— Все тут стыкуется, Микола, — заверил адвокат. — Не скрою, национальные гвардейцы, кроме своих прямых обязанностей, выполняют деликатные поручения. Работают по контрактам, если кого и ликвидируют, то избирательно. Очищают планету от врагов Украины. Чем их будет меньше, этих врагов, тем быстрее на Украинской земле восторжествует демократия.
О сути поручений сейчас говорить было опасно. Но Микола сам повернул разговор в нужное русло.
— Недавно я слушал радио, — сказал он, поглаживая потный фужер. — Один французский корреспондент побывал в лагере чеченских партизан и там встретил украинцев. Полевой командир представил их как бывших национальных гвардейцев… Не могли наших девчат затащить в Чечню? Помните, как-то по телеку показывали женщину-снайпера, взятую в плен русским спецназом?
— Помню эту передачу, — неохотно подтвердил Варнава Генрихович. — Женщина-снайпер была из Калужской области. Мать двоих детей. Русская по крови.
— Но как она там очутилась? — спрашивал Микола. — Ее выкрали? Так? И она, русская, по доброй воле стреляла в русских солдат?
— За солдат, Микола, эти чернозадые не дают грошей. Они заставляют отстреливать русских офицеров. А это уже бизнес. Но такому бизнесу, к сожалению, ставят преграды и люди, и правительства. Я только что перед твоим приходом слушал киевское радио. Киевский президент принял решение национальную гвардию упразднить. Тут не обошлось без русского нажима. Полки и дивизии национальных гвардейцев президент передает в Украинские вооруженные силы. Это вам о чем-то говорит?
— Конечно! Наших девчат уволят из гвардии. В таком случае Ядю отозвать из командировки будет очень просто. По словам Зенона, она в Грузии, обучает грузин снайперскому делу.
Варнава Генрихович воскликнул:
— Но у нее же контракт! Ее не отпустят по доброй воле. Да и сначала их надо выручить. Грузины — те же чеченцы. Здесь, может, и ваша помощь потребуется. Вы же любите Соломию?
— Люблю.
— И она вас любит. Вот вернется из командировки, мы вам такую свадьбу закатим! Обвенчаем в соборе Святого Юра.
— Я православный.
— Сделаем католиком. Соломия — католичка. И родители ее — католики. Вы с ними знакомы? Познакомитесь. Католицизм — религия будущего, в первую очередь Европы. А Украина — европейская держава. Это вам известно?
— Давно.
— Вот и будем за нее сражаться.
14
От Шпехты Микола ушел далеко за полночь, направился не в общежитие, а на вокзал. Проходил мимо собора Святого Юра. На недавнего студента безучастно смотрели темные глазницы готических окон. В них, словно пламя далеких костров, отражались городские огни. Кто-то из галичан говорил ему: «Жуткое сооружение. Построено для устрашения».
Про себя Микола рассуждал: «И Шпехта нас хочет обвенчать в этом жутком сооружении? Варнава Генрихович — загадочный человек, — и сам себя спросил: — А разве есть юристы незагадочные?»
Микола мечтал обвенчаться с Соломией, но не в этом нагромождении угрюмого камня. Он мечтал свадьбу справить дома, на Слобожанщине, в теплый солнечный день, на виду у родни. Сначала, конечно, они направятся в сельсовет, где им вручат свидетельство о браке, а потом — в церковь, где отец Зиновий их обвенчает по-православному.
Миколу тянуло домой, на Слобожанщину, но он обменял билет на более позднее число. Не выяснив судьбу девушек, он не мог покинуть город, оставаться в неведении. Предчувствие, что Варнава Генрихович знает намного больше, чем сказал за бутылкой пива, Миколу не обмануло.
Гуменюк был удивлен, выслушав его после встречи с адвокатом. Бывший прапорщик Миколу Перевышко уже принимал как побратима.
— Ядя пану юристу писульку прислала! — наконец-то он признался Миколе. — А в писульке — так, мол, и так, до Нового года мы работали вместе, а после Нового года нас разделили. У них готовилась какая-то акция против своего президента.
— Это в Грузии-то? — уточнил Микола.
