Да, мы грабили и убивали. Но имели и свой кодекс чести. Мы не причиняли зла женам и детям своих врагов, не стреляли в спину, не распространяли наркотики в школах. И главное – мы не договаривались с легавыми. Никогда!
Мы могли позволить себе пригласить выступить в главном концертном зале города того же Арти Шоу с оркестром – бесплатно для всех желающих. Люди произносили наши имена только шепотом, со страхом и благоговением.
Даже во внешности между нами и теперешними хозяевами города лежит пропасть. Я никогда не позволял себе выйти из дому без шитого на заказ костюма, запонок, начищенных брогов и шляпы-борсалино. А эти питы хирурги, джеки сатанисты – рванье, отбросы человечества в грязных майках и дырявых джинсах.
Новый Бейсин-сити вызывает у меня отвращение. Как я понял из рассказов Вилли и пресвитера Сила, сейчас власть в городе делят три группировки. Две из них возглавляли Пит Хирург, уже знакомый мне, и Джек Сатанист, который ищет меня по всему городу. В третью входила местная полиция.
Эти копы хуже проституток. Они грабят всех подряд, особенно мирное население. Так называемые стражи порядка не гнушаются принимать сторону одной из банд, как правило, той, где больше заплатят.
Есть еще дамы из Старого города, но они не в счет. Эти красотки имеют влияние лишь на своей территории и не посягают на чужое. С ними можно договориться. Я это ценю.
Каждый день мальчик-служка приносит мне свежие газеты, не только муниципальные. Я узнаю из них о новых зверствах, убийствах и ограблениях, совершенных в городе. Мы обсуждаем это с пресвитером, сидя в его кабинете, в удобных кожаных креслах.
Но все чаще мне кажется, что изнутри под обивкой спрятаны иглы. Так остро ощущается напряжение и ужас, сквозящий в скупых газетных сводках. Все чаще в статьях, описывающих разгул беззакония, содержится призыв к властям штата сделать что-нибудь. Раздаются крики о бездействии полиции.
Да, иногда преступников задерживают и судят по всей строгости. Вот, например, массовое изнасилование с отягчающими обстоятельствами в сиротском приюте. Пострадали пятнадцать воспитанниц, нянечка и даже ночной сторож, который умер в больнице, не приходя в сознание.
По горячим следам был задержан бездомный шестидесятипятилетний мужчина. Один! Полиция гордо отчиталась, что преступник во всем сознался.
Видел я и фото из зала суда – сутулое морщинистое существо, от силы пяти футов росту. Рука на перевязи. Виден гипс.
Мог он совершить то, в чем его обвиняют? Ответ очевиден не только мне. Я боюсь, что если оставить все как есть, то изменения к худшему начнут происходить на куда более высоком уровне. Каждое преступление может стать последней каплей, после которого на город пороков обрушатся все десять казней египетских. Или же федеральные власти просто введут к нам войска и устроят тотальную зачистку.
Вкус свободы!.. Теперь я знаю – он горек, как полынь. Это вкус бездействия, и мне он не по душе.
План действий по изменению ситуации в городе у меня в общих чертах готов. Единственный минус – для осуществления его нужно время и терпение. Что ж, тюрьма в этом отношении послужила хорошей школой.
А пока я работаю у пресвитера кем-то вроде помощника. По-моему, неплохое прикрытие для того, чтобы постоянно крутиться среди различной публики и не привлекать нежелательного внимания. Подогнать машину, прикупить очередную партию свечей, снять с церковных автоматов наличку. Дело непыльное.
Время от времени мы с ним выезжаем на нейтральную территорию между Бейсин-стрит, принадлежащей Сатанисту Джеку, и Старым городом, контролируемым проститутками. Несколько лет назад Сил прикупил для церкви мощный грузовик с огромным трейлером, расписанным крестами и прочей символикой. Он соответственно оборудовал его внутри и назвал передвижной часовней пресвитерианской церкви. В народе эту конструкцию сразу же прозвали молельней на колесах.
Сегодня среда – день, когда пастор проводит выездную службу. Сил, как обычно, просит меня прибрать в трейлере, загрузить в автоматы побольше свечей. Главное отличие подобных рейдов в том, что народ исповедуется не в кабинке-автомате, а непосредственно самому пресвитеру Маккормаку. Поэтому вдоль улицы выстраиваются огромные очереди.
Сегодняшний день – не исключение. Мы подъезжаем к небольшой стоянке, находящейся на границе районов, паркуемся. К трейлеру потихоньку начинает подтягиваться народ. Пока Сил выпивает из термоса чашечку кофе, преклоняет на минуту колено перед алтарем и забирается в кабинку исповедальни, к нему уже выстраивается очередь человек из двадцати. В основном это проститутки и мужчины с характерной бандитской внешностью. Добропорядочная публика сюда не суется, предпочитает посещать службу в самой церкви.
