Лежать нельзя, отдыхать некогда. Исходя из всех возможных вариантов развития событий, ему нужно срочно удирать отсюда, покинуть этот район, пока еще есть такая возможность. Если она есть. Единственно, что следует сделать в любом случае – это снять и выжать одежду, носки и вылить воду из ботинок. Мокрая одежда – это не напитанная водой одежда, с которой течет ручьем. Мокрая одежда скоро станет влажной, а потом начнет высыхать.
От Антона требовалось не только вспомнить, как бесшумно передвигаться на местности, он должен использовать все складки рельефа, древесную растительность, отдельные валуны, кустарник. Ни в коем случае нельзя бежать по открытому участку, а в лесу, тем более на Среднем Урале, это единственные участки, где вообще можно хоть как-то перемещаться.
Через час Антон понял, что вымотался окончательно. Все эти приключения в воде, непрерывный бег, во время которого он преодолел не меньше пятнадцати километров, да еще голод – это кого хочешь «укатает». Он остановился на склоне, который собирался преодолеть, немного отдышался, а потом уселся на траву, прислонившись спиной к дереву. Склон был южный, открытый, солнце светило прямо в грудь и в лицо, и это было невыразимо приятно. Но Антон позволил себе передышку не более пятнадцати минут. Он умел полностью расслабиться, отключиться, чтобы кратковременный отдых был максимальным. Вдруг чуткий натренированный слух уловил натужный рев двигателя грузовика. Грузовик, машина, кузов! Мозг сам подсказал решение. Машина – это не ноги!
Антон открыл глаза и стал прислушиваться. Звук шел с другой стороны бугра. И он был единственный, а это говорило о грунтовой дороге, а отнюдь не о шоссе. Пружинисто вскочив на ноги, Антон заспешил вверх по склону. Точно, вот она, родимая! Кузовной «газон» неторопливо переваливался на ямах и ухабах. Его кузов был завален какими-то тюками, и, приглядевшись, он понял, что это тюки с бельем. Наверняка какой-нибудь пансионат. Нет, скорее всего, детский лагерь, из которого белье везут в стирку. В пансионатах обычно своя прачечная, а это какой-нибудь летний лагерь от какого-нибудь детского сада.
Пока он соображал, ноги сами спустили его по склону вниз. Какая разница, откуда и чья это машина, осадил Антон сам себя. Чего голову ломать? Есть она и есть, едет из леса к шоссе. И едет в город, но, может, это и к лучшему. Прячась за кустами, он пропустил машину мимо себя, а потом одним прыжком выскочил на дорогу позади кузова. Вряд ли водитель успел заметить что-нибудь. На таких ухабах он точно не заметит, что кто-то ухватился за задний борт и залез в кузов. Пусть его ищут возле прудов – это здорово, что они «уазик» там нашли, что он его в пруд не столкнул. Они там – он здесь. Отличный расклад.
Уже темнело, когда машина въехала в город. Антон успел отдохнуть и даже придумать, где и как ему провести ночь. Нужно как минимум еще и окончательно обсохнуть, и так влажной обувью и носками натер ноги. Он спрыгнул с машины, когда увидел сбоку от дороги возле спортивного комплекса выступающую из земли бетонную плиту, в которой виднелись четыре люка. И один люк был без крышки. А еще сбоку в землю входили две очень толстые трубы теплотрассы. Коллектор, тепло, большое пространство, хотя и не очень чистое. И главное, никто его там искать не будет. До рассвета вполне можно обсушиться, отдохнуть, а потом и за дела приниматься.
Антон спрыгнул как раз между уличными фонарями, где освещение было не таким ярким, и остановился у забора спортивного комплекса. Кажется, прохожих нет, машин мало. Окраина! Убедившись, что за ним никто не наблюдает, он подошел к люку без крышки, нагнулся и увидел, что скобы металлических ступеней на месте. Через несколько секунд он уже был внизу, разглядывая землю под ногами, там, куда попадал свет снаружи.
– Кто это? – хрипло проворчали в темноте и закашляли сразу тремя разными голосами. – Жора, ты, что ль? Че принес?
Теперь, особенно после услышанных слов, Антон понял, что тут, внизу, пахнет не просто пылью, мумифицированными крысами, но и еще другой живностью. Запах застарелой грязи, человеческих выделений. Вот это общество! Хотя в его положении бомжи даже как-то предпочтительнее, чем полиция. Особенно если учесть, что они ее не очень-то и жалуют, и можно использовать этот антагонизм в своих целях. Но воняли слишком сильно!
– Это не Жора, – ответил Антон в темноту, – это другой человек. Примете до утра в компанию, мужики?
– А меня что, не спрашивают? – тут же возмутился женский голос. То, что он женский, Антон понял только по смыслу сказанного.
