— Граждане, я работник милиции, — левой рукой я показал удостоверение. — Попрошу предъявить документы.
Все четверо продолжали молча рассматривать меня, а банкир спокойно раздал всем по карте.
— Документы! — резко повторил я.
— Послушай, начальник, ну что ты к нам привязался? — сипло вымолвил банкир. — Выпей с нами стаканчик и иди своей дорогой. Ты нас не трогаешь, мы тебя не тронем. — Фраза была нарочно двусмысленной, в ней чувствовалась скрытая угроза.
Подошли Крылов с Гусаром и замкнули живописную четверку в кольцо.
— Да с ними дружинники, — протянул банкир и мгновенно собрал колоду.
— Ну ладно, уходим, оно, конечно, нехорошо распивать и картишками баловаться.
Его приятели стали приподниматься, и мне не понравилось выражение их лиц — видно было, что они попытаются уйти любой ценой.
— Ни с места! — я всегда удивлялся, откуда в голосе Крылова иногда появляется металлическая властность. — Сидеть и не двигаться!
Он тоже понял, с кем мы имеем дело, и, демонстративно распахнув рубашку, положил руку на темно-красную рукоятку пистолета. Этого было вполне достаточно, но к Гусару чувство меры еще не пришло, и он, лихорадочно повозившись за пазухой, извлек свой «ПМ».
Задержанные были бывалыми людьми и быстро ориентировались в обстановке. Они тут же расслабились и приняли прежние позы. Банкир начал тасовать колоду.
— Спрячьте пушки, начальники, — лениво проговорил он. — Видим, что дело не шутейное, а раз так — пырхаться не будем. Грехов таких, чтоб из-за них под пули идти, у нас нет, если и наберется чего, так на год-два, не больше. Отсидим, дело привычное. — Он лениво потянулся и деловито спросил:
— Пешком пойдем или поедем?
— Поедем, — ответил Крылов.
— Ну, тогда еще разок сгоняем. — И он начал сдавать карты, а я вызвал по рации машину.
Гусаров Юрий Андреевич, 24 года, стажер, в органах внутренних дел работает 2 месяца, в уголовном розыске — 2 месяца. На спецзвание не аттестован. Холост.
Высокий мужчина в очках… две девушки спортивного вида… три молодых парня, по-моему, выпившие, надо познакомиться поближе, так, рабочие обувной фабрики, паспорта с собой, даже странно, ага, вот в чем дело: идут на базу отдыха, есть и путевки на три дня, до понедельника, приехали в загородную зону только что, вот и билеты, ну что ж, счастливого отдыха, извините.
Выучиться оперативной работе по книгам и лекциям невозможно. Когда я после университета пришел в милицию, я предвидел, что многому предстоит учиться заново, но не представлял, в каком объеме придется это делать. По диплому я значусь юристом-правоведом, все пять лет обучения был одним из первых студентов, но сейчас понял, что все это не подготовило меня к милицейскому ремеслу.
Может быть, если бы я стал юрисконсультом или адвокатом, мне бы тоже пришлось длительное время перенимать опыт у своих коллег, но в милиции, а особенно в уголовном розыске — самой горячей службе — все гораздо сложнее, здесь приходится встречаться с вещами, о которых ранее не имел представления, познавать тончайшие хитросплетения человеческих взаимоотношений, учиться преодолевать противодействие хитрого и коварного противника…
Это не просто работа, а сложная игра, в которой от того, кто кого переиграет, зависит очень многое: человеческое благополучие, судьба, а иногда и жизнь. В этой игре, случается, приходится рисковать и своей жизнью. И можно научиться приемам боевого самбо и рукопашного боя, но кто научит, как задержать на оживленной улице человека, который может оказаться порядочным законопослушным гражданином, а может — преступником, готовым к вооруженному сопротивлению? Тут нет рецептов и нет учебных пособий, это дается только опытом, и если бы его не передавали старшие товарищи, многие новички платили бы за него дорогой ценой.
Совершенно неожиданно в нескольких метрах впереди кусты раздвинулись и мне наперерез вышел сосредоточенный и целеустремленный человек лет четырех-пяти. От неожиданности я даже опешил.
— Куда ты идешь, малыш?
— Вначале нужно поздороваться. Здравствуй, — назидательным тоном сказал мальчик и посмотрел на меня большими светлыми глазенками.
Малыш был прав.
— Здравствуй, парень. Куда идешь?
К нам подошли Крылов и Волошин и с интересом посмотрели на мальчонку.
— Иду искать Балу.
— Кого-кого? — не понял я.
— Балу! — Малыш недоуменно посмотрел на меня, как, мол, можно не знать таких простых вещей.
Я обескураженно взглянул на Крылова, но увидел, что он тоже несколько растерян, явно не зная, как подступиться к этому, не по годам серьезному, человеку. Тогда мы оба обратили взоры к Волошину, который имел такое же маленькое существо у себя дома и должен был знать правила игры. И он не обманул наших надежд.
