Ознакомительная версия.
— Кому где стелить?
— Если надо будет, мы сами на втором этаже постелим. Но думаю, мы тебя не потревожим. Останемся все в бане ночевать. Места хватит.
— Так мне запирать дверь?
— Как хочешь. По-моему гроза начинается, — добавил Левушка, оглядывая небо.
На этом и расстались. Марья Ивановна со спокойной совестью улеглась в кровать. Это одно название — «баня», а на самом деле — моющий комбинат, каприз миллионера с сауной, парилкой, небольшим бассейном и двумя спальнями. Соседствующий с баней дом, в котором летом жила тетка то ли сторожихой, то ли домоправительницей, был куда скромнее.
Марья Ивановна уже не слышала, когда приехала Костикова машина. Пенсионерка спала и видела сны. Рядом, уютно выпростав морду из-под одеяла, почивал Ворсик. Марья Ивановна легла на первом этаже в спальне, которая формально принадлежала племяннику, но он почти никогда в ней ночевал. Вообще Левушка редко наведывался в свое загородное жилье, всего третий раз за лето прикатил. И в отпуск сюда не приедет. Понесет его нечистая в какие-то Канары.
Широкая итальянская кровать была очень удобной. Отличная придумка человечества — противорадикулитный матрас, так тебя всю объемлет, словно на воде спишь. Спальня была нарядно обставлена, и шторы, и вазы, и трехстворчатое трюмо все покупалось в дорогих магазинах. Импорт, одно слово, вот только была электропроводка своя, отечественная, а потому барахлила. Выключатель в спальне жил своей собственной жизнью. Щелкнешь кнопкой, а свет не зажжется. Потом подумает и спустя час вдруг и сработает, люстра вспыхнет, как иллюминация. Потом также по своему разумению без всякого чужого вмешательства свет погаснет. Давно починить пора, да все как-то не собрались.
Первый раз Марью Ивановну разбудила гроза. Молнии за окном так и полыхали, дождь лил ливмя. Она закрыла окно, задвинула шторы. Проделывая эти нехитрые действа, она с раздражением думала, что второй раз вряд ли так легко заснет. Помнится, она решила принять снотворное, которое лежало в ящике в трюмо. Вот тогда она машинально и щелкнула выключателем. Свет, естественно, не загорелся, Марья Ивановна выругалась в сердцах и без всякого снотворного легла в постель.
И как отрубило. Она и не слышала, как отгремел последний гром, гроза ушла за Калугу. А под монотонный сон дождя спится, как в детстве.
Второй раз в эту проклятую ночь она проснулась от яркого света. Все пять итальянских плафонов вспыхнули разом, саморегулирующий выключатель опять сработал в удобное для него время. Но не о выключателе подумала Марья Ивановна, открыв глаза. К своему ужасу она увидела склоненную над ней фигуру в плаще… а может не в плаще, а в балахоне или в блестящем черном дождевике рукава раструбом. На голове — шляпа — черная, широкополая. Видение продолжалось миг, ну разве что чуть-чуть побольше — раз, два, три… и свет опять погас. Дождевик и шляпу Марья Ивановна заметила боковым зрением, а четко она успела рассмотреть только руку с зажатым в ней пистолетом. Рука выпросталась из дождевика, запястье было крепким, пистолет — блестящим, лакированным, как рояль.
И все… свет погас. Нет, не все. Свет не погас, она просто закрыла глаза. Марья Ивановна закрыла глаза и почувствовала, как Ворсик выпрыгнул из-под одеяла. После этого раздался истошный крик, потом стук каблуков — незадачливый убийца стремительно мчался к выходу. Наконец стукнула входная дверь, и все стихло. Когда она открыла глаза, в комнате было темно.
Матерь Божья, что это было? Первое, что сделала Марья Ивановна, вскочив с кровати, кинулась в прихожую и заперла входную дверь. Но что толку ее запирать? У негодяя был ключ! Или не был? Бедная женщина никак не могла вспомнить, закрыла она дверь перед сном или оставила незапертой в ожидании Левушкиных гостей.
После этих стремительных телодвижений надо было сразу принять валидол. Но на это у нее не хватило сил. Марья Ивановна опустилась на лавку в прихожей, отдышалась и сразу стала воспроизводить в памяти происшедшее. Это было также сложно, как вспомнить последовательность сна. И столько же, сколько в сновидении, было смысла в этой истории. Естественно, убийца покушался на Левушку. Не на нее же! И ведь точно знал, мерзавец, где находится спальня хозяина. Вывод напрашивался сам собой — это был кто-то из своих. Из дачников или аборигенов.
