Фрэн первой вошла в гостиную через стеклянные двери.
– Азиз, ко мне, мой хороший! Ах, смотри, что ты наделал – все лапки грязные! – Она подхватила песика на руки и принялась вытирать ему лапы носовым платком. – Вот вам мисс Морланд! – сообщила Фрэн Пенроку, стоявшему спиной к камину, где ярко пылал огонь. – Она рисовала жутко мрачный пейзаж с той рощицей, где нашли судомойку.
Пенрок вздрогнул. Его тогда одним из первых позвали на помощь. Кто-то из местных наткнулся на мертвую девушку в леске и совсем потерял голову со страху.
– Бедное дитя, – проговорил Пенрок. – Ужасная история. Никогда не забуду, в каком состоянии были ее родители и несчастный молодой человек… И ее… ее голова… – Побледнев, он добавил, словно стараясь отвлечься от страшного видения: – Сейчас уже, наверное, концов не найдешь. Какой-нибудь бродяга скорее всего. Понадеялся, что у нее есть при себе деньги…
– Какой переполох был в деревне! – Фрэн бережно усадила Азиза в кресло. – Сыщики, фотографы и репортеры толпами. Наверное, никогда здесь такого оживления не случалось.
– Надеюсь, и не случится больше, – с чувством отозвался Пенрок.
– Так вы в то время здесь гостили? – спросила Грейс, предприняв неловкую попытку погладить Азиза.
Песик немедленно соскочил с кресла и уселся на полу, нервируя мисс Морланд пристальным взглядом.
– Это случилось в самом конце каникул, – объяснила Венис. – Фрэн с бабушкой, как обычно, гостили у мистера Пенрока, а мы с Генри проводили здесь последнюю неделю медового месяца. Лето не лето, если хоть несколько дней не провести с Пеном!
Она нежно улыбнулась Пенроку.
– А как поживает дорогая леди Харт?
– О, у нее все хорошо, она сейчас спустится. Джеймс Николл тоже здесь, вы знаете?
У Джеймса Николла в местной бухте стояла парусная лодка, хотя бо́льшую часть лета молодой человек проводил в деревенском пабе. Грейс он запомнился рассеянным, немного вялым и весьма неряшливым студентом. В последнее время он начал, хоть и без особого рвения, принимать участие в делах семейной фирмы и стал чуть менее неряшливым, хотя по-прежнему постоянно витал где-то в облаках. Его опекун и родной дядя, суровый старик, присматривал за племянником – надо отдать молодому человеку должное, он не давал серьезных поводов в чем-либо себя упрекнуть. При первой же угрозе войны дядя-опекун сбежал в Америку. Было бы ради чего бегать, с легким злорадством подумала Грейс – не далее как вчера она прочла в газете его некролог. Несомненно, племяннику достанется жирный куш; между прочим, говорят, мистер Николл сейчас в армии…
– Ах, какая радость! Я слышала, он нынче носит военную форму?
– Как же, как же, наш отважный мальчик в грубой шинели! – с мягкой насмешкой ответила Фрэн. – Он не знает, какой рукой положено козырять, и наверняка всегда шагает не в ногу, а в остальном бравый вояка. Сейчас у него увольнительная на неделю, и мистер Пенрок пригласил его к себе. Да, милый Пен?
Вот и прекрасно, думала Грейс, согревая замерзшие ноги у очага. Быть может, Фрэнсис займется этим Николлом, раз уж он получил наследство, и отстанет наконец от мистера Пенрока. «Милый Пен», вы подумайте! Скорее бы принесли чай.
– А вот и бабушка! – воскликнула Фрэн.
Сестры бросились к двери.
– Бабушка, ну как ты, подремала?
Старая леди больше всего напоминала пышный свежеиспеченный каравай, на который сверху посадили горошину вместо головы. Она весело вкатилась в комнату, сияя улыбками.
– …А вот мисс Морланд, – прибавила Венис.
– Она рисовала рощицу, где прошлым летом девушку убили. – Фрэн все никак не могла успокоиться, настолько ее поразил странный выбор художницы.
Леди Харт, слегка удивившись, уселась в кресло под бурные оправдания Грейс.
– Ах, вот хорошо, Генри и Джеймс уже здесь! – заметила старушка. – Я хочу чаю.
На первый взгляд могло показаться странным, что двое настолько разных людей так тесно сдружились. Генри Голд – ярко выраженный еврей, хоть и без анекдотических черт: невысокий, худой, некрасивый, с озаряющей все лицо, чуточку плутоватой и неотразимо обаятельной улыбкой. Джеймс Николл – почти на голову выше, слегка сутулый, с вечно сонным взглядом интеллектуала, отстраненно взирающего на человеческую суету. Единственный здесь в военной форме, Джеймс не хвастался своей летной карьерой, уделяя ей всего лишь насмешливо-ленивую улыбку.
– Как я рада вас видеть, мистер Николл, и в хаки! – восхитилась мисс Морланд. – Или вас нужно звать капитаном? Или майором? И эти очаровательные ромбики на погонах! Для меня большая честь пожать вашу руку.
