В первые дни долгого судебного процесса многим репортерам казалось, что они присутствуют при рождении легенды. Очевидно, так думал и сам Оуэн. Но мало-помалу иллюзии репортеров улетучились. То, что они приняли за блеск ума, оказалось набором заранее отрепетированных приемов, а бьющая в глаза непосредственность и яркая индивидуальность – нарочитой эксцентричностью. К концу процесса Оуэн потерпел полный провал – его выставили бестолковым и претенциозным позером, скучным карликом-фокусником, который с напыщенным видом вытаскивает из старомодной шляпы дохлых кроликов.
И все же нельзя утверждать, будто он проиграл дело, поскольку невозможно доказать, можно ли было его выиграть вообще. Но тем не менее записки Оуэна о сенсационном деле «Штат против Наннет Козловой, Кирби Стассена, Роберта Эрнандеса и Сэнди Голдена по обвинению в злостном и преднамеренном убийстве» очень интересны. По крайней мере будущему адвокату наверняка полезно будет ознакомиться с точным отчетом о процессе. А те, кого особенно интересуют зигзаги человеческих отношений, обнаружат в записях Оуэна плод размышлений довольно практического ума о четырех молодых людях, которых адвокат так старательно защищал.
Оуэн диктовал мисс Лии Слэйтер, своей новой помощнице. Она же записала многие устные беседы между адвокатом и его подопечными и исполняла обязанности секретаря зашиты на процессе.
Внимательный читатель обратит внимание на некоторые отступления от норм сухого юридического языка. Причину этого следует искать не только во внешней привлекательности мисс Слэйтер и ее увлечении драматическими сенсациями, но и в Мириам, жене Оуэна, с которой он прожил двадцать лет. Ведь каждый мужчина должен иметь возможность продемонстрировать перед кем-нибудь свою значимость. И еще в некоторой словесной неумеренности записей виновато, наверное, его подспудное желание опубликовать со временем мемуары.
Отношение мисс Слэйтер к своему шефу не изменилось после всеобщего разочарования в талантах защиты. Оуэн остался для нее яркой звездой. Когда адвокат попытался выжать слезу у каменных присяжных заседателей, затуманились глаза Лии. Когда же вынесли приговор, ее карие глаза округлились, а пальцы непроизвольно сломали желтый карандаш.
О том, какова была реакция Райкера Димса Оуэна на поражение, можно только догадываться. Он не оставил никакого резюме в своих записях. Вполне вероятно предположение, что он знал, каким будет приговор, чувствовал свой проигрыш и в поспешности заседания жюри нашел лишнее тому подтверждение. Присяжные совещались всего пятьдесят минут, а это обычно бывает, когда выносят приговор по поводу предумышленного убийства без права на апелляцию.
Невозможно точно определить эмоциональное состояние мисс Слэйтер, когда ее герой потерпел поражение. Пожалуй, есть основания предполагать, что она обладала известными способностями облегчать страдания ближних. Ее обаяние, правда, подпорченное излишним подобострастием, могло бы вернуть веру в себя кому угодно, но только не такому опустошенному человеку, каким оказался после суда Райкер Оуэн. Образно выражаясь, он свалился с карусели и угодил головой прямо в медный столб. Начало записям положили первые встречи с родителями Кирби Стассена.
Я так и не смог найти общий язык с родителями Кирби. Причины вполне понятны. Я не раз сталкивался с этим. Кстати, каждый человек, работающий с правонарушителями, знаком с таким явлением. Как правило, родители не желают верить, что их дети – преступники. Всю свою жизнь они знали о существовании пропасти, отделяющей солидное большинство уважающих закон людей от больного, дикого и опасного меньшинства, именуемого преступным миром. Однако они не могут поверить, что их ребенок, их благопристойный наследник, оказался на той стороне пропасти. Они считают, что преодолеть подобное препятствие ему не по силам, следовательно, общество ошибочно обвиняет их дитя. Речь идет всего лишь о ребяческой проделке, неправильно истолкованной. Одно из двух: либо их отпрыска оклеветали, либо он попал под временное влияние дурной компании.
Родительская близорукость приводит к неспособности понять, как легко преодолевается эта пропасть. Пожалуй, в зрелом возрасте, когда привычные правила морали завладевают им, труднее совершить подобный «прыжок». Но в юности, в традиционные годы бунтарства, пропасть кажется почти неуловимой чертой в пыли. Для молодости она – пустяк, а для остального общества означает границу между жизнью и смертью.