— В ней самой, — кивнул Гуменюк. — И потребовался надежный снайпер, желательно иностранный, притом женщина. Были у них только наши, прикомандированные. В тот день Ядя себя неважно чувствовала, а Соломия согласилась, но заломила такую сумму, что грузинские отморозки затылки почесали. Подумали и согласились. Показали Соломии снимки этого говенного грузина, которому предстояло дырявить голову. Пошли к послу деньги просить, а тот, когда узнал, кого эти юные грузины будут мочить, взбеленился: «Да вы что, это же наш человек, хотя и бывший член Политбюро!»
О Соломии Гуменюк говорил с восторгом, хвалил девушку за то, что она мудрая как змея, что вовремя отказалась от сделки, сославшись на контракт.
— Оказывается, в контракте не было пункта о ликвидации президента этой полубанановой республики, — говорил Гуменюк. И тут же в бочку меду ложку дегтя: — И все же Соломия допустила оплошность, призналась, что снимки и маршрут следования объекта изучила. Она, видимо, по своей инициативе выезжала на местность, определила точку, с которой сподручно произвести прицельный выстрел.
Он говорил еще о чем-то, что не имело прямого отношения к офицеру национальной гвардии.
— Я так считаю, — сделал вывод Гуменюк. — С грузинами связываться — себе в убыток. Времена великого вождя давно прошли, а времена Лаврентия Павловича еще не наступили. Вот они, так называемые революционеры, и запрятали Соломию как свидетеля… Это моя версия.
Микола внимательно выслушал бывшего прапорщика, уже окончательно поняв, в чем смысл командировок Соломии и Яди. Подвел теоретическую базу, определив главенство экономики над политикой. Суть ее состоит в следующем.
В мире совершается невиданный по масштабам и ожесточению передел собственности. Всюду спрос на снайперов повышается. На каждого президента любого окраса уже отлита снайперская пуля. Отлита и для каждого владельца крупной собственности. В рыночных условиях снайпер становится киллером. Пока еще это редкая профессия и редчайшая — среди девушек, не говоря уже о подростках. На них мало кто обращает внимание, а ведь эти в большинстве своем нежные существа в считанные минуты способны при соответствующей подготовке расстрелять любого президента и всю его охрану. Но за это хорошему снайперу полагается хорошо платить.
Что же касается конкретных девушек, тут вроде все было ясно. Соломия, в отличие от Яди, поставила перед собой цель сколотить капитал, выйти замуж по любви, заняться бескровным бизнесом, на который всегда будет спрос.
Ядя в душе была политиком. В ее понимании, наша планета перенаселена. Без войн человечество задохнется. А войны начинают люди. И людей, чтоб они убивали друг друга, нужно озлобить. Кто-то придумал терроризм, то есть жуткое устрашение. На самом деле это охота на людей. Истребление друг друга. И здесь снайперская винтовка — всего лишь орудие труда. Как в руках хирурга скальпель.
Уже прощаясь, Микола напомнил:
— Зенон Мартынович, вы обещали найти и наказать грабителей, которые напали на нас в Стрийском парке.
— А что их искать? — равнодушно ответил Гуменюк. — Они вовсе не грабители. Это желторотые оуновцы. Начальник львовского провода мне прислал извинения, а Яде — корзину роз и пожелание быстрее залечить рану.
— И она их простила?
— Ядя не из тех, кто прощает побои. Она потребовала назвать фамилии нападавших.
— И ей назвали?
— Отказались. Но я через своих людей узнал. Вернется Ядя — передам.
— И что она с ними сделает?
— Накажет. Ты, наверное, Микола, не в курсе… Когда она была школьницей, ее изнасиловали двое старшеклассников. Через два года их не стало.
— Она их застрелила?
— Нет. Кастрировала, но они почему-то не выжили.
— Ее осудили?
— Кто?
— Народный суд.
— О чем ты говоришь? Какой народный суд? Она только мне призналась. Это чтоб ее начальник не приставал к ней. А я шепнул начальнику гвардии. Жалко его. Молодой хлопец, и вдруг без чего-то останется. У Яди и Соломии железное правило: не мужчины их выбирают, а они мужчин. — И подмигнул с намеком: — Так что, Микола, цени это. Ты у них в чести.