– Да неужели? – удивился Джеймс.
– Вы были во Франции во время всех этих ужасов? Дюнкерк и прочее? Прошу вас, расскажите о ваших приключениях! Или… – Она продолжила громким шепотом: – Быть может, вам не хочется говорить об этом?
Джеймсу очень даже хотелось говорить об этом, только не с мисс Морланд.
Генри пришел ему на помощь:
– Он все время просидел на аэродроме, уткнувшись в карманное издание «Бесплодных усилий любви».
Завидует, конечно. Ох уж эти евреи!
– А вы, мистер Голд, я смотрю, не в военной форме, – промолвила Грейс.
– С его профессией не берут в армию. – Венис ринулась на защиту мужа. – Он еще в самом начале войны хотел пойти добровольцем, но ему не разрешили. Сказали, он на своем месте нужнее.
Генри усмехнулся, прикрываясь ладонью. Милая Венис! Как будто его волнует мнение нелепой старой девы. Однако в глубине его души небрежная неприязнь к мисс Морланд усилилась и приобрела личный характер.
Азиз с недовольным видом отошел от Грейс, устроился на коврике у камина и занялся сложными гигиеническими процедурами.
– Солнышко, здесь нельзя! – пожурила его Фрэн, подталкивая в бок носком туфельки. – Воспитанные собаки так не делают!
Поразительно, изумилась Грейс, устремляя взор в неведомую даль, – ну можно ли вот так привлекать к этому общее внимание?
И сказала, чтобы заполнить паузу, которую никто, кроме нее, и не заметил:
– Азиз – что за странное имя?
– Потому что он у нас черненький, – ответила Венис, как будто это все объясняло.
Мисс Морланд смотрела непонимающе.
– В честь доктора-индийца из «Поездки в Индию»[1], – любезно пояснил Генри. – А матушку нашего песика звали Эсмис Эсмур.
Грейс прикусила ноготь, возведя к потолку выцветшие голубые глазки.
– «Поездка в Индию»… «Поездка в Индию»… Нет! Не попадалось. – Отринув таким образом «Поездку в Индию», она умиленно добавила: – Очень странно, я ведь так люблю книги о путешествиях!
Наступило зловещее молчание. Мисс Морланд поняла, что сморозила что-то не то, и в попытке замять неловкость весело проговорила:
– Надо же, такса! Я бы собаку немецкой породы не стала заводить. Особенно в военное время.
– Не стали бы? Вот глупость! – сказала Фрэн.
Леди Харт мягко заметила, что нельзя же сдать Азиза в камеру хранения до окончания войны.
– Ах, ну разумеется, я понимаю, некоторые очень привязываются к собакам, – поспешно отозвалась Грейс. – Он, конечно, милый зверек. Откуда он у вас?
– На парашюте с неба спустился, – буркнул Джеймс и с милой улыбкой добавил: – Под видом англиканского священника.
Священником в Пиджинсфорде был некогда отец мисс Морланд.
– Ну да, у них воротник – как ошейник, – подхватил Генри, и приятели покатились со смеху, с несколько истерическими нотками.
Тут вошел с подносом старенький дворецкий, ступая по-кошачьи осторожно – его мучили мозоли.
– А еще, мисс Фрэн, вам тут посылка. Из почтового отделения в Торрингтоне доставил курьер. Она на столе в холле.
– Это моя новая шляпка! – Фрэн сорвалась с места и схватила дворецкого за руку. – Скажите, Бунзен, это шляпная картонка? Квадратная, вот такого размера?
– Примерно такого, мисс.
– Значит, она! Как чудесно! Я просила прислать ее сюда, только не думала, что так быстро… Здесь, конечно, я ее носить не смогу – у местных жителей будет разрыв сердца. Бабулечка, вот посмотришь! Ты вечно жалуешься, что нынче шляпки не такие дурацкие, как были в ваше время. А эта – еще какая дурацкая!
Так оно и было. Фрэн вернулась в гостиную, нацепив шляпку поверх своих темных кудрей, улыбаясь и раскланиваясь на все стороны, и покружилась, чуть зардевшись под взглядом сонных карих глаз Джеймса. У Пенрока сердце болезненно сжалось – такая она была милая, веселая и бесхитростная, с этим смешным пучком цветов и перьев на голове.
– А тебе нравится, Пен? – спросила она, вдруг подойдя к нему и с простодушной улыбкой заглядывая в глаза.
Не успев опомниться, он за руку притянул ее к себе и поцеловал, прямо при всех.
– Ты маленькое чудо! – воскликнул Пенрок, а потом, сообразив, что сделал, прибавил со смехом: – Эта шляпка – просто наваждение какое-то! Скажите, мисс Морланд, это ведь необыкновенная шляпка, правда?
Грейс оцепенела, словно примерзла к стулу. Так холодно ей не было и на террасе, хотя там дул ледяной ветер, а здесь огонь полыхал в очаге. В одно-единственное мгновение рухнули все ее мечты.