– Да я всех спрашиваю, – подтвердил он свои добрые намерения. – Вы тут хозяева, а я гость.
Кто-то зажег спичку, и в глубине «пещеры» Антон увидел несколько щитов с рваными матрацами, уложенными прямо на трубах. На этих лежанках возились, как огромные крысы, четверо, чем-то напоминавшие людей. Он двинулся между трубами на свет спички. Свет быстро погас, но потом снова чиркнули, и зажегся другой огонек, кажется, какой-то самодельный масляный светильник. Фитилек страшно коптил и давал очень мало света, но все равно с ним было лучше.
Антон разглядел трех мужиков с одинаковой степенью небритости, одетых кто во что горазд. Один был в мятом грязном костюме. Антон вспомнил, что таких в этой среде раньше называли «бичи». «БИЧ» – бывший интеллигентный человек. Человек, который вышел из интеллигентной среды, который спился, опустился и частенько становился бродягой, потому что пропивал квартиру или его оттуда выгоняли родственники. Второй был в вытянувшемся и великоватом для него спортивном костюме. Третий – в фуфайке на голое тело. Женщина вставать не стала и смотрела на гостя со своего ложа. Под щекой у нее была подушка, а укрывалась она шерстяным одеялом. Разумеется, это было подушкой и одеялом в прошлом. В прошлой их – подушки и одеяла – жизни.
Здесь было тепло, даже душно. Когда Антон подошел ближе к лежанкам, то понял, что именно тут самое комфортное место в этом подземелье. От труб тепло поднималось вверх, а откуда-то сбоку неторопливо тянуло свежим воздухом, и дышать было немного полегче. Или он уже, как это называется в простонародье, принюхался, стал привыкать к запаху.
– Те че надо? – с завидной высокомерностью поинтересовалась женщина. – Дозу? Так мы дурью не балуемся. Или ты мент?
– Я – Робин Гуд, – развел руками Антон.
– Это что за работа такая? – не поняла женщина.
– За трубами, что ли, следишь? – присоединился к опросу второй, в фуфайке. – Сантехник?
– Робин Гуд! – многозначительно повторил для всех тот, что был в старом мятом костюме. – Благородный разбойник из средневековой Англии. Грабил богатых и все раздавал бедным.
– Че-че? – оживился третий бомж. – Че он нам принес?
– Ничего он, Коля, не принес, – назидательно поправил бомж в костюме. – В бегах он. От ментов прячется. Вот посему и пришел к нам – сирым и обиженным. Удел русской интеллигенции – беспрестанные гонения, ущемление права на свободомыслие и самовыражение. Советская власть ничем не отличается от монархического строя, все так же насилуя русскую интеллигенцию.
Антон присел на какой-то ящик и с интересом рассматривал компанию.
– Для тех, кто давно не был наверху, – вставил он, – сообщаю, что советская власть рухнула, и там, – показал пальцем вверх, – воцарилось царствие демократии и свободного предпринимательства.
– Ну и шел бы ты отсюда, раз воцарилось, – проворчал третий. – Выпить принес?
– Увы, – усмехнулся Антон, – могу поспособствовать только деньгами, и то в малом количестве. Как тут правильно оценили ситуацию и мой статус – в бегах я, и меня ищет полиция.
– Слышь, а ты не п… – недоверчиво буркнула женщина, – больно сладко поешь!
– Велеречив, – невнятно пробормотал интеллигент в костюме. Потом поднял грязный палец и процитировал, глядя на огонек светильника: – «Нестора всегда почитали искусным и велеречивым от всех Царей Греческих, ибо словеса сладкия текли из уст его яко источник меда».
Пришлось Антону чистосердечно рассказывать о себе. Он описал всю свою историю, начиная от ограбления в Екатеринбурге и кончая своим нападением на участковых и угоном полицейской машины. Естественно, умолчал лишь о том, что он сам – лейтенант полиции. Это нарушило бы начавшее формироваться удивительное чувство единения.
Дальше разговор пошел веселее. Особенно после того, как Антон выделил из своей наличности тысячу рублей в общий котел. Никто никуда и ни в какую торговую точку не побежал, потому что все нашлось на месте. Приличная бутылка водки была извлечена откуда-то из ниши в стене. На пододвинутом ящике под газетой оказалась закуска в виде куска колбасы, хлеба трех видов, початой банки консервов и множества овощей.
Есть предложенную еду Антон не решился, понимая, что большая ее часть собрана по мусорным бакам. Он бы выпил водки, чтобы снять напряжение, но решил и этого не делать. Принципы тем и хороши, что они не подвержены изменениям из-за удачно подвернувшейся ситуации. Например, «с устатку», «от нервов» или «как лекарство».
