«Они боятся Стражников, — с удивлением подумал Энди. — Но почему? Я их не боялся. Я никогда не трусил в стычках со Стражниками. Я никогда не был трусом. Но я же истекаю кровью».
* * *
Дождь как-то успокаивал его. Он был холодным, а все тело — горячим, и дождь приносил приятную прохладу. Энди всегда любил дожди. Однажды он был в доме Лауры, и дождевые струи сбегали по стеклам, а он смотрел на улицу и видел, как люди бегут от дождя. Как раз в то время он вступил в «Королевскую гвардию». Как счастлив он был тогда, что Короли приняли его к себе. Короли и Стражники — это" самые главные. Он один из Королей. Надо быть достойным своего «титула».
Только теперь, когда холодный дождь освежил его разгоряченное тело, он задумался об этом. Ведь если он умрет, то умрет просто Энди. Он не был одним из Королей. Его звали просто Энди, и теперь он мертв. Вдруг он задал себе вопрос: а что если бы Стражники, которые устроили ему засаду и пырнули ножом, в один прекрасный день поняли бы, что он — просто Энди? И вообще они знали, что его звать Энди или знали только, что он Король, который носит красную нейлоновую куртку? Они всадили нож в него, в Энди, или только в куртку и в кличку? А что толку в кличке, если все равно умираешь?
— Я Энди! — беззвучно крикнул он. — Ради бога, ведь я Энди!
На другом конце проулка остановилась пожилая дама. Оттуда доносился шумный стрекот дождя, барабанившего о крышки мусорных баков. Дама держала в руке зонтик с поломанными спинами, держала его величественно, как королева. Она прошествовала к мусорным бакам в конце проулка с сумкой в руке. Она деликатно приоткрывала крышки баков и не слышала стона Энди, потому что была туговата на ухо и потому что дождь отбивал на крышках непрерывную злую дробь. Она искала, чем бы поживиться в лучшее время ночи. Она выудила веревки я газеты, извлекла из одного бака старую шляпу с пером, а из другого — сломанную скамеечку для ног. Потом так же деликатно закрыла крышки баков, высоко подняла свой зонтик и прошествовала к выходу, величественно, как королева.
Теперь проулок казался очень длинным. Энди мог видеть людей, которые, пересекали его на другом конце, и ему захотелось знать, что это за люди, столкнется ли он когда-нибудь с ними. И ему захотелось узнать, кто из Стражников всадил нож в его тело.
— Вот тебе, Король! — крикнул чей-то голос, а потом шаги, чьи-то руки уже отпускают его руки, он падает на мостовую. — Вот тебе, Король! — Даже несмотря на боль, даже несмотря на безмерную слабость, он ощутил тогда гордость при мысли о том, что он Король. Теперь от гордости не осталось и следа. Ему стало холодно от дождя, а кровь все текла и текла между пальцами, и теперь он чувствовал только, что все вокруг плывет и кружится, и среди этого кружения он мог думать лишь об одном: «Я хочу быть только Энди!»
Он просил у мира такой малости!
Он видел, как целый мир проходит мимо него, пересекая проулок на дальнем его конце. Мир не знал, что он — Энди. Мир не знал, что он живой.
* * *
Он очень устал и ощутил невероятную слабость. И почувствовал, что он очень одинок, что он вымок, продрог, трясется как в лихорадке. Теперь он уже знал, что умирает, и потому его охватила внезапная тоска. Он не боялся. На это были свои причины. Просто его вдруг охватила неизбывная тоска по жизни, которая должна оборваться в шестнадцать лет. На мгновение ему почудилось, что он никогда ничего не делал, никогда ничего не видел, никогда нигде не был. Столько нужно еще сделать — и он удивился, почему раньше это не приходило ему в голову, почему до этого часа танцульки, стычки и красные куртки застилали перед ним всю вселенную, а теперь они вдруг съежились, оказались такими незначительными в огромноммире, который он проглядел.
Ему вдруг представилось, что самое важное сейчас — снять красную куртку. Скоро он умрет, и, когда его найдут, он не хочет, чтобы люди сказали: «О, это из Королей». Ценой неимоверного усилия он перекатился с живота на спину. При первом же движении он ощутил в животе безмерную боль. Он не представлял себе, что бывает такая боль. Но он хотел снять куртку во что бы то ни стало. Если уж ему больше не суждено сделать ничего, он должен снять куртку. Сейчас все это приобрело только один смысл. Если б он не носил куртки, его бы не ранили. Куртка была бессмысленной, глупой вещью, которая украла у него жизнь. Только бы скинуть куртку. Только бы скинуть эту ненавистную куртку.
Он начал сражение со скользкой мокрой материей. Руки у него были как свинцом налиты, и каждое движение обжигало его тело огнем боли. Но он извивался, крутился и сражался до тех пор, пока не высвободил одну руку, потом другую, а потом уж откатился от куртки и лежал не шевелясь, тяжело дыша, и слушал шум собственного дыхания и шум дождя и думал: «Какой приятный дождь. Я опять просто Энди».
* * *
Она нашла его в проулке через минуту после полуночи. Она убежала с танцев, чтобы поискать его, а когда увидела, наклонилась над ним и сказала: «Энди, это я, Лаура».
Он ей не ответил. Слезы брызнули у нее из глаз, она попятилась и в ужасе бросилась со всех ног вдоль по проулку, и бежала до тех пор, пока не нашла полисмена.
Теперь, стоя возле полисмена, который наклонился над Энди, она глядела на него. Полисмен выпрямился и сказал: «Он мертв». Она не могла плакать. Она стояла под дождем и молча смотрела на мертвого юношу и на красную куртку, брошенную неподалеку от тела.
Полисмен поднял куртку и повертел ее в руках.
— А, Король! — сказал он.
Казалось, дождь забарабанил еще яростнее.
Она посмотрела на полисмена и сказала очень спокойно:
— Его звать Энди.
Полисмен перебросил куртку через руку. Он вынул блокнот и стал его перелистывать, чтобы найти пустую страницу.
— Король, — сказал он.
Потом он начал заполнять бланк.
