– Там особо тяжкое убийство. Не кипятись, Василич. Лучше бери своих гавриков – и вперед, – как бы оправдываясь, проговорил дежурный.
Калинин протяжно вздохнул, предвкушая прелесть бессонной ночи.
– Все мои гаврики разбежались по домам.
Дежурный на это ответил с безразличием:
– В общем, как хочешь. Я выполняю распоряжение начальника дежурной части. Мне приказали позвонить тебе, я позвонил. Сделал сообщение.
Ну как тут обижаться на служаку дежурного. И Калинин сказал:
– Ладно. Сообщай, где это произошло?
– На улице Матросова. Патрульные обнаружили труп девушки.
– Документы при ней есть?
– А черт его знает. Я про документы у них не спросил. Это ведь по вашей, сыскной части. Да ты езжай. На месте все посмотришь.
Калинин положил трубку и неторопливо закурил, думая: труп все равно никуда не убежит, а наследить усердные патрульные наверняка уже успели.
Потом майор, все так же без излишней суеты, достал из сейфа табельный «ПМ», засунул его в кобуру. С минуту смотрел на телефон, раздумывая, звонить домой или нет. Решил, не стоит. Ничего хорошего не будет, кроме нагоняя от жены. И вышел. Предстояла работа, которую он делал изо дня в день более двадцати лет.
После душного кабинета вечерний воздух казался упоительным.
Майор даже на минуту закрыл глаза, пытаясь отвлечься от всего надоевшего.
– Едем, товарищ майор? – услышал Калинин нетерпеливый голос дежурного водителя.
Заждался бедолага возле своего микроавтобуса. У них, оперативных шоферов, тоже незавидная работа.
– Поехали, – сказал майор.
Место, где произошло убийство, густо заросло кустами сирени.
От проезжей части досюда метров десять, а до ближайших домов и того больше. И не нашлось никого, кто бы видел, как один человек лишал жизни другого. А ротозеев набежало полно.
Тут же были деловитые люди в штатском, суетящиеся возле трупа, и несколько сержантов патрульно-постовой службы.
Калинин узнал дежурного следователя прокуратуры, подошел, поздоровался.
Следователь кивнул на труп девушки.
– Очередное похожее убийство, – сказал он, намекая на то, что за последние две недели подобным образом были убиты уже две молодые женщины.
Калинин глянул.
Луч карманного фонаря осветил круг примятой травы, облитой кровью, в котором лежала полураздетая девушка. Это сразу наводило на мысль, что жертва подверглась изнасилованию. Но самое ужасное – огромная рана на шее, от уха до уха, послужившая причиной смерти. Желеобразные сгустки крови еще выделялись из нее.
Те две женщины, на которых намекнул прокурорский следак, тоже умерли от того, что им перерезали горло. И тоже от уха до уха. А еще у них были срезаны мочки ушей. Убийца не стал утруждать себя расстегиванием сережек. Просто срезал мочки по самые дырочки.
У этой девушки тоже не оказалось мочек.
– Похоже на то, – согласился Калинин, испытывая чувство, похожее на стыд.
Какой-то маньяк убивает женщин, а они, опытные сыщики, не могут его поймать. И он, чувствуя свою безнаказанность, словно насмехается над ними, наглеет.
– Нам бы не помешало узнать, кто она такая. – Майор присел на корточки, потрогал руку девушки.
Рука была холодной.
– Часа три-четыре прошло с момента убийства. Не больше, – уточнил суетившийся возле трупа эксперт.
Но Калинин показал ему на пальцы убитой.
– Я не это имел в виду. У нее на пальцах были перстни. Она сопротивлялась. Пальцы были напряжены. Припухли. И когда убийца снимал перстни, на пальцах остались едва заметные кровоподтеки.
Эксперт внимательно осмотрел пальцы.
– Действительно. Изнасилование плюс грабеж.
– Выходит, так, – согласился следователь прокуратуры и посмотрел на майора Калинина.
– Во всяком случае, повозиться придется, – сказал Калинин.
Прокурорский следак внимательно осмотрел содержимое сумки и остался недоволен.
– Никаких документов, – с сожалением проговорил он, зная, как сложно в таких случаях установить личность потерпевшей, особенно если она приезжая.
– Придется дать ориентировку по всем управлениям, – сказал Калинин и попросил фотографа сделать необходимые снимки.
– Все эти девчушки приезжают в Москву в поисках больших денег, а находят смерть, – сказал кто-то из сотрудников в штатском.
