг ее... Все мужу и врачу нашему твердила: «Там кто-то был, я видела». Я ж не глухой, Коль!
Ознакомительная версия.
