В УКАЗАННОМ НАПРАВЛЕНИИ
Все неопределенности и сомнения сразу как-то испарились. Капитан — он и есть капитан, от слова «капут» то есть, голова по-латыни. Конечно, сухопутный капитан — это не то, что флотский, который в пределах своего корабля самый большой начальник. Но все же — голова. Орган, который управляет и командует всеми остальными: руками, ногами и так далее. Тут некогда сомневаться и задумываться, надо делать как скажут.
Поэтому все действительно получилось резко и быстро. Спящего пленника и Василису усадили в «Ниссан-Патрол». Клепу развязали, дозволили ему застегнуть штаны и вручили ключи от «шестерки», которую он должен был вести под контролем Тарана и Милки. Жмуров, то есть Тимура и его коллег, затащили, один из балков, плеснули немножко бензинчику для растопки и подпалили. Кровянку, которая от них осталась на полу сарая, затирать не стали. Вода, сочившаяся через щели в крыше, ее уже капитально размыла, и к тому моменту, как сюда, в карьер, пожалуют менты с пожарными, ее, надо полагать, и вовсе смоет.
Конечно, между делом, Таран был не сильно согласен с решением об организации крематория, потому что огонь мог привлечь внимание к карьеру, но вслух ничего не сказал — Ляпунову виднее.
В общем, меньше чем за двадцать минут все проблемы разрешились, и «Ниссан» с «шестеркой», выкатив из карьера, помчались в указанном Сергеем направлении.
Все оказалось как в аптеке. Преодолев мудреную дорожку по просекам, обе машины выбрались на асфальт и свернули направо, удаляясь от города. Таран сидел за спиной у Клепы, который изо всех сил старался не вызвать нареканий, ибо понимал, что исполнительность и старательность — единственная гарантия от пули в затылок. Хотя, конечно, никто не давал ему гарантии, что его не шлепнут несколько позже.
Пост ГИБДД проехали без остановки. Один гаишник, правда, торчал под дождиком, но на машины внимания не обратил. То ли счел, что придраться не к чему, то ли посчитал, что лишние проблемы ни к чему.
Наверно, уже после этого от услуг Клепы можно было отказаться, потому что в течение всего остального пути никаких постов на дороге не попадалось. Да и по шоссе проехали совсем недолго, минут пять, лихо свернули прямо через осевую, благо встречных близко не было, и оказались на гравийном проселке, уводившем вправо от дороги. Сперва проехали между двух распаханных под зябь полей, а потом вновь покатили через лес. «Шестерка», как говорится, держалась в кильватере за флагманом, а направление выбирал Ляпунов, поэтому не только Клепа, но и Милка с Тараном понятия не имели, куда едут. Эта часть родной области Тарану была плохо знакома — не было случая здесь побывать. Во всяком случае, он точно знал, что от базы «мамонтов» сия местность удалена на очень приличное расстояние. Так что, по-видимому, Ляпунов ехал на какую-то конспиративную «точку», о которой ни Милке, ни Тарану до времени знать не полагалось.
Сначала Юрка думал, будто Ляпунов намыливается на какой-нибудь заброшенный лесной кордон, типа того 12-го, где в свое время Тарану пришлось испытать немало неприятностей. Но, как оказалось, на сей раз место было более приличное.
Проселок неожиданно вывел на хорошую, очень гладенькую асфальтовую дорогу, а еще через пять минут машины подкатили к освещенным стальным воротам и солидному бетонному забору. Из будочки у ворот вышел некий охранник, в камуфляжке армейского образца, но без знаков различия. Чуть позже, уже проезжая мимо него, Таран разглядел на рукаве фирменную нашивку «ЧОП „Антарес"“. Но сначала Ляпунов вылез из „Ниссана“, сказал что-то охраннику вполголоса, и тот махнул рукой своему коллеге, который, должно быть, приглядывал за событиями из будочки. После этого заурчал электромотор, ворота раздвинулись, и джип с „шестеркой“ проехали за забор.
Хотя нашивка принадлежала «Антаресу», то есть частному охранному пред приятию, где Генрих Птицын числился директором, и являвшемуся чем-то вроде филиала МАМОНТа, охранника Таран не знал. Впрочем, он, хоть и прослужил в МАМОНТе уже больше года, много чего еще не знал.
Например, до сего времени он понятия не имел, что «Антарес» не только сторожит разные коммерческие учреждения в городе, но и такие солидные дачные поселки, как этот. По областным масштабам его, наверно, можно было даже считать элитным.