— Балу сейчас здесь нет. — Он подсел на корточки перед мальчишкой и ухитрился посадить его на колено. Тот, как ни странно, не возражал, а деловито осведомился:
— А где же он?
— Они с Багирой пошли на охоту, в горы.
— А горы далеко?
— Очень далеко, малыш. Тебе не дойти, вначале надо подрасти.
— Как тебя зовут, мальчик? — вмешался в беседу Крылов.
— Дима. А тебя?
— Меня? М… Саша…
— Вот и познакомились, — засмеялся Волошин. — Дима и Саша могут начать игру в прятки.
— Я не хочу в прятки. Я хочу играть в Маугли.
— Кто тебе рассказал про Маугли, малыш?
— Папа, кто же еще.
— А где сейчас твой папа?
— Уплыл в Африку. Он мне обезьянку привезет, и я буду с ней играть.
— Подожди-подожди. А сюда-то ты как попал? С кем ты пришел?
— С мамой и дядей Петей.
— Вот оно как… — задумчиво протянул Волошин. — Значит, папа уплыл в Африку, а мама с дядей Петей ходит на пляж. Интересно… Ну ладно, давай пойдем к маме.
Знаешь, где она?
— Ага, вот там. — Дима неопределенно показал в сторону реки и тут же спросил:
— А как тебя зовут?
— Леша, — ответил Волошин, беря мальчика за руку. И так у него ловко получалось все в обращении с ребенком, что можно было только диву даваться.
— Дядя Леша, — подергал его за руку малыш. — А ты умеешь истории сочинять?
— Какие истории?
— Ну всякие. Про зверушек, про богатырей. Как папа.
— Да как-то не пробовал, малыш. А хочешь, я тебя на спине покатаю?
— Давай, давай, — радостно засуетился мальчик и нетерпеливо запрыгал, а когда Волошин присел, проворно забрался ему на плечи.
— Папа меня тоже на себе катал. И в зоопарк водил, — погрустнев, сказал Дима.
— А дядя Петя не катает?
— Не-а. И историй не рассказывает…
Некоторое время мы шли молча, потом малыш возбужденно заговорил:
— Дядя Леша, а дядя Леша! Знаешь, что я придумал? Давай с нами жить! Вот здорово будет! А когда папа приедет, втроем заживем. Я тебе разрешу с обезьянкой играть.
Давай, а? — Малыш крепко прижался к голове Волошина и одной ручонкой гладил его по лицу.
Мне до боли стало жаль этого смышленого мальчонку. Видно, невесело ему живется, если простая приветливость случайного знакомого вызвала в маленьком сердечке такую искреннюю привязанность и пробудила надежду на перемену жизни к лучшему…
— Знаешь что, малыш, — как-то глухо сказал Волошин. — Знаешь что… Хочешь, я тебе пистолет покажу?
— Настоящий? — ахнул Дима. — Конечно, хочу!
Много ли надо ребенку для смены настроения! Печаль его улетучилась в мгновение ока. Он осторожно потрогал грозную сталь, взял «ПМ» крохотными ручонками, которые даже не могли обхватить рукоятку, и счастливо заулыбался:
— Тяжелый. А он не выстрелит?
— Да не должен. Но лучше давай я его спрячу. — Волошин водворил пистолет на место.
— А почему у тебя пистолет? Ты что, военный? — поинтересовался Димка.
— Да вроде того!
— Вот здорово! — обрадовался он. — Я тоже буду военным.
Он задавал еще сотню вопросов о пистолете и о военной службе, спрашивал, почему Волошин не носит форму, а тот степенно отвечал, и беседа у них получалась весьма содержательной.
Ребенок совсем отвлекся от грустных воспоминаний, но у меня на душе было как-то нехорошо от жалости к этому маленькому симпатичному человечку, и по лицам своих товарищей я видел, что они испытывают те же чувства.
Маму Димы мы нашли на большой поляне, недалеко от рассекающей рощу автострады.
Она не сходила с ума от беспокойства за пропавшего сынишку, не плакала и не заламывала рук, а спокойно сидела на куске толстого поролона в тени яркокрасной «Лады» и, отставив мизинец, догладывала куриную ножку. Рядом, с остальной частью курицы в руках, чинно восседал чрезвычайно упитанный субъект, как можно было догадаться, пресловутый дядя Петя. Он старался держаться величественно, но монументальности телес и позы не соответствовало тупое выражение лица и плутоватые глазки.
«Да, от такого мальчик вряд ли услышит когда-нибудь историю о зверушках. Этот боров, если и способен что-либо сочинить, так это сказку для ОБХСС, как он на зарплату приобрел автомобиль», — с неприязнью подумал я. Никаких симпатий этот тип не вызывал. Димкина же мама была довольно смазливой и совсем молодой — не старше двадцати трех, на добрый десяток лет моложе своего «друга». У нее была стройная фигура, и в открытом малиновом купальнике она выглядела довольно эффектно, хотя впечатление несколько портила сразу же бросающаяся в глаза жеманность и та привычка к ужимкам, за которую женщину называют вертлявой.