Калинин, не оборачиваясь, возразил:
– Не похожа она на дешевенькую проститутку. Такие не носят столько золотых побрякушек. И потом, если это совершил тот убийца, которого мы ищем, он бы не стал связываться с проституткой, да еще дешевой. Он выбирает жертву, с которой, кроме сексуального удовлетворения, можно поиметь и золото.
Седоволосый эксперт, повидавший на своем веку всякого, окончив осмотр, закрыл чемоданчик и сказал с нескрываемым сожалением:
– Вот и еще одной девушки не стало.
Калинин, следователь прокуратуры и пара сотрудников в штатском стояли и молчали. И тогда седоволосый эксперт добавил:
– Теперь остается ждать, пока кто-то обратится с заявлением о ее пропаже, – он кивнул на мертвую девушку.
– Остается, – согласился с ним Калинин.
Кристина не спала всю ночь. Несколько раз она хваталась за телефон, пыталась куда-то дозвониться, набирала номер. Но на другом конце провода никто не отвечал.
…Известие о том, что приезжает Олеська, мало порадовало Кристину. Присутствие в однокомнатной квартире сестры означало одно – прощай, личная жизнь.
Даже если она поступит в свой дурацкий институт – это не изменит ущемленное положение Кристины. Олеська будет маячить перед глазами, мешать и надоедать.
Но ужаснее всего то, что очень скоро эта смышленая девчонка поймет, чем занимается Кристина. А ее болтливый язычок Кристине хорошо известен. Значит, обо всем узнают родители. И будет грандиозный скандал.
Папашка, человек самых честных правил, от которых ничего, кроме неврастении, не имел, рискует получить еще и обширный инфаркт.
«Ну уж нет, – сказала себе Кристина. – Родители есть родители. И здоровье их надо поберечь. А Олеська пусть катится домой. В Москве и так полно провинциальных артисточек и певичек. И где гарантии, что особо не одаренная Олеська выйдет в люди?»
Кристина решила действовать, как только получила телеграмму. Среди ее многочисленных знакомых был человек, который мог решить многие ее проблемы. А уж с Олеськой помочь – для него раз плюнуть.
Кристина сразу же позвонила ему домой, хотя он категорически запрещал ей это. Скрывал от жены наличие молодой любовницы.
Дома его не оказалось. Жена подняла трубку, но с ней Кристина разговаривать не стала.
Нашла она его на работе в офисе. Ее звонку он обрадовался. Но на этот раз Кристина была немногословна. Опустив вступительную часть, попросила его срочно приехать.
– Что случилось, Кристина? – Голос всесильного друга казался озабоченным.
Но по телефону объяснять что-либо было глупо.
– Приезжай, и я тебе все расскажу. Мне нужна твоя помощь. Разве ты не понимаешь?
Ровно через сорок минут, как и обещал, он приехал и, протягивая ей букет алых роз, спросил:
– Что случилось? На тебя кто-то наехал? Менты? Братва? Говори кто?
Кристина помотала головой и даже улыбнулась, чтобы его успокоить.
– Пока нет, но, кажется, скоро наедет, – ответила Кристина.
– Вот как. – Он деловито уселся в кресло и, притянув ее за руку, посадил к себе на колени.
Кристина обняла его за шею.
– Говори кто? Глотку зубами перегрызу этой сволочи. Слово даю.
Кристина улыбнулась. Приятно, когда мужчина за тебя горой.
– Родная сестра, – сказала она и игриво потрепала его рукой по коротким волосам, не упустив возможности чмокнуть в чуть дряблую обвисшую щеку. Ей всегда не нравилось в более зрелых любовниках одно неприятное качество – уж слишком быстро они стареют и начинают надоедать.
Услыхав про сестру, он с минуту молча смотрел на нее. Уж не разыгрывает ли? Как дурак мчался, а она про сестру загибает. И он спросил:
– Ты чего, разыгрываешь меня?
В его глазах Кристина заметила некоторое разочарование. А пухлые, грубоватые пальцы уже расстегивали пуговицы на ее кофточке.
– Разыгрываешь, да? – повторил он свой вопрос.
Кристина покрутила головой.
– Нисколько. Ко мне приезжает сестра.
Он только хлопал глазами.
– Ну и что? Сестра. Подумаешь, делов-то…
Кристина прижала своим пальчиком его пухлые губы.
– Ты так и не понял, мой милый? – Она даже обиделась. Смекалкой ее любовничек никогда не отличался. Достоинство у него одно, под брюками. И то в последнее время оно стало его подводить.
– Не понял я. Объясни? – попросил он, стаскивая с нее лифчик.
– А чего тут объяснять. Она будет жить у меня. Значит, мы уже не сможем заниматься любовью так свободно. Разве ты это не понимаешь?
