Ангел, тронутый до слез,
Богу весточку благую,
Как бесценный дар, принёс.
Дочитав до конца, он замолчал и повернул голову к лежавшей рядом женщине (Желнина легла вслед за Достоевским и во все время замечательной декламации смотрела на те же звезды, в то же небо, что и сам писатель), а та, незаметно ни для себя самой, ни для него, положила голову ему на плечо и смотрела на него снизу вверх умным и преданным взглядом.
– Какие чудесные и добрые стихи. А вы говорите, что это не ваше.
И вдруг он почувствовал, как некая искра промелькнула между ними. Он обнял ее голову своими большими, но худыми ладонями, приблизил ее губы к своим и поцеловал, жарко и долго. Она опрокинулась на спину, и дальше уже они оба не стали удерживать своих порывов. И только ветер да месяц стали свидетелями этой нечаянной любви.
Через три дня, как раз в воскресенье, из Семипалатинска прискакал вестовой от командира 7-го батальона подполковника Велихова.
– Их благородие срочно требует вас к себе!
– У меня же отпуск, любезнейший.
– Велено вам прервать отпуск и немедля явиться в часть, – вестовой подал Достоевскому записку и стоял по стойке «смирно», пока Федор Михайлович знакомился с ее содержимым.
Желнина в это время читала только вышедший из-под пера писателя роман «Каторжники», первые две главы она буквально съела глазами за очень короткое время. Достоевскому важно было услышать мнение образованной женщины о своем новом труде, и он сам предложил Клавдии Георгиевне познакомиться с текстом. Поначалу ей сложно было привыкнуть к специфическому почерку Достоевского, но, освоившись, она стала читать быстро и с удовольствием, даже гордясь тем, что она является первым читателем этого романа.
Услышав незнакомый мужской голос во дворе, она отложила рукопись и выглянула в окно. Затем вышла во двор, Достоевский виновато повернулся к ней:
– Вот, Клавдия Георгиевна, командир срочно требует к себе. Нельзя не подчиниться.
– Что ж, прямо так сразу и поедете? Дайте хоть харчи на дорогу собрать.
– Да какая уж тут дорога – 16 верст. Одним махом долетим. Так что не беспокойтесь.
Достоевский вернулся в свою комнату, стал быстро собираться. Личных вещей у него было немного – все больше письма и рукописи. Их-то он и убрал в палисандровую шкатулку, включая и две первые главы «Каторжников», которые по прочтении вернула ему Желнина. В спешке он не проверил, вся ли рукопись у него. Сама же Желнина спохватилась лишь тогда, когда Достоевский с вестовым уже находились в предместьях Семипалатинска. И у нее учащеннее забилось сердце – значит, у него будет повод вернуться сюда и еще раз свидеться с ней.
Ожидания, однако, так и остались ожиданиями. Достоевский, казалось, забыл об этом романе, увлекшись другими темами. Да и женитьба на Марии Дмитриевне Исаевой и заботы о пасынке Паше полностью поглотили Федора Михайловича. И вскоре он даже забыл об Озёрках, а возможно, и о гостеприимной казачке Желниной.
Зато Желнина не смогла забыть своего бывшего постояльца – через пару месяцев она поняла, что понесла от него.
Илья Достоевский закончил чтение рукописи. Боже мой, подумал он, это что-то гениальное. Одно смущало – в рукописи не было начала, и не понять было, что за произведение он прочитал. Надо бы в область съездить на каникулах, в библиотеке посидеть, изучить как следует полную библиографию писателя.
Но трудно было поверить в то, что рассказала ему тетка и написал в предсмертной исповеди дядя Миша. Неужели и в самом деле ему в наследство досталась рукопись великого Федора Достоевского? Да еще, как оказалось, его пращура! Он долго переваривал прочитанное и услышанное. Даже не слышал, как тетка звала его ужинать. И лишь когда она подошла к нему, он очнулся.
– Уснул, что ли, Илюша? Я тебя зову, зову…
– Да нет, теть Клава. Просто поверить не могу, как эту рукопись могли хранить в крестьянском доме более ста лет. Бумага же! Раз – и в печку.
– Что значит в печку. Ты Булгакова, что ль, не читал? Помнишь его слова: рукописи не горят?
– Ага! Он бы это Гоголю сказал, который сжег второй том «Мертвых душ», – усмехнулся Достоевский. – Может, Николай Васильевич и передумал бы. Впрочем, с его-то мистикой могло быть и хуже.
– Пойдем, Илюша, ужинать.
Достоевский сунул рукопись в рюкзак, потянулся и встал. Время было потрачено не зря. Теперь можно и в свое Болотное возвращаться, к унылым своим будням. Праздник души закончился. А вернется домой – осмыслит все это как следует. Разумеется, ни о чем он никому рассказывать не собирается. Это было жесткое условие покойника дяди: семейная тайна должна таковой и остаться и передаваться по наследству.
По наследству! По какому? Есть ли у него наследник? Детский вопрос, тот самый, который задала ему при знакомстве пятиклассница Таня Чихачёва. С женой они разбежались быстро, не успев даже детей соорудить. А ему ведь уже за тридцать. Наверное, и в самом деле пора подумать о наследниках. Но где взять подходящую половинку?..
Дома он сразу с головой окунулся в работу. Нужно было нагонять программу. Его, впрочем, не было всего несколько дней, да еще начало учебного года, школьники, как и учителя, не раскачались, так что ничего страшного не произошло.
Он посмотрел в расписание, затем в программу. Завтра урок литературы в десятом классе, и тут его слегка даже передернуло: тема урока – творчество Достоевского и его роман «Преступление и наказание». Он тут же пролистал программу дальше и поразился – и это все? На всего Достоевского два урока и всего лишь один роман? Круто! Какой идиот там, в Минобре, составляет такие программы?
Он вошел в класс, поздоровался. Десятый класс едва насчитывал двадцать человек, да и то после девятого из двух классов сделали один. Мальчишек и девчонок почти поровну. Он пробежался взглядом по партам и хотел было уже окунуться в классный журнал, чтобы отметить отсутствующих, как заметил на себе чей-то долгий и внимательный взгляд. Поднял голову – это была Света Ихменева, старшая сестра пятиклассника Вали Ихменева. В отличие от брата, она чувствовала себя в классе совершенно свободно, хотя, кстати, тоже сидела одна за партой. Правда, не было в тот день ее подруги. И чтобы как-то выйти из неловкого положения, в которое он сам себя загнал, ответив на взгляд девушки, он у нее спросил:
– Ихменева, а где твоя подруга, Силина?
Ихменева ответила не сразу, пришлось сзади нее сидевшему