Ну, вспоминай же, трусиха, что успела увидеть за эти три секунды? Лучше всего ей запомнилась рука с пистолетом, его рука в перчатке. Или без перчаток? Но почему именно — его рука? Может быть, это была женщина? Во всяком случае, шаги убийцы были легкими, поспешными… Мужики обычно так топают. И очень много волос на голове. Но пытайте ее, Марья Ивановна не могла вспомнить, были ли это выпростанные из-под шляпы лохмы или попросту борода. Если борода, то наверняка накладная. Когда убийца идет на дело, то лучшего маскарада, чем искусственная борода, не придумаешь. Но не исключено, что это никакая ни борода, а просто шарф. Правда, убийца мог надеть маску, но, говорят, маска мешает зрению. А он целился прямо в лоб. Если лоб на расстоянии полметра, здесь и в маске не промахнешься.
Теперь… шляпа. Она могла быть как мужской, так и женской. С широких полей ее капала вода. Почему она рассмотрела дождевые капли, но не запомнила лица, не удосужилась заглянуть убийце в глаза? Испугалась… да. Очень! Возникло подсознательное чувство, что если она взглянет ему в глаза, то он (или она) тут же выстрелит. Люди по-разному ведут себя при эмоциональном возбуждении. Это либо агрессия и крик, либо полное замирание, желание притвориться мертвым. Марья Ивановна пошла по второму пути, она как бы притворилась мертвой, потому и закрыла глаза.
Убийца испугался включенного света еще больше, чем Марья Ивановна. Разумеется, он решил, что кто-то вошел в комнату. Он же не мог предположить фокуса с выключателем. В ужасе он бросился бежать. Но почему он так истошно заорал?
У Марьи Ивановны мелькнула догадка. Она поспешила в спальную, зажгла настольную лампу. Так и есть. На кипенно-белом пододеяльнике виднелись бурые капли. Кровь! Верный Ворсик почувствовал опасность и в минуту эмоционального возбуждения пошел по первому пути. Он выбрал агрессию и бросился на защиту хозяйки. Мария Ивановна знала, как ведет себя ее кот, если в нем пробуждается боевой дух. Анне Васильевне — левый последний дом — он вцепился в ногу, и даже носок не помешал прочертить на икре две страшные кровавые борозды. А только и дел было, что Анна Васильевна замахнулась на Ворсика шваброй. Кот пугал ее кроликов, потому она и погнала его из сада. Ворсик не сразу стал отстаивать свои права на «гуляю, где хочу». Он выждал неделю, а потом и вцепился в беспечно вышагивающую ногу.
Скандал был страшный! Мария Ивановна потом наказала Левушке купить коробку хороших конфет. Анну Васильевну необходимо было задобрить, потому что именно у нее покупались молоко и сливки для этого полосатого поганца.
Мария Ивановна выглянула в окно. В бане шла своя жизнь, но свет в боковой спальне не горел. Видно, кто-то уже получил свою порцию пара и выпивки и теперь отправился на боковую. Часы показывали начало третьего.
Понимая, что не заснет, Мария Ивановна все равно легла в постель. Теперь ее мучила другая мысль. А ну как убийца-неудачник пробрался в баню и сделал свое черное дело. Правда, она не слышала выстрела, но его и невозможно было услышать в эту грозу. Утешать себя можно было только тем, что убийца не посмеет стрелять из пистолета на глазах Левушкиных друзей. И потом — кто же убивает в бане? Нет. Это совершенно невозможно!
Когда начало светать, Мария Ивановна готова было вскочить и мчаться в баню, чтобы проверить — не пострадал ли любимый племянник. Но на этот раз ее остановил уже страх, а чувство неловкости. Люди молодые, парятся они всегда с большим количеством спиртного. Их теперь не добудишься. Но есть в компании и разумный человек. Инка, конечно, дрянь, но она никогда не оставит дверь нараспашку.
Предлагаемые читателю события развертывались жарким летом в небольшом поселении, раскинувшемся на высоком берегу чистой и полноводной реки. Я употребляю термин поселение, поскольку затрудняюсь назвать этот населенный пункт дачным поселком, равно как и деревней. Это именно поселение — симбиоз, естественное слияние города с деревней.
На высоком берегу реки Угры произошло то, о чем мечтали большевики. А произошло это потому, что деревня к описываемому времени совершенно умерла. Остались только развалины когда-то гордого собора, обширное кладбище, которое неуклонно пополнялось новыми могилами, покойников сюда везли со всей округи, и пять домов бывших колхозников. Вот к этим кривым, косым, щелявым домам и приткнулись горожане-москвичи.
Место это, называемое Верхним Станом, отличалось удивительной живописностью. Берег, который спускался к реке пологими уступами, зарос пахучими травами и удивительной крупности ромашками. Подножье угора с одной стороны окаймлялось ручьем. Вдоль ручья раскинулись совершеннейшие джунгли, а выше, там где обнажились рыжие валуны известняка, в каменистую почву вцепились корнями вековые сосны. В бору и по сию пору не вытоптаны разноцветные мхи, а маслят по хорошей погоде столько, что ногу негде поставить. По левую сторону угора тянуться вдоль реки дубовые и березовые рощи, перелески образуют круглые поляны, на вырубках тьма земляники. Рай, одним словом.
Ознакомительная версия.