От внешних ворот машины продолжили путь по улице, обсаженной довольно высокими деревьями, за которыми просматривались глухие и высокие заборы. Конечно, темень была уже вполне ночная, улица поселка освещалась не больно ярко, листва с деревьев облетела еще не полностью, а потому разглядеть основательно, какие дачи прячутся за этими заборами, было трудновато. Но все же кое-какое впечатление об этих дачках у Тарана составилось, и в том, что это не шестисоточные «скворечники», он был уверен.
Выводы эти подтвердились, когда «Ниссан» и «шестерка» доехали до перекрестка, свернули направо и, прокатившись метров сто по совсем не освещенной улочке, затормозили перед воротами одной из дач. Здесь их уже ждали. Ворота открыли без каких-либо переговоров и закрыли их тоже быстро, едва Клепа заехал во двор.
Потом еще немного проехали в направлении двухэтажного особняка — поди, не у каждого помещика такие домишки в имениях стояли до 1917 года! — и зарулили в просторный подземный гараж с шестью боксами. Сразу после этого к машинам подошло человек пять, поручкались с Ляпуновым, перебросились парой негромких фраз, которые Таран не расслышал. Затем Ляпунов в сопровождении «местных» подошел к «шестерке», распахнул водительскую дверцу и приказал Клепе:
— Выходи! Руки вперед!
Клепа, конечно, покорился судьбе и не стал рыпаться, когда ему защелкнули на запястьях браслетки, наскоро обшмонали и, взяв за локти, куда-то увели. Из «Ниссана» в это же время вынули усыпленного гражданина. Наручников на этого не надевали, просто обняли за плечи и поволокли так, как более трезвые товарищи волокут того, кто уже вусмерть упился. Юркиного папашу таким образом частенько доставляли домой в прежние времена. Следом за ним, испуганно вертя головой по сторонам, из машины вышла Василиса. С ней обошлись наиболее бережно: подошел крупный мальчик в кожанке (из породы «семь на восемь»), галантно взял под ручку и тоже увел.
Затем Ляпунов уже вполне отчетливо скомандовал:
— Все мои — ко мне! Строиться не надо. Таран с Милкой вылезли и подошли к «Ниссану», где уже топтались Алик и Топорик.
— Генрих приказал сегодня ночевать здесь. Сейчас идем ужинать, потом нас на ночлег устроят. По сто грамм перед сном могу разрешить, но не более. Завтра к 8.00 быть в полной готовности. Вопросы?
Вопросов не было.
— Так, — наморщил лоб Ляпунов, — что еще… Да! Юра и Мила, быстренько поглядите в салоне «шестерки». Чтоб ничего вашего там не осталось. Ни единого волоска!
— У меня волосы не лезут, — буркнула Милка. — Не отросли еще.
— Все равно погляди! Бумажки, монетки, пуговицы — все от и до проверить. Ждем!
— А если, допустим, от Василисы волос найдется? — хмыкнул Таран. — Она блондинка, у них чаще волосы секутся.
— Хорошо, что напомнил! — не моргнув глазом кивнул Ляпунов. — Тоже изъять! Кстати, она и у нас в салоне могла что-нибудь оставить. Так что и вам работа есть…
Последние слова были обращены к Алику и Топорику. Те ворчать не стали и полезли в салон «Ниссана», а Таран с Милкой начали осматривать «шестерку».
Пара длинных и тонких волос действительно прилипла к чехлу заднего сиденья в области спинки. На полу нашлась пятирублевая монетка. Она, конечно, могла принадлежать и самому Клепе, и его ныне покойным товарищам, но для страховки ее забрали. Больше вроде бы ничего не нашлось. Милка презрительно похмыкала и прекратила поиски, а Таран, чисто для страховки, решил посмотреть под заднее сиденье, не прилипло ли чего к нижней части чехла.
Никаких волос, ни темных, ни светлых, там не оказалось, но зато Таран увидел уголок какой-то бумажки, засунутой между обшивкой сиденья и чехлом. Хотя Юрка точно знал, что ни он, ни Милка никакой бумажки под сиденье не засовывали, он уцепился за уголок и вытащил небольшой прямоугольник из плотной мелованной бумаги. Визитка!
До сих пор Таран держал в руках лишь одну визитную карточку: ту, что ему вручил Ваня Седой, когда собирался принимать на работу в «Атлет». Та была, конечно, скромненькая, провинциальная, без особого, так сказать, понта.
В этой, в общем, тоже не было особой вычурности. Ее не для форса делали, а для деловых представительских целей. Российские бизнесмены — даже те, что ведут торговлю исключительно внутри страны и напрямую с зарубежьем не общаются, непременно дублируют русскую надпись английской. Так что сами по себе латинские буквы на визитке еще ничего не означали. Однако нечто неуловимое сразу говорило — нерусская это визитка. Во всяком случае, не российского производства. То ли качество бумаги, то ли качество печати, то ли дизайн букв — фиг поймешь, короче.