Родители всей душой верят, что недоразумение можно как-то уладить соответствующими извинениями, и они заберут сына с собой домой, где он сможет спать в своей детской кроватке, хорошо питаться и забыть весь этот кошмар.
Вальтеру Стассену, грузному напористому мужчине, привыкшему всегда владеть ситуацией, кажется, лет сорок восемь. За четверть века он создал процветающую, четко функционирующую империю по производству грузовиков. Стассен-старший жил бережливо, много работал. Думаю, он не обладает ни осторожностью, ни догадливостью. Сейчас, возможно впервые в жизни, Вальтер Стассен оказался в ситуации, которую он не может контролировать. По-прежнему разговаривает властным тоном, правда, уже не столь уверенно, как раньше.
Эрнестина, мать Кирби Стассена, годом или двумя моложе, с фигурой, подточенной многочисленными диетами, обладает тривиальным умом завсегдатая клуба. Нервная женщина, вероятно, вследствие наступления климакса. Подозреваю, что она находится на грани хронического алкоголизма. Во время наших двух утренних встреч Эрнестина была явно под хмельком. Если так оно и есть, то предстоящий процесс толкнет ее за роковую грань.
Я не заметил теплоты в отношениях мужа и жены. Казалось, они меряют все в своей жизни величиной дохода. Очень вероятно, что родники их чувственности погребены пол густой тиной супружеских измен. Вальтер и Эрнестина, похоже, продолжают считать Кирби своей собственностью, атрибутом общественного положения. Им приятно иметь сильного, статного сына-атлета, умного и благополучного. Родителей забавляли его проделки, и они не раз вытаскивали его из затруднительных положений, в которые он попадал. Похождения отпрыска давали им пишу для разговоров за коктейлями и свидетельствовали о независимом нраве сыночка. Не стоит говорить, что и по отношению к Кирби никогда не применялась какая-либо система наказаний или поощрений. Возможно, тут и кроется причина теперешней критической ситуации.
Как и следовало предполагать, я натолкнулся на сильное сопротивление, когда объявил им о намерении защищать всех четверых преступников вместе. Они не желали признать, что их бесценный Кирби Стассен был связан с шайкой. Стассены не понимали, почему я обязан защищать людей, оказавших такое ужасное влияние на их единственного сына. Пусть суд назначит для них еще одного защитника. Кирби привык пользоваться всем самым лучшим.
Мне пришлось прибегнуть к аналогии, чтобы объяснить Стассенам, почему преступников выдали именно этому штату, почему их будут судить за преступление, совершенное примерно в десяти милях от места, где мы сейчас сидим.
– Представьте, что вы играете в покер, – пояснил я Вальтеру Стассену. – Перед вами разложены карты, и каждая означает преступление. Выбирают сильнейшую, которая должна сделать игру. Вот почему их решили судить в этом штате. Здесь смертная казнь еще действует. Ребята совершили в нашем городке самое жестокое преступление. Да и прокурору ловкости не занимать.
– Почему именно это преступление самое выгодное для обвинения? – спросил Стассен.
– Вы, конечно, следили за прессой, – пожал я плечами. – Свидетели, четкая работа полиции, неопровержимые факты – все указывает на участие в преступлении каждого из них.
– Я читала то место в газетах, где говорилось, что Кирби... – вмешалась Эрнестина. – Он не мог это сделать! Но объясните: почему вы отказались защищать одного Кирби?
– Штат будет возражать против судебных процессов над каждым обвиняемым в отдельности, миссис Стассен. Они вместе совершили преступление, и судить их будут вместе. Я могу, конечно, защищать одного Кирби, кого-то назначат защищать остальных. Может, этот адвокат одобрит мою линию защиты, а может, и нет. Одно ясно – назначение второго адвоката окажется твердой гарантией того, что все четверо попадут на электрический стул.
– Какой линии вы собираетесь придерживаться? – хриплым голосом спросил Вальтер Стассен.
Объяснение заняло немало времени. На основании предварительного расследования я не надеялся найти в обвинении какие-нибудь недосмотры и ошибки. Не был уверен и в виновности обвиняемых. Я сказал, что признаю совершенные ими преступления. В этом месте Эрнестина разрыдалась и попыталась выскочить из комнаты. Муж грубо схватил ее за руку, заставил сесть и рявкнул, чтобы она успокоилась.