Я сижу в тени, в самом дальнем от входа конце молельни. На улице припекает августовское солнце, но здесь, внутри, вполне прохладно. Из-за алтаря, от двери, соединяющей кабину грузовика и трейлер-часовню, я от нечего делать рассматриваю сквозь тонированные окна людей, стоящих в очереди.
На исповедь пришел самый разношерстный сброд. Всю неделю, чуть ли не сутками, они нарушают все десять заповедей, самозабвенно, цинично, не задумываясь. Потом эти люди приходят и одним разом покупают себе избавление от адских мучений, очищение души от всех тех мерзостей, которые они натворили накануне.
Спустя какое-то время я замечаю, как, расталкивая толпу, ко входу пробирается мужик, волоча за волосы тощую заплаканную проститутку лет восемнадцати. Тут часто происходят потасовки, поэтому я не придаю значения шуму. Публика недовольна такой бесцеремонностью, но все равно пропускает нахала.
Когда он подходит поближе, я понимаю причину. Это один из людей Сатаниста Джека, его правая рука, Фрэнки Красавчик. Тот самый, который обыскивал Вилли у меня на квартире.
У меня было достаточно времени, чтобы навести справки о каждом из той компании, нагрянувшей вместе с Сатанистом в мое логово. По своей извращенности Фрэнки на голову выше всех этих персон. Его излюбленное развлечение – затаскивать шлюх в молельню и заниматься сексом при огоньках десятков свечей. Прямо на алтаре, в исповедальне. Естественно, в обмен на разрешение подобного кощунства пресвитер получает круглую сумму и хорошие отношения с бандой.
Иногда компанию Фрэнки составляет сам Джек, и тогда про отпущение грехов остальной публике можно забыть. В этих случаях оргия затягивается до следующего утра.
Головорез со шрамом через все лицо с шумом вваливается в часовню и захлопывает за собой дверь. Мне противно находиться здесь и наблюдать за происходящим. Неужели Господь не видит, что творится в его храме? Как Он может допускать такое? Да, я понимаю, милость к падшим, сострадание и все такое. Но Фрэнки и личности, подобные ему, давно потеряли право на милость Всевышнего.
Услышав ругань Красавчика, из кабинки выходит пресвитер Маккормак и молча покидает часовню. Фрэнки с девчонкой забираются в исповедальню. Я не в силах слушать похотливые стоны, меня мутит от омерзения, темнеет в глазах. Все вокруг словно в тумане.
Я поднимаюсь, выбираюсь в кабину, выхожу на улицу, стою в сторонке от трейлера, закуриваю. Внезапно из часовни с диким визгом и расширенными от ужаса глазами выбегает та самая тощая девчонка. В одних трусиках. Ее лицо забрызгано кровью. Вокруг нее тут же образуется толпа из проституток, стоявших в очереди, и просто зевак. Из любопытства подхожу поближе. Надо же узнать, в чем дело.
– Фрэнки там мертвый!.. Столько крови!..
Перепуганная девчонка рыдает. Ее хрупкие плечики трясутся. От слез тушь размазалась по лицу. Кто-то из подруг салфеткой вытирает ее мордашку.
– Мы даже ничего не успели. Он нагнул меня. Там было плохо видно. Я услышала хрип, обернулась, а у него из горла бьет фонтан. Какой-то псих ворвался и полоснул Красавчика бритвой. – Несчастная заходится в плаче с новой силой.
Ее можно понять. Сатанист Джек сгоряча, не разбираясь, запросто отправит ее на тот свет следом за своим товарищем.
Тем временем громилы из очереди врываются в часовню и через минуту уже вызванивают Джека. Мы с пресвитером подходим к исповедальне. Перед нами ужасающая картина. Красавчик сидит на полу, залитом бурой жидкостью. У громилы перерезана шея. Точнее, чуть ли не полностью отхвачена голова. Она упала набок и держится только на шейном позвонке.
– Да, чтобы сделать такое, нужно полоснуть с немалой силой. Восемнадцатилетняя проститутка явно на такое не способна, – произношу я вслух.
– Джек будет рвать и метать, – угрюмо комментирует громила, стоящий рядом, и почесывает затылок. – Не завидую я тому, кто осмелился пришить Красавчика.
Слышен резкий металлический запах крови. Она продолжает литься из сонной артерии ослабевающими толчками. Меня снова мутит. Видимо, годы без практики дают о себе знать. Раньше я не был настолько чувствителен к жестокостям. Ничего, привычка – дело наживное.
